Тема политической идентичности вошла в арсенал российской политической науки относительно недавно. В отличие от многих западных исследователей, российские ученые не склонны считать исследование политической идентичности только средством анализа электорального выбора. Во многом анализ этой проблемы обеспечивает более четкое, детальное понимание изменения политического менталитета, политической культуры граждан страны, пережившей в очень короткий по историческим меркам отрезок времени колоссальные политические катаклизмы.
Взгляды современных политологов по вопросу о социально-демографических факторах, влияющих на политическую идентичность, весьма далеки от «плоского» социального детерминизма. Они формировались под влиянием крупных ученых, высказанных в основном более полувека назад. Например, в свое время исследователи (П. Лазарсфельд) пришли к выводу (подтвержденному статистическими данными) о том, что хотя социальные характеристики и имеют огромное влияние на политические предпочтения, но влияние это опосредовано местом индивида в социальной структуре. Как следствие, политические взгляды индивида во многом определяются его возможностью доступа к политической информации.
Еще в 1950-х гг. Л. Козер указывал, что модель множественной принадлежности к группам с конфликтующими интересами и ценностями необходимо анализировать с точки зрения ее функционального значения для структуры общества (Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. С.103.). Пожалуй, все исследователи единодушны в представлении о том, что различие между «нами», «нашей» группой, «внутренней» группой и «другими», «чужими», «внешней группой» возникает в конфликте или через конфликт. Это относится не только к классовым конфликтам. В национальных, этнических и политических конфликтах, в конфликтах разных слоев бюрократических структур — повсюду проявляется та же самая закономерность. Как утверждал еще Зиммель, представители одного слоя сплачиваются по причине их общей враждебности к членам другого слоя или группы. Таким образом, иерархия позиций может сохраняться именно по причине антипатии, которую представители подгрупп в рамках единого общества испытывают по отношению друг к другу. Но «внешние» группы далеко не всегда становятся объектом враждебных чувств, при определенных условиях они могут выступать в качестве позитивного референта. (См.: Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. С.55).
Наиболее значима роль референтных групп для формирования политической идентичности в обществах, где восходящая мобильность [171] институционализирована, и преобладает не предписанный, а достижительный статус. Когда социальная структура более не считается легитимной, индивиды, занимающие сходные социальные позиции, объединяются в группы с общими самосознанием и интересами. «В конфликтах внутри закрытой группы одна сторона ненавидит другую тем сильнее, чем больше она видит в ней опасность единству и идентичности группы. Чем выше степень участия и личностная вовлеченность членов группы, тем выше напряженность конфликта и, следовательно, острее реакция на нарушение групповой лояльности» (Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. С.95).
Существенные фактором формирования политической идентичности является и социальная мобильность. Когда ребенок вступает в пору юности, получает работу и создает собственную семью, его социальные и политические интересы могут существенно отличаться от родительских из-за вертикальной социальной мобильности. Изменение социального статуса часто сопровождается изменением политической идентификации, усвоенной в семье. Например, американец, «улучшивший» свою социальную позицию, будет, вероятно, меньше интересоваться политикой, будет меньшим либералом в вопросах внешней политики и гражданских свобод, но большим либералом в экономических вопросах и более часто — сторонником демократической партии, чем те, над кем он возвышается на социальной лестнице. (См.: Nimmo D., Ungs T. Political patterns in America. Conflict representation and resolution. San Francisco: University of Tennesee. 1979. С.145). Люди с нисходящей социальной мобильностью, чей социальный статус оказывается ниже родительского, более заинтересованы в политике, более консервативны в экономических вопросах, более либеральны в вопросах международной политики и гражданских свобод, чаще ощущают себя республиканцами, чем персоны, оказавшиеся ниже по статусу. Социальная мобильность постепенно изменяет политические установки и политическую идентификацию людей в направлении, соответствующему их новому статусу так, чтобы их новые взгляды оказались между теми, какие господствовали в семье и теми, которые подходят для их новой позиции в жизни.
Существенное значение на характер политической идентификации оказывает место жительства индивида (тип поселения и регион). Например, южане в США чаще идентифицируют свои взгляды как консервативные и считают, что республиканская партия в большей степени выражает их интересы. Жители «глубинки» (мелких населенных пунктов) более консервативны и менее склонны выявлять характер своих политических предпочтений.
Этнический или расовый фактор влияния на политическую идентификацию является наиболее спорным из списка признаков социальной стратификации общества. В 1980-1990-е гг. многие американские исследователи поставили вопрос о влиянии расовых отношений для объяснения [172] партийных различий или выбора при голосовании. Ученые при этом придерживаются прямо противоположных позиций. Некоторые исследователи полагают, что расовый вопрос возникает, если этническое меньшинство увеличивается количественно на определенной территории и начинает восприниматься представителями титульной нации как угрожающий фактор их доминированию (и, как следствие, тема эта актуализируется). Согласно другому мнению, расовые отношения не могут объяснить политическую идентификацию или выбор при голосовании. Например, отношение людей к гражданским правам не связано с предпочтением той или иной партии. (См., например: Политическая наука: новые направления. М., Вече, 1999. С.252). Несмотря на все эти споры, как показывают наиболее значимые публикации по теме политической идентификации, расовый фактор для американских исследователей представляется существенным (во всяком случае, тот факт, что раса является основным критерием сравнения подгрупп при изучении этого явления, говорит о многом).
Одним из традиционных и наиболее очевидным (но отнюдь не бесспорным) способом объяснения политической идентичности является указание на социальное окружение и происхождение индивида, т.е. на социальные контакты индивида. Например, в исследовании К. Лэнгтона и Р. Раппопорта 1964 года голосование за С. Альенде в Чили объяснялось тем, что «рабочие, жившие в рабочей среде, стали идентифицировать себя в качестве рабочих» (Политическая наука: новые направления. М., Вече, 1999. С.242).
Подобный однозначный подход середины 1960-х гг. современной зарубежной политической наукой отвергается. Политическая идентификация людей не является простым, прямым, непосредственным порождением социальной среды. Согласно теоретической модели 1990-х гг., доминирующей среди исследователей, «типичный обыватель», серьезно относясь к своим гражданским обязанностям, успешно избегает излишней поглощенности политикой. Граждане сами выступают в качестве собирателей и толкователей политической информации.
Э. Гидденс, анализируя ситуацию в Великобритании, утверждает, что в 1970-х годах исследователи считали важнейшим фактором, «влияющим на поведение избирателей, социальный класс. Именно вследствие этого избиратели «идентифицируют» себя с той либо другой партией». (Гидденс Э. Социология. М., Эдиториал УРСС, 1999. С.303.) В наше время корреляция между классом и поведением на выборах стала менее определенной. Более значительная часть избирателей обращает внимание на политику и взгляды парий, а не просто выражает одной из них безоговорочную поддержку. В этом случае наблюдается отступление от устойчивой партийной идентификации. Гидденс, ссылаясь на позицию Айвора Крю, выделяет два фактора, способствующих этому явлению. Во-первых, значительно растет влияние тех сторон жизни людей, которые не находятся в непосредственной связи с классовыми различиями. Во-вторых, избиратели [173] все в меньшей степени остаются пленниками своих партийных предпочтений. Они стремятся голосовать исходя из своих сегодняшних интересов.
По мнению некоторых западных исследователей, результаты различного рода выборных кампаний (президентских, парламентских, местных) позволяют достаточно точно идентифицировать политический выбор как всего общества в целом, так и предпочтения его отдельных социальных групп. Итоги президентских выборов, проводимых в США в последние десятилетия, фиксируют снижение удельного веса избирателей, принимавших участие в голосовании. Совсем неоднозначно выглядит картина электоральной активности различных имущественных, профессиональных и иных групп американского общества. Если в 1992 г. на избирательные участки пришло 63,8% занятого населения, то среди безработных аналогичный показатель составил 46,2%. Среди занятого населения наибольшую активность проявили группы самозанятых работников (71,4%) и государственных служащих (78,7%), лица, владеющие определенной собственностью и принимающие участие в управлении. Уровень электоральной активности наемных работников сравнительно невысок, только 50,3% от их общего числа приняло участие в выборах главы государства.
