В современных условиях актуальна практика синтеза различных теоретических дисциплин, порождающего нередко своеобразные интеграционные формы и неожиданные аналогии. Вместе с тем это позволяет обнаружить и даже исследовать традиционные предметы с новой точки зрения. Тем более, что в «переходный период», открывающий простор для псевдоноваторов, нередко происходит пренебрежение научными традициями и апробированными методами концептуального анализа.
Менталитет, ментальность производится от латинского mens, ум, мышление, образ мыслей, душевный склад, и означает [240] глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное. Как отмечает В.П. Визгин, ментальность — это совокупность установок и предрасположенностей индивида или социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определенным образом 1. Она формируется в зависимости от традиций, культуры, социальных структур и всей среды обитания человека и vice versa, выступая как порождающее сознание, как подозреваемый исток культурно-исторической динамики. Ментальность локализуется между малозависящим от действительной истории «коллективным бессознательным» с его «архетипами» (Юнг) и исторически лабильными «формами общественного сознания» (марксизм).
Благодаря представлению о ментальности происходит выход за границы отождествления сознания с знанием и разумом и предпочтения когнитивно-письменной культуры перед всеми остальными, свойственные Просвещению и классическому рационализму XIX в. Интенция (лат. стремление) концепции ментальности характеризуется отказом от линейно-прогрессистского видения истории и европоцентризма, хотя последнее проявляется скорее как собственно интенция, нежели состоявшийся эффект. Фиксируя устойчивую настроенность внутреннего мира человека, сплачивающую, его в социальные группы и исторические общности, — отмечает В.П. Визгин, — ментальность служит средством анализа и объяснения в гуманитарном знании, особенно в той мере, в какой его предмету присуще историческое, т.е. динамическое измерение. В конкретных исследованиях различают детскую, национальную, тоталитарную, европейскую, африканскую, бюрократическую, средневековую и др. ментальность. Природное и культурное, рациональное и эмоциональное, сознательное и бессознательное, индивидуальное и общественное — все эти оппозиции «пересекаются» на уровне ментальности, растворяясь в ее структурах.
Вместе с тем следует отметить, что для экономической и предпринимательской сферы употребление термина «ментальность» остается социально-научно и психологически иррелевантным. Мир ментальности осознается и рационализируется выборочно, связывая науку, философию, политическую идеологию, религию — высоко-рационализированные формы сознания — с миром бессознательных структур, с неосознаваемыми культурными кодами, определяя тем самым образ целостной жизни человека. Между тем, интерсубъективность, [241] фактически, присуща и теоретическому и обыденному экономическому дискурсу. Маркитант на финансовых и товарных рынках «изобретает» алхимию предметов, не имеющих бытия, но имеющих характеристики. Так, продавая пшеницу и покупая сталь, купец инновациирует фантастическую технологию превращения пшеницы в сталь.
Термин «ментальность» встречается уже у Р. Эмерсона (1856), и в качестве понятия получил развитие у М. Пруста, отмечавшего его новизну, и пытавшегося описать связанные с ним феномены. В исследовании Леви-Брюля “La mentality primitive” (1922), представлено различение двух типов ментальности — дологической и логической, с несоизмеримыми традициями мышления: «законом партиципации» и законом противоречия, что относимо к европоцентризму. Французский историк Ж. Лефевр ввел представление о «коллективной ментальности», рассматривающее психологию масс, поведение которых, особенно в кризисную эпоху, нельзя объяснить без учета ее структуры, предстающей для Лефевра как своего рода биологически обусловленные константы. Школа «Анналов» (Л. Февр, М. Блок) лишает понятие ментальности биологизированного истолкования. Отталкиваясь от работ А. Валлона и Ш. Блонделя, были разработаны контуры исторической или социоисторической психологии, развитой впоследствии И. Мейерсоном, 3. Барбу и др.
В исторических реконструкциях ментальность обнаруживается прежде всего как причина «отставания» или «сопротивления» переменам в социополитической и идеологической сферах (инерция ментальности). Она изменяется медленнее, чем материальное окружение и социальные институты. Ментальные структуры, таким образом, служат одновременно и продуцирующим основанием и препятствием для исторического движения, благодаря чему оно приобретает неповторимый, уникальный характер. Классическими образцами реконструкции ментальности различных эпох являются работы нового поколения школы «Анналов». Концепция коллективной ментальности, сложившаяся в историографии и социально-исторической психологии (Ж. Ле Гофф, Р. Мандру, Ж. Дюби, Хейзинги, Ж.-П. Вернан, Л. Франкастель, Э. Панофски) имеет свои аналоги в таких конструкциях, как, например, понятие «социальный характер», предложенное Фроммом в работе «Бегство от свободы» (1941). Взаимодействие социальных, экономических и психологических [242] факторов представляет модель двойных связей, согласно которой социально-экономические и политико-идеологические мотивы активности людей рассматриваются при условии их «резонанса» с социопсихологической аурой, в которой они действуют. Иными словами, рацио структурировано, по выражению В.П. Визгина, как жизнеспособное образование на матрице социально значимой эмоцио. Благодаря этому подходу в гуманитарном знании становится новая методологическая атмосфера. Она ограждает от редукционизма как со стороны позитивизма, так и со стороны «экономизма», и намечает продуктивные междисциплинарные синтезы, вводя в исследования семиотический подход и лингвистические модели. Однако в той мере, в какой структурализм переходит в постструктурализм, отношение к понятию ментальности меняется. Это ясно прослеживается у М. Фуко, выдвинувшего понятие «эпистема», — интеллектуальную проекцию структуры ментальности соответствующей эпохи. Соответственно, позитивное употребление понятия ментальности сменяется негативным к нему отношением. «Суверенность коллективного сознания» как объясняющий принцип, содержащийся в некоторых концепциях ментальности, отвергается, т. к. этот принцип заведомо унифицирует само по себе рассеянное и раздробленное поле истории, вносит презумпцию «антропологического субъекта» и «исторического сознания», на которые произвольно нанизываются факты. Это вызывает в свою очередь реакцию отрицания, — перенос акцента с «психологии» на «дискурс» как практику, истолковывая последнюю в десубъективизированном смысле. Однако преувеличивать этот разрыв не следует, поскольку настоятельна склонность к всеобъемлющему синтезу наук о человеке в рамках преображенного знания. Причем парадоксальность состоит в том, что подобным образом вносится как раз аналитическое разнообразие и дискретность в тотализирующие и континуализирующие посредством тавтологии социальное знание концепты «духа», «индивида», «сознания».
Традиции применения «ментальности» в гуманиторологии подсказывают тенденции её познавательного функционирования в экономическом знании. Прежде всего необходимо отметить, как замечает А.К. Бондарев, а-логическую ситуацию, к которой относится взимоотношение экономического мышления и предпринимательства 2. На самом деле, одновременно наблюдается экономический «империализм», восходящий к австрийской школе и завершающийся [243] убеждением Г. Беккера о всеобщей грамматике гуманитарного знания, базирующейся на микроэкономической методике и разочарованность в эвристике экономического знания для предпринимательских задач, отраженная названиями — «чума экономистов», «шарлатаны или чудаки», «бизнес без экономистов» и т. п. 3. По оценке многих специалистов, в экономической науке нет недостатка в легковесных теориях. Политики, предприниматели, сами экономисты часто делают заявления, которые не имеют ничего общего с содержательным экономическим анализом. В соответствии с микроэкономическим анализом, высокое предложение, конкуренция и следовательно, низкие цены на экономические знания, обусловливают их невысокую ценность 4. Экономической науке, как и всякой организации, свойственны бюрократизм и догматизм («дискурс Хозяина» Лакана), и понятен Ницше, не советовавший «ходить в науку» творческой личности…
Во-вторых, конкретизируя момент организации, следует отметить, что анализ ментальности в сфере экономики и предпринимательства связан с неоднородностью современного «main stream» экономической методологии. Так, дискурс экономической ментальности может вестись, в частности, в рамках неоклассической экономической теории, неоинституционального подхода, неоавстрийской модели, радикально-субъективистской школы и т. д.
