Неопределенность социально-экономической, политической и культурной ситуации в современной России породила множество прогнозов относительно ее будущего как со стороны отечественных, так и зарубежных специалистов — философов, политологов, социологов, культурологов, историков. Дальнейшая эволюция Российского государства чаще всего рассматривается с позиций двух противоположных историософских концепций — финалистско-универсалистской, провозглашающей неизбежное окончательное торжество либеральной демократии западного типа, или же локально-цивилизационной, предполагающей существование и развитие в России самобытного, отличного от других, типа цивилизации.
Данные подходы, несомненно, испытали на себе влияние развернувшейся в последние годы дискуссии о «конце истории» или «грядущем столкновении цивилизаций». Однако эти посылки не новы для отчественной историософии. Дискуссии о российском пути велись и раньше. Наиболее ярким их выражением стала идейно-теоретическая полемика между «западниками» и «славянофилами» в середине XIX столетия. Уже тогда русское западничество видело в Европе общественный идеал, который имеет общечеловеческую значимость и потому должен стать ориентиром для России и для остального мира. Славянофилы, особенно представители «позднего славянофильства» (Н. Данилевский, К. Леонтьев), отрицали общечеловечность» западной, «романо-германской» цивилизации, утверждая, что «прогресс состоит не в том, чтобы все идти в одном направлении, а в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, исходить в разных направлениях» (Н. Данилевский). Их позиция — убежденность в существовании отличных друг от друга культур (цивилизаций, культурно-исторических типов), локализованных в пространстве и во времени. Логическим завершением данного подхода было допущение возможности конфликта различных культур (цивилизаций), имеющих разные религиозные, нравственно-этические, ценностные основы. Так, Данилевский высказал в конце прошлого века предположение о будущем военном столкновении романо-германского и славянского миров.
Каждая из упомянутых возможностей, будучи реализованной, содержит негативные следствия. В первом случае — это утрата « цветущей сложности», потеря национально-культурной самобытности народов России, превращающихся в однообразную, унифицированную массу «общества потребления». Во втором — почти неизбежная конфликтность, которая может разорвать многонациональную Россию изнутри, где линии конфликтов совпадут с линиями цивилизационных разломов.
Попыткой найти и теоретически обосновать среднюю линию, «третий путь» для России стала концепция евразийства, с которой выступила группа русских ученых-эмигрантов в середине 20-х годов нашего столетия. Евразийцы видели свою задачу в снятии крайностей универсалистского и цивилизационного подходов. К ним как нельзя более обращены слова Н. Бердяева о том, что исторической миссией России является духовный синтез Востока и Запада. Культурно-историческое своеобразие России евразийцы видели в том, что она не может определяться ни исключительной принадлежностью к славянскому миру, ни принадлежностью к европейскому миру. Источник своеобразия кроется в таком сочетании в русской культуре «европейских» и «азиатско-азийских элементов», которое позволяет ей сохранить самобытность и отдельность от других культур и одновременно устанавливать прочные связи с «широким и творческим в своей исторической роли миром культур «азиатско-азийских» (П. Савицкий). И, добавим, предотвращать столкновения различных культур внутри России.
Оптимистический пафос идеологии евразийства обусловил ее живучесть и частое обращение к ней современных исследователей. Целый ряд специалистов (Л.Н. Гумилев, В.В. Ильин, А.С. Панарин, Э.А. Поздняков и др.) считают, что именно здесь найдено наиболее верное отражение российской действительности и сформулирован оптимальный путь ее дальнейшей эволюции.
Добавить комментарий