Существенно различается электоральное поведение и многочисленных профессиональных групп. Наиболее высокие показатели электоральной активности характерны для группы менеджеров (79%), а самые низкие — для работников средней квалификации и неквалифицированного персонала из сферы материального производства (42,4%). Статистические данные однозначно свидетельствуют: чем выше социально-экономический статус той или иной профессиональной группы, тем значительнее проявляемая ею активность в ходе выборов. Аналогично проявляется тенденция для слоев с различным уровнем образования. Как правило, группы с высоким уровнем образования принимают более активное участие в голосовании. Так, в президентских выборах 1992 г. участвовало только 21,5% лиц, имеющих начальное образование, в то время как в группе дипломированных научных работников этот показатель был равен 83,2%. Все это позволяет определить характерную взаимосвязь между социальной дифференциацией и электоральным поведением населения: уровень активности и абсентеизма прямо пропорционален тому статусу, который та или иная группа имеет в системе социальной иерархии.
Политическая идентификация также включает в себя партийный выбор различных социальных групп. Необходимо учитывать и другой аспект социальной предопределенности политической индентификации, касающейся идеологических предпочтений различных слоев населения. В настоящее время основными идеологическими направлениями в США являются консерватизм и либерализм, которые во многом соответствуют программным установкам республиканской и демократической партии. Результаты проводимых [174] в 1970 — начале 1990-х годов эмпирических исследований фиксируют следующее соотношение идеологических предпочтений (см. табл.1):
Таблица 1. Идеологическая идентификация населения США
Эти цифры свидетельствуют о достаточно стабильной идеологической дифференциации: на каждый из трех направлений ориентируется приблизительно треть опрошенных американцев. В то же время идеологический выбор различных социальных групп оказался неоднозначным. Так, к либералам себя относят 19% белого, 26% черного и 23% испаноязычного населения; 18,5% и 21% лиц со средним и высшим образованием; 20% и 24% неквалифицированных и квалифицированных работников; 19% лиц с годовым доходом до $20000 и 22% лиц, чей годовой доход превышает $25000. Среди консерваторов соотношение следующие: 29% представителей белого населения; 28,5% лиц с высшим образованием; 26% и 31% квалифицированных и неквалифицированных работников; 30% группы специалистов и бизнесменов; 26% и 30% лиц с годовым доходом до и свыше $25000. Таким образом, если консерваторы имеют незначительное опережение в таких группах как специалисты, бизнесмены, лица с высоким уровнем дохода, то позиции либералов характеризуются относительно высоким рейтингом среди национальных меньшинств и стабильным соотношением в других социальных группах. В то же время значительное число американцев занимают нейтральную позицию между этими идеологиями, по-видимому не замечая существенных различий в их содержании. Это свидетельствует о том, что идеологическая дифференциация не совпадает с делением общества на классы, этносы, профессиональные и этнические группы, хотя и испытывает определенное воздействие с их стороны. Если в начале ХХ столетия можно было говорить о более или менее строгом соответствии той или иной идеологии определенной социальной группе (классовость идеологии), то сейчас эта взаимосвязь носит условный характер. К тому же в современных условиях любое идеологическое течение включает в себя положения, которые импонируют самым разнообразным классам, стратам и группам, что создает условия для их идеологического консенсуса. В этой связи многие политологи приходят к выводу от том, что «в странах западной демократии классовое голосование значительно сокращается» (The Blackwell Dictionary of Twentieth [175] Century Social Thought / Ed. W. Outhwaite and T. Bottomore. Blackwell Publishers. 1993 P.83).
Если в западной политологии активно проводится мысль о том, что социальная стратификация все в меньшей степени оказывает влияние на политическую идентификацию, российские исследователи продолжают прилагать существенные усилия для установления связи между этими категориями. Многие российские исследователи утверждают, что современное общество представляет собой сложный конгломерат имущественных, профессиональных, национально-этнических и иных общностей, каждая из которых характеризуется определенным уровнем и образом жизни, структурой потребления, особенностями культуры и психологии. Несомненно, социальная дифференциация также воздействует и на политическое поведение различных социальных групп, включая их электоральную активность, партийный и идеологический выбор, политические предпочтения и ориентации. Однако происходящие в современных условиях изменения политического менталитета не всегда позволяют выявить прямую взаимосвязь между социальной принадлежностью индивидов и их политическим выбором.