В отечественной практике сегодня доминирует технократический подход, подкупающий здравомыслием и простотой, о которой, видимо, не все слышали, что она — «…хуже воровства». Развитие социальных технологий в образовании связывается с одним из наиболее обнадеживающих направлений гуманизации и фундаментализации высшего образования. Социальные технологии представляются как синтез информационных, деятельностных и организационных программ. Он осуществляется, как отмечают В. Взятышев и Л. Романов, с целью перенесения акцента на социальную сущность человека как фокус общественного развития 5. Реализация определяющей роли человека может происходить главным образом через систему образования (не говоря о здравоохранении, здоровом образе жизни и питания). Для выполнения этой роли она должна быть ориентирована на подготовку к будущей деятельности. Организационно-структурные элементы университетов должны в связи с этим реализовать идеи интеграции технического, естественнонаучного и гуманитарного знания, культур Запада и Востока.
[244]
Современная экономико-политическая ситуация в России создает потребность в менеджерах, новых управленческих кадрах. Большое внимание подготовке управленческих кадров для экономики уделяется в СПБГУЭФ, студенты которого были привлечены к социологическому обследованию под руководством И.В. Андреевой, выявившему некоторые особенности и проблемы в их подготовке, а также их отношение к учебному процессу и его результатам.
Одной из задач исследования ставилось выявление показателей интеллектуального потенциала экономиста (ИПЭ). К наиболее важным критериям ИПЭ студентами были отнесены аналитические навыки (72%), гибкость мышления (64%) и теоретическая подготовка, т.е. качества, формируемые непосредственно в процессе обучения в университете. Высоко оцениваются студентами такие критерии, как личностные качества (52%) и знание иностранных языков. Опрос показал, что качества, необходимые будущим экономистам, в процессе обучения формируются достаточно успешно. Так, к числу пяти наиболее важных качеств, выработанных ими в процессе обучения, студенты отнесли следующие: самостоятельность, общительность, ответственность, гибкость поведения, эмоциональная стабильность. Отметим, что особое место занимают интеллектуальные качества. Представляется положительным фактом, что высокую оценку респондентов получает гибкость экономического мышления. Исследования показывают, что этот вопрос не столь однозначен, особенно в кросс-культурном измерении, когда фиксируется высокая ригидность мышления и деловой практики, свойство мыслить в соответствии с принципом «или — или», определенных этнических групп. Между тем, для рыночной деловой ментальности, как справедливо отмечает А.К. Бондарев, характерна способность со специфичным диагнозом: соединять в уме две противоположные идеи и при этом не терять способности действовать и готовности менять стратегию 6. Среди качеств, в значительной мере обусловливающих профессиональный успех, называется коммуникабельность — общение, искусство убеждения (64%). В соответствии с одним из постмодернистских направлений экономической теории Мак-Клоски — Кламера, «риторического», в профессиональной экономической деятельности повышается значение древнего искусства убеждать, а следовательно, как представляется — доминировать, лидировать. Лидерские качества, безусловно, должны целенаправленно формироваться в высшей школе, поскольку менеджер — [245] это субъект, который не только создает новое предприятие, он активно творит, меняет социальную среду, систему ценностей, общественную структуру. Это люди, двигающие жизнь, преобразующие мир. Они всегда стремятся сделать то, чего раньше не было. При этом они несут ответственность за предприятие, которое создано, за людей, за рабочие места 7.
Несмотря на определенный конфликт между поведением субъектов обучения и организацией и практикой реализации учебного процесса, динамика формирования профессиональных качеств и навыков будущих экономистов отличается позитивным характером. Так, к концу обучения в Университете у студентов вырабатываются такие качества, как самостоятельность, общительность, ответственность, гибкость поведения, эмоциональная стабильность. К последнему курсу студенты, по собственным оценкам, обладают по сравнению со вторым курсом в большей степени абстрактным мышлением, большей эмоциональной стабильностью, доминантностью. Это, действительно, необходимые качества, поскольку самой большой загадкой остается мотивация инвестирования, которую сам Дж.М. Кейнс склонен был рассматривать как каприз предпринимателя (“animal spirit”). Тем более что сам Й. Шумпетер догадывался о сходстве предпринимателя и «идиота» Достоевского, инакомыслящего иррационалиста, поступающего «вопреки» общепринятому благоразумию окружающих и без гарантий успеха, основываясь на самых общих принципах хозяйственного бытия и человеческой природы: как начать дело, когда рядом преуспевающие конкуренты; производить ли новый товар, если на 1 успех приходится 10 провалов; зачем и что менять в кризисной компании.
С другой стороны, исследование позволяет отметить ряд негативных моментов. Так, к пятому курсу повышается тревожность, радикализм, нервозность, снижение дисциплинированности, что входит в конфликт с положительными тенденциями роста самостоятельности, порождая в сочетании с перечисленными негативными свойствами кризис идентичности и создавая проблему адекватности самооценки.
Анализ динамики профессиональных качеств предполагает исследование как формирования профессионального потенциала, так и его сохранения. Наиболее рациональными путями сохранения и воспроизводства интеллектуального потенциала признается постоянная практика (88%) и изучение новых тенденций в сфере [246] полученной специализации. Представляется, что такая оценка отражает ментальность, характерную для текущего переходного состояния экономики, в которой нормативная (институциональная) база отстаёт, усиливая стихийный характер хозяйственных процессов.
Другая проблема в подготовке экономистов состоит в том, что имеет место стереотип как студента, так и профессора, что теория не поспевает за практикой. По оценке респондентов, на первое место среди основных проблем в подготовке экономистов отводится недостаточной практической подготовке, а отсюда ощущаемое несоответствие теории и практики. Значимость этой проблемы особо подчеркивалась на конференции Ассоциации менеджеров «Кто управляет российскими компаниями сегодня», состоявшейся 28 июня с.г. в Москве 8. Многие участники говорили о том, что большинство образовательных учреждений не дают достаточных знаний, и особо подчёркивали, — навыков для практического применения. По результатам исследования «Социальный профиль российского менеджера», в качестве основного источника профессиональной подготовки 81% менеджеров-практиков указали на практический опыт и только 7% назвали российскую бизнес-школу. Одним из наиболее эффективных способов решения этой проблемы, продиктованных традиционным «хотением как лучше», прозвучало предложение менеджерам-практикам участвовать в процессе преподавания бизнес-дисциплин, простимулированное казалось бы здравомыслящим намеком, что такая практика позволит одновременно рекрутировать наиболее талантливых студентов в свои компании, — будто бы элитарность является гарантией делового успеха. Последнее не является результатом рыночного автоматизма и требует воздействия образовательных и воспитательных институтов.
Сожалея о непреходящих различиях между Кембриджской и Чикагской экономическими школами, факт которых ни во что не позволяет уверовать, нельзя все же не вспомнить о «гипотезе отбора» (screening hypothesis), согласно которой образование играет незначительную роль в повышении производительности труда. В ее свете образование рекомендуется рассматривать в качестве фильтра для выявления умственных способностей, настойчивости и мотивации. Образование не обеспечивает квалификацию, а скорее удостоверяет «обучаемость». В связи с этим социальные доходы от образования ниже частных, в результате чего в ПРС (промышленно развитых странах) номинальная оплата труда профессора немногим [247] выше пособия матери-одиночки. Итого, “yes!”… — производительность приобретается на рабочем месте.
Тем более что в условиях асимметрии информации управление — организация, планирование, координация, — не становится деятельностью, основанной на науке. Непосредственному взгляду на нее открывается полуорганизованный хаос: сбитые с толку подчиненные, неясные цели, завал входящих бумаг, звонящие телефоны, невежество во многих областях, плохо организованные заседания и частые заминки в делах. По свидетельству одного из филиалов консультационной фирмы Mac-Kinsey, негативные черты в одинаковой степени типичны и для успешных и для неудачливых корпораций, фирм и государств: важнейшие решения запаздывают на месяцы, а то и годы; управляющие не задумываются над долгосрочными последствиями и большей частью выступают в роли пожарных. Поэтому необходимость осуществления рыночного дискурса и недостаточность чисто формального подхода в рыночной экономике пронизывает все уровни национального и интернационального хозяйства, включая отдельную компанию, и концентрируется в потребности бухгалтерской революции.
Понимание приходит от маркиза де Сада, без лишних слов заметившего в «Жюльетте», что предмет и его восприятие, или наше о нём представление — совершенно разные вещи. Следовательно, экономико-бухгалтерская рефлексия направлена не на изучение данных о состоянии предприятия, а на познание его методологии на основе признания того, что предметом анализа является не сама вещь, которая скрыта за отчетностью, а то, как она воспринимается. Подобная эпистемология питает представления о бухгалтерском учете, основанном на понимании альтернативной стоимости, предельных издержках, частной калькуляции. А эти данные являются предметом диалога, поскольку основаны на субъективных представлениях о соотношении постоянных и переменных издержек, по которому на одном и том же предприятии (или по одному и тому же инвестиционному проекту) будут неодинаковые представления у различных производственных служб, не говоря уже о несоответствии долгосрочных и краткосрочных горизонтов дисконтирования. В свою очередь, традиционная дигитализация хозяйственного мышления плохо согласуется с представлением о конкуренции как сотрудничестве. Между тем, в условиях интернационализации рынков, интенсивного использования информации и портфелей технологий [248] успех конкуренции основывается на нахождении новаторских путей кооперирования и сотрудничества, когда проблемы диалога и аргументации актуализируются. Интегрированная система калькуляции затрат не сводится к обновлению их измерения, а представляет собой концепцию организации хозяйственных процессов. Традиционная система основана на представлении, что совокупные издержки производства представляют собой сумму издержек по отдельным операциям. Однако с точки зрения управления конкурентоспособностью и прибыльностью производства важна стоимость всего интегрированного процесса как единого целого. Эта парадигма предполагает способ коммуникации, в котором сталкиваются различные высказывания, явным или неявным образом содержащие притязания на общезначимость (дискурс), и способность достижения единства формально-рациональных процедур аргументации и ценностных суждений, логическое, формализованное исчисление которых остается нерешенной до конца научной и дидактической задачей.
Неудивительно, что проведенные в рамках данного обследования опросы студентов демонстрируют наличие высокой значимости межличностного общения студентов. С одной стороны, это соответствует университетскому бытию как свободной корпорации гражданского общества, о котором хранятся легенды, что когда-то в Великобритании выпускник университета имел на выборах два голоса. Вместе с тем, может показаться, что это указывает на существование межкафедральной раздробленности и дублирования дисциплин. В действительности же неполнота рыночной информации повышает значимость таких свойств как ожидания, предчувствия, интуиция, которые в условиях, когда невозможно максимизировать целевую функцию, провести ранжирование и отбор, обеспечивает лишь «ограниченную рациональность» (Г. Саймон), обусловливая принятие всего лишь удовлетворительных, но не оптимальных решений в отношении, например, создания, конструирования новых моделей поведения, товаров, организации производства. Соответственно, никуда не денешься, — возникают дидактические проблемы. Между тем это не означает, что отрицаются возможности рационального обоснования хозяйственно-экономической политики и стратегии.
Литература
[*] См.: Современная западная философия: Словарь. М.: ТОН. Остожье. 1998. С. 249.
[*] См.: Бондарев А.К. О «наших» экономических университетах: проблемы взаимодействия экономической науки и предпринимательства. МОСТ. Информ.-аналит. журнал для промышленников. СПб. 2000. Февраль. С. 11.
[*] См., напр.: Postan М.М. Plague of economists // Encounter. 1968. Vol. 80. N 1; и тридцать лет ничего не изменили: Middleton R. Charlatans or Saviours? Economists and the British Economy from Marshall to Meade. Chaltenham., U.K. and Northampton, Mass.: Edward Elgar, 1998; Hudson W.J. Bussines without economists. Chicago etc. 1995. и др.
[*] См, напр.: What Do Economists Know? New Economics of knowledge / Ed. By R.F. Garnett.L.; N.Y.: Routledge. 1999.
[*] См.: Взятышев В., Романов Л. Социальные технологии в образовании — Высшее образование в России. 1998. №1.
[*] См.: Бондарев А.К. Модель экономического сверхчеловека в методологии хозяйственного творчества. — Проблемы научного и технического творчества и системы культуры: Докл. и тез. научн. конф. Спб. 2000. С. 90.
[*] Менеджеры преобразовывают общество — Ведомости. 2001. 12 июля.
[*] Там же.
Добавить комментарий