С недавних пор часто заходит речь об особенности виртуального произведения искусства, чей способ существования, с одной стороны, не сводимы ни к каким иным способам, какое онтологическое предопределение они бы не имели, а с другой стороны, уникальным, что, видимо, кажется невероятным, заново подчеркивают или, если позволительно будет так выразиться, фокусируют собственный смысл как виртуального (причем когда в фокус попадает также и общий смысл реального, поскольку последнее отнесено к виртуальному и поскольку через виртуальность из последующего могут быть раскрыты — зачастую образцово — изменеия в определениях самой реальности), так и общий смысл произведения искусства. В данной определенности произведение искусства способно обладать характеристиками, которые могут без предварительных оговорок раскрыть основные бытийные черты того, что именуется виртуальным произведением искусства, а через то смысл виртуального и искусного вообще. Для их фиксации достаточно самой возможности (виртуальности) виртуального (возможного) произведения искусства.
Эти черты образуют также в первом приближении онтологичесий статус произведения искусства, поскольку оно только возможно (виртуально) в самом широком смысле. И, как это ни странно, таковое в этом отношении оправдывает само себя. Во- первых, несмотря на то, что, как казалось бы, данное в нем должно репрезинтировать нечто помимо того, что именно дано. Так произведение виртуальной живописи в первую очередь может показаться только копией, представляющей либо оригинальное произведение художника, предположим, на материально существующем холсте, либо не менее оригинальный его замысел, который вообще может не существовать в так называемой реальности, помимо виртуальности, причем и то, и другое так же способны в свою очередь нечто представить, что-то сущее только в реальности. Но рассматриваемое здесь как раз дистанцируется от всего этого. И хотя оно вовлечено в совокупность виртуальных связей, оно само ни к чему [143] не отсылает, ни к чему, кроме собственной виртуальности. Последней, поскольку она именно виртуальность именно произведения искусства, достаточно, чтобы обеспечить собственную реальность: возведение реального в виртуальное — вот онтологическое задание виртуального произведения искусства, осуществляемое тем, что в нем и посредством него, безотносительно к тому, налично оно или нет, виртуальное как таковое уже есть реальное.
Но все же не стоит, умиляясь, абсолютизировать эту самостоятельность и независимоть виртуального произведения искусства, коль скоро в качестве виртуального оно реально. Как таковое оно не соотнесено с тем, что имеется в онтологическом смысле вообще, и стало быть, его онтологический статус не ясен. (Пока в пункте II. намечено только специфическое задание статуса.) Изъяснить этот статус можно только при помощи того, что сообщает ему его виртуальность. Не приводя оснований, быть может необходимых здесь, скажем, что бытие виртуальному произведению искусства — вне зависимости от соотношения виртуального и реального, то есть бытия в его особом смысле наличия — сообщает включенность в контекст, который как таковой имеется как заранее наличествующий или же непосредственно предвоспроизводимый, в которм оно оговорено как виртуальное произведение искусства.
Так виртуальному художнику уже нет необходимости самому создавать оригинал — материальный или в узком смысле виртуальный — своего полотна, ему достаточно поделится замыслом по этому поводу с приятелем, чтобы виртуально — в широком смысле — уже существовала.
Таким образом, необходимым и достаточным условием бытия виртуального произведения искусства является контекстуальный минимум, а соответствующим способом его бытия — наиболее полная и доступная контекстуальная тотальность, или, если учесть насколько указанная соответственность благоприятствует ему как произведению искусства, контекстуальный оптимум.
Если исходить в понимании виртуального произведения искусства из вышеизложенного, то окажется, что преобразуется сам смысл произведения искусства вообще, которое сводится теперь к перенесению заданных контекстуальностей, независимых и от носителя их, и от того, что именно способны эти контекстуальности утверждать.
Тем самым, если идти от последнего, во-первых, утверждается сама фигура художника как создателя носителя того, что как возможное еще только будет в том или ином контексте оговорено. Его место теперь занимает тот, кто владеет носителями: соответственно, виртуальным виртуозом будет тот, кто владеет максимумом контекстов.
(Если представить себе некую гипотетическую Академию Виртуальных Искусств, то она будет образовывать именно таких виртуальных владельцев виртуального дискурса: музыкантов, не владеющих ни одним инструменом, но зато прекрасно знающих, скажем, историю всего того, что когда-либо [144] о музыке говорилось, живописцев, мастерские которых будут больше похожи на салоны и литераторов не смыслящих ни в чем, кроме риторики.)
И обратно, во-вторых, когда художниками становятся носители виртуальных дискурсов и только они, само произведение, которое было бы тем, что оно есть только после возможной интерпретации, упраздняется, так как за интерпретацией собственно ничего не следует, кроме бесконечности рядов других интерпретаций, что и составляет производимость виртуального произведения.
Далее это устранение — в своем формальном аспекте — происходит еще и потому, что виртуальное произведение искусства обнаруживает себя все же как произведенное (скрещение носителей) в произведенном (самих носителях, независимых от этого пересечения), то есть как искусственное в искусственном.
Тем самым, именно искусственность в виртуальности и упраздняется, и произведение виртуального искусства к безыскусности независимости (см. пункт II.), стирая грани искуственного и неискуственного вообще и осуществляя высший бытийный замысел всякого произведения искусства: редукцию реального к виртуальному.
Из этих черт онтологического статуса виртуального произведения искусства получаются и более тонкие его характеристики, отличающие его уже в художественном отношении. К ним, не оговаривая их генезиса, можно отнести следующие:
Локализация в пространстве виртуального (пересечение контекстов). При этом как сама эта возможность, так и ее возможные истолкования имеются уже в качестве предзаданных.
Композиционная нейтральность, которую можно свести к определению самозаменимости. Иными словами, составленность подобного произведения может быть без дальнейших усилий перекомбинирована, что виртуальное сохранит себя именно как виртуальное (независимость от непосредственных контекстов).
Оговореность, то есть конкретная реализация виртуальности дискурсивного. Таковая прежде всего являет стертость различия в отношении носителя виртуального произведения искусства. Таким образом, совершенно не важно, как именно виртуальность в том или ином произведении обеспечено материально; равно как и нет необходимости предполагать особый возможный мир (виртуальный) особых произведений искусств, с которыми только и можно с той или иной степенью случайности иметь дело.
Добавить комментарий