Согласно концепции диспозиций В.А. Ядова, идентификационные стратегии индивида, в том числе и политические, базируются на целом комплексе социально-демографических, статусных факторах. Род занятий, характер и уровень образования, должностной статус (управляющий или подчиненный), условия и характер труда, возраст и пол индивида — все это вносит свою лепту в формирование политической идентичности человека. (См.: Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., Новая школа, 1996.С.166). Несколько менее категоричны сотрудники Фонда Общественного мнения при описании российской действительности. «Критерий социально-профессионального статуса, бывший при социализме главным в самоидентификации, сейчас заменился негативным критерием — описанием себя и других как потерявших статус, Потеря статуса заставляет человека ориентироваться в социальном пространстве, опираясь не на социальные институты, а на личностные связи» (С.Г. Климова Идентификация и политический выбо // Поле мнений. 2000. Выпуск 03. Апрель. С.60).
Групповая идентификация с классом, статусной или профессиональной группой может принимать характер политической идентификации. Особое значение групповая идентификация приобретает в условиях резкого изменения социальной структуры общества вследствие трансформации экономической и политической систем общества. Например, специалисты-гуманитарии с высшим образованием, работающие на государственных предприятиях, военные, работники полуразрушенной системы военно-промышленного комплекса с большой долей вероятности будут поддерживать коммунистическую или социал-демократическую идеологию. Вместе с тем на выборах эти люди с большой долей вероятности будут голосовать за «партию власти» или [176] персон, поддерживаемых исполнительной властью в надежде за свою лояльность получить хотя бы крохи от «государственного пирога» в виде остатков целевых социальных программ. Еще 10 лет назад они принадлежали к высокостатусной группе советского общества. Ныне жизненной стратегией для них стала попытка выжить в условиях рыночной экономики.
Исследователи из фирмы «Комкон-2» летом 2000 г. в 11 крупных российских городах-миллионниках (включая Москву и Санкт-Петербург) провели анкетирование 1000 представителей «среднего класса», а также глубинное интервью со 120 представителями этой социальной группы. Выделение этой статусной группы производилось как на основе их самоидентификации (самоотнесение к среднему классу), так и с помощью объективных показателей (уровень доходов, социальный статус и стиль жизни). По оценкам экспертов, ныне к среднему классу в России могут быть отнесены не более 10% взрослого населения. Личный доход средних русских находится в диапазоне от 450 до 1250 долларов ежемесячно. Средний возраст — 32,8 лет, образование — высшее.
Несмотря на то, что численно эта группа очень невелика, внутри нее обнаруживаются несколько подгрупп: а) «деловые люди» — предприниматели, топ-менеджеры и «белые воротнички»; б) «яппи» — не обремененные семьей профессионалы, сосредоточенные на собственной карьере; в) «зависимые» — жены богатых людей и их содержанки, а также «золотая молодежь» — дети богатых людей; г) «начинающие» — пробивающиеся в круг «деловых» люди с «демонстрационной» стратегией в жизни; д) «сибариты» — молодые люди без карьерных амбиций и с относительно невысокими доходами; е) «свободные художники» — люди творческих профессий со стабильным средним доходом.
Всех их объединяет общая политическая идентификация. Ключевыми ценностями для этих людей являются свобода («свобода всего» — мысли, слова, выбора), независимость, возможность выбора и самоопределение судьбы. Они отнюдь не законопослушны и не считают законы необходимой нормой своей личной жизни. Они политически активны, но относятся к участию в выборах как к долгу. По этому параметру российский средний класс очень этим напоминает низкостатусные группы старших избирателей (впрочем, необходимо помнить о различиях вербального и невербального, реального политического поведения). Благодаря высоким по общероссийским меркам доходам представители этой группы считают для себя единственно возможным способом влияния на политику участие в выборах. Они также политически толерантны, демократичны. Интересен и тот факт, что, не являясь государственниками, большинство представителей российского среднего класса свое будущее связывает с судьбой своей страны. Но пока «новые средние русские» не осознают свои интересы как общегрупповые, не создают политических партий и движений. Во многом это связано с их прагматизмом и стремлением организовать жизнь «в ближнем круге». (См.: Блаженкова О., Гурова Т. Класс. [177] Все, что вы уже знали о среднем классе, но боялись произнести вслух // Эксперт. 2000. 18 сентября. №34-35. С.21-28).
Центр эмпирических политических исследований (философский факультет СПбГУ), начиная с 1996 года, реализовал ряд проектов. Объектом исследования в основном выступали избиратели Санкт-Петербурга. В результате были установлены некоторые особенности политической идентификации петербуржцев, принадлежащих к различным социально-демографическим группам. Здесь мы приводим некоторые выводы исследования, проведенного в ноябре 2000 г. в Санкт-Петербурге (выборка составила 2366 избирателей).
Сроки политической социализации возрастных когорт существенным образом влияют на такой вид политических установок, как политическая идентификация. Более того, именно этот фактор является определяющим среди всех социально-демографических параметров для формирования политической идентичности населения. Политическая идентификация различных возрастных групп петербуржцев не совпадает по критерию выраженности политических взглядов, отношению к националистическим, коммунистическим, либеральным и консервативным взглядам (см. рис. 1).
Рис.1 Идентификация политических взглядов петербуржцев
(значения стандартизованных остатков)
Молодые петербуржцы в возрасте 18-30 лет (7,5% от общего числа опрошенных) склонны считать, что они не имеют политических убеждений (стандартизованный остаток равен +3,8). Еще 4,6% молодых людей (от общего числа опрошенных петербуржцев) не могут определить свои политические взгляды. Конечно, существенно на такую самооценку политических взглядов у молодежи влияют особенности их жизненных стратегий — приоритет ценностей общения (коммуникации) и карьерных [178] устремлений. Тем не менее, статистический анализ показывает, что молодежь в возрасте до 30 лет также склонна идентифицировать свои политические взгляды как либеральные (стандартизованный остаток равен +3,5) или националистические (стандартизованный остаток равен +2,3). Для сравнения: люди среднего возраста (30-50 лет) склонны оценивать свои политические взгляды как консервативные (стандартизованный остаток равен +1,7) и избегают оценивать их как коммунистические (стандартизованный остаток равен — 2,7). Как и следовало ожидать, представители старших возрастных групп предпенсионного и пенсионного возраста склонны считать свои взгляды коммунистическими (стандартизованный остаток равен +10,7) и не склонны относить их к либеральным (стандартизованный остаток равен — 3,4). Представители старшей возрастной когорты также, в отличие от молодых людей, не склонны признавать отсутствие политических убеждений (стандартизованный остаток равен — 4,1). Анализ политической идентификации выделенных среди молодежной группы двух подгрупп (18-24 и 25-30 лет) показал, что существенных различий в их политических взглядах нет, за одним небольшим исключением. Среди людей в возрасте 25-30 лет доля респондентов, оценивающих свои политические взгляды как консервативные, в два раза больше, чем среди 18-24-летних.
Персональная политическая идентификация молодежи также сформирована и проявилась во время опроса весьма отчетливо. Молодые люди в возрасте до 30 лет считают, что политические взгляды Г. Зюганова им совсем не близки (стандартизованный остаток равен +3,7). Средняя возрастная группа петербуржцев склонна полагать, что взгляды лидера КПРФ им скорее не близки (стандартизованный остаток равен +1,8). Но люди предпенсионного и пенсионного возраста, безусловно, идентифицируют свои взгляды с политическими позициями Г. Зюганова. Они склонны считать, что его взгляды в чем-то близки им (стандартизованный остаток равен +2,6), скорее близки (стандартизованный остаток равен +4,0) и полностью близки (стандартизованный остаток равен +6,5). Взгляды лидера ЛДПР В. Жириновского не вызывают бурного восторга у молодых петербуржцев: более 60% от числа опрошенных молодых людей в возрасте до 30 лет заявили, что политические взгляды Жириновского им совсем не близки. Вместе с тем нельзя утверждать, что у молодежи сформированы устойчивые позиции в отношении к данному политику. Вообще у петербуржцев достаточно сложное отношение к лидеру ЛДПР. Фактически представители всех возрастных групп заявили об отсутствии близости своих политических взглядов и взглядов Жириновского, но статистических зависимостей в ответах респондентов обнаружено не было. Очевидно, отношение к этому политику определяется не только и не столько его политическими взглядами, сколько его способностью «делать новости», быть в центре внимания. Молодые люди также склонны признавать близость своих политических взглядов установкам И. Хакамады (стандартизованный остаток для позиции [179] «политические взгляды скорее близки» равен +2,6). Для сравнения: люди среднего возраста склонны считать, что их политические взгляды в чем-то близки, а в чем-то отличаются от позиции лидера СПС (стандартизованный остаток равен +1,8), а пожилые петербуржцы склонны считать, что их взгляды совсем не близки политической позиции И. Хакамады (стандартизованный остаток равен +2,0). Данные опроса свидетельствуют, что в Санкт-Петербурге изменилось отношение к Г. Явлинскому. Все три возрастные когорты (18-30 лет, 31-50 лет, и старше 51 года) продемонстрировали склонность дистанцироваться от политических установок лидера «Яблока», хотя эти позиции респондентов и не являются устойчивыми. Объяснение этого явления, очевидно, нельзя свести только к декларации того факта, что Санкт-Петербург перестает быть «яблочным» городом. Здесь действует целый комплекс факторов, начиная с общего «полевения» петербургского электората и заканчивая банальным выводом, что неудачников у нас не любят, а «фиаско господина Нет» во время последних президентских выборов не добавило ему популярности даже в традиционной «яблочной вотчине», особенно после избрания президентом петербуржца.
Следует обратить внимание на отношение молодежи к политическим взглядам президента Путина. Хотя не менее 40% молодых людей в возрасте до 30 лет считают, что их политические взгляды скорее или очень близки политическим взглядам В. Путина, но анализ стандартизованных остатков распределений ответов на этот вопрос свидетельствует однозначно: молодые люди склонны считать, что их политические взгляды совсем не близки политическим установкам президента (стандартизованный остаток равен +2,8), и не склонны декларировать близость политических позиций (стандартизованный остаток равен — 2,4). Интерпретировать это противоречие можно следующим образом: молодые люди не имеют ясных представлений о политических взглядах президента и скорее склонны декларировать свою лояльность по отношению к самой должности.
О том, что отношение петербуржцев к некоторым политикам связано с их статусом (публичный политик-партийный деятель или представитель исполнительной ветви власти (чиновник)), свидетельствует и отношение к политическим взглядам представителя президента в нашем регионе Черкесова. Молодые люди в возрасте до 30 лет явно не заражены политическим патернализмом, а потому и склонны заявлять, что их взгляды совсем не близки политическим позициям Черкесова (стандартизованный остаток равен +2,4). Представители старшей возрастной группы склонны либо декларировать свою неспособность оценить близость своих взглядов с политическими установками Черкесова (стандартизованный остаток равен +1,7), либо декларируют свою лояльность, заявляя о близости взглядов (стандартизованный остаток равен +2,3). Примечательно, что при ответе на вопрос о близости своих политических позиций к установкам губернатора Яковлева, молодые люди старались избежать однозначной оценки своей позиции (стандартизованный остаток равен +1,7). Пожилые петербуржцы, наоборот, склонны подчеркивать полное [180] совпадение своих политических установок со взглядами главы города (стандартизованный остаток равен +4,1).
Следует обратить внимание также на характер отношения различных возрастных групп (и, прежде всего, молодежи) к представителям исполнительной власти различного уровня. Этот показатель, на наш взгляд, имеет большое значение, поскольку данные социологических опросов последних лет в Санкт-Петербурге свидетельствуют об особом значении исполнительной власти в глазах горожан, особенно по сравнению с публичными политиками-партийцами. Мнения молодых людей в возрасте до 30 лет однозначно свидетельствуют о том, что они не связывают изменения в своей жизни с перестановками в структурах исполнительной власти. Молодежь склонна считать, что уход Путина с поста президента не приведет ни к каким изменениям (стандартизованный остаток равен +2,7). Но вместе с тем, они ни в коем случае не склонны ожидать и позитивных изменений в случае отставки ныне действующего Президента РФ (стандартизованный остаток равен — 3,5). Таким образом, можно говорить скорее не о лояльности молодежи президенту, а о некой дистанцированности от исполнительной власти. Эта установка молодых людей коренным образом отличается от позиции людей предпенсионного и пенсионного возраста, которые продолжают связывать благополучие своей жизни с личностью первого лица государства. Безусловно, в их взглядах продолжают доминировать патерналистские установки. Так, например, они не склонны считать, что уход ныне действующего президента не приведет к изменениям в их жизни (стандартизованный остаток равен — 3,9). Но оценки последствий в глазах пожилых людей отличаются кардинально. Значительно меньшая часть представителей старшей возрастной группы (3,4% от общего числа опрошенных) склонна считать, что последствия будут позитивными (стандартизованный остаток равен +2,2). Другая часть (21,4% от общего числа респондентов) будут ожидать в этом случае негативных последствий (стандартизованный остаток также равен +2,2).
Как показывает анализ данных опроса, представления молодых людей о последствиях уходя с поста действующего губернатора Санкт-Петербурга В. Яковлева аналогичны отношению к прекращению полномочий президента России. Они не склонны ожидать каких-либо последствий в случае отставки губернатора (стандартизованный остаток равен +2,1), но также не склонны ожидать от отставки и позитивных изменений (стандартизованный остаток равен — 2,7). В отношении к уходу с поста губернатора взгляды самой старшей возрастной группы также дублируют отношение к ситуации ухода с поста президента России. Но следует обратить внимание, что респонденты, принадлежащие к средней возрастной группе, несколько иначе относятся к уходу с поста губернатора. Хотя они, как и молодые люди в возрасте до 30 лет, склонны считать, что особых последствий в случае ухода ныне действующего губернатора со своего поста не будет [181] (стандартизованный остаток равен +1,7), но они также не склонны ожидать и негативных последствий (стандартизованный остаток равен — 1,9). Отношение к ситуации смены главы администрации района молодежь выразила предельно ясно: она не ожидает ни позитивных (стандартизованный остаток равен — 2,6), ни негативных (стандартизованный остаток равен — 1,6) последствий. Судя по всему, в целом сама должность главы исполнительной власти в районе не осознается ими как значимая, а потому и мнение об отсутствии каких-либо последствий при замене «лица в кресле» (стандартизованный остаток равен +1,9) кажется вполне ожидаемым. Также отметим, что существенных различий в отношении к представителям исполнительной власти различного уровня среди 18-24-летних и 25-30-летних не обнаружено.
Ответы на вопрос о наиболее близких политических взглядах в зависимости от гендерного признака выглядят следующим образом (см. табл.2).
Таблица 2. Политическая идентификация мужчин и женщин
(в % к общему числу опрошенных),
опрос проведен в ноябре 2000 г., в г. Санкт-Петербург
При почти полном совпадении ответов мужчин и женщин на этот вопрос, различия все же обнаруживаются. Женщины, в отличие от мужчин (стандартизованный остаток равен — 2,2), склонны затрудняться в определении своих политических взглядов (стандартизованный остаток равен +2,0). Также женщины, в противоположность мнению мужчин (стандартизованный остаток равен +1,9), не склонны оценивать свои политические взгляды как националистические (стандартизованный остаток равен — 1,7). Также обнаруживаются некоторые различия идентификации с политиками по гендерному признаку. Если характер идентификации с политическими взглядами лидера КПРФ Г. Зюганова у мужчин и женщин, проживающих в Санкт-Петербурге, практически одинаков, то в отношении к В. Жириновскому (ЛДПР), И. Хакамаде (СПС), Г. Явлинскому («Яблоко»), президенту В. Путину, губернатору Санкт-Петербурга В. Яковлеву, представителю президента Черкесову явно прослеживаются отличия. Принципиально отличаются отношения мужчин и женщин к И. Хакамаде. Мужчины склонны считать, что их политические взгляды абсолютно не совпадают [182] с установками Хакамады (стандартизованный остаток равен +2,6). Женщины, наоборот, склонны признавать тождество своих политических установок с мнением И. Хакамады (стандартизованный остаток равен +3,4). В данном случае проявляется именно гендерный фактор, идентификация по признаку пола. Это никоим образом не говорит о том, что женщины имеют более либеральные политические взгляды, чем мужчины. Женщины более лояльно, чем мужчины, относятся к политическим установкам В. Жириновского, они не склонны считать свои политические взгляды «скорее далекими» от позиций этого политика (стандартизованный остаток равен — 1,8). Мужчины склонны дистанцироваться от политических взглядов лидера ЛДПР (стандартизованный остаток равен +2,1). В отличие от мужчин (стандартизованный остаток равен — 2,1), женщины не склонны затрудняться в вопросе об идентификации своих взглядов с политическими позициями Г. Явлинского (стандартизованный остаток равен +1,8). Они настроены к лидеру «Яблока» более лояльно. Мужчины также не склонны считать, что их политические позиции близки с взглядами губернатора В. Яковлева (стандартизованный остаток равен — 1,8). Они, в отличие от женщин (стандартизованный остаток равен — 1,7), склонны считать, что их политические позиции совпадают лишь отчасти, «в чем-то близки, в чем-то нет» (стандартизованный остаток равен +2,0). Женщины также демонстрируют большую, чем мужчины, лояльность по отношению к представителю президента Черкесову. Это тем более интересно, что по роду своей деятельности представитель президента демонстрирует только одну политическую установку — «быть оком государя», на региональном уровне контролировать реализацию федеральных интересов. Женщины не склонны считать, что их политические взгляды полностью не совпадают с политическими взглядами Черкесова (стандартизованный остаток равен — 2,1), и скорее затрудняются в выборе варианта ответа (стандартизованный остаток равен +1,8). Мужчины, наоборот, считают, что они имеют отличные от представителя президента политические установки (стандартизованный остаток равен +2,4). Это проявляется и по отношению к самому президенту. Мужчины не склонны считать, что их политические взгляды полностью совпадают с позицией президента России (стандартизованный остаток равен — 2,6), наоборот, они склонны признать максимальное отчуждение от установок президента (стандартизованный остаток равен +1,8). Жительницы Санкт-Петербурга, наоборот, склонны признать максимальное совпадение своих политических взглядов с установками президента (стандартизованный остаток равен +2,2). Очевидно, в данном случае речь идет не о принятии или отторжении личности президента, скорее в данном случае можно говорить о лояльности политическому курсу нынешнего президента. Но выбор позиции «взгляды полностью не совпадают» демонстрирует не активное неприятие нынешней политики, проводимой главой исполнительной власти, но максимальное отчуждение (в марксистском понимании) от власти.
[183]
Наблюдаются определенный различия в идеологической идентификации жителей Санкт-Петербурга и в зависимости от уровня образования. Люди с неполным и средним образованием склонны считать свои политические убеждения тождественными с коммунистическими (стандартизованный остаток равен +6,2). Респонденты со средним образованием (окончившие школу) и со средним специальным образованием склонны дистанцироваться от либеральных политических взглядов (стандартизованные остатки равны соответственно — 1,6 и — 1,9). Но респонденты первой из этих двух групп склонны считать, что они не имеют политических убеждений (стандартизованный остаток равен +2,7). Горожане со средним специальным образованием затрудняются с определением своих политических установок (стандартизованный остаток равен +2,7). Студенты высших учебных заведений склонны идентифицировать свои политические взгляды как либеральные (стандартизованный остаток равен +3,4). Весьма примечательно, что петербуржцы с высшим образованием не склонны идентифицировать свои установки с крайними позициями политического спектра и оценивают свои политические взгляды скорее как социал-демократические, либеральные или консервативные (стандартизованные остатки равны соответственно +3,1, +2,2, +2,3). Кроме того, лица с высшим образованием не склонны уклоняться от ответа на вопрос о своих политических убеждениях (стандартизованный остаток равен — 3,3).
Самооценка социального статуса жителей Санкт-Петербурга также влияет на характер их идеологической идентификации. Респонденты, относящие себя к промежуточному между высшим и средним слоем, склонны оценивать свои политические взгляды как либеральные (стандартизованный остаток равен +2,8). Среди относящих себя к среднему слою горожан устойчивым является самоопределение себя как либералов (стандартизованный остаток равен +2,1) и националистов (стандартизованный остаток равен +2,6). Люди, относящие себя к слою между средним и низшим, не склонны идентифицировать свои взгляды как коммунистические (стандартизованный остаток равен — 2,2), они затрудняются в самооценке своих политических убеждений (стандартизованный остаток равен +1,7). Наконец, относящие себя к низшей социальной группе жители Санкт-Петербурга склонны отождествлять свои политические взгляды как коммунистические (стандартизованный остаток равен +10,3). Эта категория людей ни в коем случае не является маргинальной, не относится к люмпенизированной группе или к «underclass». В основном в эту группу вошли наиболее старшие респонденты. Социальный аспект извечной проблемы «отцов и детей», возможности ощущать себя востребованным в обществе остается для россиян очень острым.
Итак, данная публикация отнюдь не преследует цель показать «инакость» менталитета россиян, отличие его от политического сознания [184] граждан «цивилизованного мира». В постреформенной ситуации в России процесс кристаллизации новой социальной структуры общества далеко не завершен, а потому некоторые социально-демографические параметры населения (прежде всего, возраст или, точнее, время вторичной политической социализации) существенным образом влияют на политическую (идеологическую и персонифицированную) идентичность.
Добавить комментарий