От мифологического пространства Кассирера к пространствам современной культурологии

«Философия символических форм» Э. Кассирера — выдающееся произведение ХХ века, представляющее собой философское основание культурологии. Переведенное на русский язык лишь в 2002 г. оно не могло оказывать прямого воздействия на развитие советской и постсоветской философии. Однако подспудное влияние безусловно существовало. Мы хотим обратить внимание на то, что оно сказалось на культурологических штудиях двух выдающихся советских исследователей: Ю.М. Лотмана и В.Н. Топорова. Обосновать наличие подобного влияния, непросто хотя бы потому, что ссылаться на буржуазного философа было «не в моде». Для этого необходимо обращение к интертекстуальным (компаративистским) методам.

В своих работах Ю.М. Лотман ни разу не упомянул Э. Кассирера. Не сделал он этого и в итоговой книге [6], содержащей раздел «Символические пространства», названный прямо по Кассиреру. Существенным вкладом Ю.М. Лотмана принято считать введение им в 1965 г. концепции «географического пространства» [5].

Несколько проще обстоит дело с известной работой 1983 г. В.Н. Топорова, в которой он позволяет себе сослаться на немецкого философа [7, 233], хотя и по второстепенному поводу. Центральным в работе В.Н. Топорова является концепт «мифопоэтического пространства».

По нашему убеждению, «географическое пространство» Ю.М. Лотмана, и «мифопоэтическое пространство» В.Н. Топорова является аналогами (парафразой) «мифологического пространства» Э. Кассирера. Проведем ключевые сопоставления указанных конструкций (выделения полужирным шрифтом наши — В. К).

Глава «Основные черты морфологии мифа. Пространство, время, число» второго тома [2] начинается подчеркиванием различия между «мифологическим пространством» с одной стороны и «пространством восприятия», и «пространством чистой математики» с другой. [2:99]. Мифологическое представление о пространстве является «качественным и конкретным, а не количественным и абстрактным» [2:121]. Для «мифологического пространства» главным оказываются привходящие обстоятельства — наличие у него дополнительных «оттенков» [2:100], «акцентов», значимостей [2:93],

В.Н. Топоров предпринимает попытку дать определение «мифопоэтического пространства». Это «особое пространство», которое соответствует текстам «усиленного» типа: «художественным, некоторым видам религиозно-философских, мистических и т.п.» [7:229]. Однако этот круг текстов весьма размыт, о чем красноречиво свидетельствуют обороты «некоторый», «и т.п.». Зато понятен выбор самой конструкции «мифопоэтический», первая часть которой отвечает художественным текстам, вторая — религиозно-мифологическим. Вместе с тем неясно, почему расплывчатой совокупности текстов соответствует «мифопоэтическое пространство» в единственном числе?

Логическая недостаточность определения компенсируется пафосом: указанное построение признается «пространством Авраама, пространством Исаака, пространством Иакова, а не философов и ученых» [7:229]. Заметим, что противопоставление своего детища научному сообществу для автора статьи в академическом издании довольно странно. Мифопоэтическое пространство оказывается «сильнее» пространства профанического. К последнему типу относятся «бытовые, геометрические, физические и т.п.» [7:284].В то же время категория пространства признается «одним из важнейших элементов мифопоэтической архаичной картины мира» [7:229].

Необходимо заметить, что термин структура употребляется В.Н. Топоровым не строго, скорее, в духе Хайдеггера, чем структурализма. Симптоматично и уравнивание пространства с «сакральным полем». Фактически, автор все время говорит именно о сакральном, ценностном поле, а не о пространстве.

К основным элементам мифопоэтического пространства В.Н. Топоров причисляет центр и путь [7:229]. Здесь непонятно, что подразумевается под «элементом» пространства? В математике, под элементом пространства подразумевают просто его точку.

От структуры перейдем к проблеме модели. «Собственное тело везде образует первичную модель начальных примитивных исчислений» [1:160], «человек пользуется им как моделью, строя по его подобию весь мир. Тело служит человеку первичной сеткой координат» [1:140] — Говоря о коде, с помощью которого описывается (моделируется) Вселенная, В.Н. Топорова признает, что «роль источника должна быть отдана человеку и его телу. Именно по этой модели мифопоэтическое сознание первоначально строило описание Вселенной» [7:244].

«Человеческое тело, его члены являют собой координатную схему, на которую переносятся все прочие пространственные различия» [2:105] — «человеческий организм (тело) и его функции <…> образуют основу архаической классификации» [7:245]. Миф представляет себе целое «по образу и подобию человеческого тела и его строения» [2:105], «Мир создан из частей человека» [2:106] — «части тела Первочеловека в известной мере выступают как перевод значения соответствующих частей макрокосма» [7:255].

Сравним сказанное с моделированием культуры Ю.М. Лотманом: «возникают различные типы антропоморфизма мира, например представление о том, что мир, разделенный на организованную (космическую) и неорганизованную (хаотическую) сферы, в целом изоморфен человеку, который также включает в себя эти две стихии» [4, 399].

Следующие идеи Э. Кассирера — «существует не только мифологическая «анатомия», в которой определенные части человеческого тела эквивалентны определенным частям мира, но и мифологическая география и космография, в которых строение земли описывается и характеризуется соответственно тем же основным представлениям» [2:107], «пространственная опосредованность порождает духовную опосредованность, сведение всех различий в единое целое, в единый мифологический чертеж мира» [2:107] — были подхвачены Ю.М. Лотманом:

Понятие географического пространства принадлежит к одной из форм пространственного конструирования мира в сознании человека <…> земля как географическое понятие одновременно воспринимается как место земной жизни (входит в оппозицию «земля/небо») и, следовательно, получает не свойственное современным географическим понятиям религиозно-моральное значение. Эти же представления переносятся на географические понятия вообще: те или иные земли воспринимаются как земли праведные или грешные. Движение в географическом пространстве становится перемещением по вертикальной шкале религиозно-нравственных ценностей, верхняя ступень которой находится на небе, а нижняя — в аду».

Идея особой маркированности пространства изначально принадлежащая Э. Кассиреру: «Характерный мифологический акцент «священного» и «профанного» распределяется среди отдельных отдельных областей и направлений различным образом и тем самым придает им определенный мифологически-религиозный облик» [2:112], «каждая отдельная часть пространства населена реальными и судьбоносными силами, несущими благословение или проклятие» [3:124].

Эта идея всецело воспринята В.Н. Топоровым, который в отличие от Лотмана, говорит о «гуманизации пространства, насыщения его антропоцентричными элементами, «заражение его духовностью» » [7:273]; основные параметры пространства задаются расположением наиболее сакральных объектов [7:242], «элементы пространства получают свое мифопоэтическое значение» [7:243].

Литература

  1. Кассирер Э. Философия символических форм. Том 1. Язык. М.; СПб., 2002.
  2. Кассирер Э. Философия символических форм. Том 2. М.; СПб., 2002.
  3. Кассирер Э. Философия символических форм. Том 3. М.; СПб., 2002.
  4. Лотман Ю.М. О метаязыке типологических описаний культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллин,1992. Т.1.
  5. Лотман Ю.М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллинн,1992. Т.1.
  6. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек — текст — семиосфера — история. М.,1996.
  7. Топоров В.Н. Пространство и текст. // Текст: семантика и структура. — М., 1983.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий