Вслед за Бердяевым техника меня заинтересовала как «тема философии человеческого существования». Предлагаемые мною наброски представляют собой попытку совершить некое философское айкидо, благодаря которому я надеюсь вывести указанную в заглавии проблематику на поле философии образования.
Техника компенсирует вынужденную неспособность человека быть сопричастным миру так, чтобы не вредить ни ему, ни себе. Путь от немощи к здоровью человечество проходило с трудом, то есть — опираясь на технические «костыли». Оно надеялось, что научится ходить на ногах еще лучше прежнего, но предпочло совершенствовать костыли, развивать технику ходьбы на них и их изготовления. Цена же этому — атрофия ног. Ноги перестали касаться почвы. Человек перестал ощущать всю ее пространственно-временную разнохарактерность. Бердяев писал о том, что техника отрывает человека от земли не только в физическом, но и в метафизическом смысле слова. Почва как сущее, по Хайдеггеру, стала ускользать, таиться от пытающегося познать ее. Почва ускользает, крошится, оставляя комки и пыль, ибо сложно ухватить целое, органическое с помощью остро заточенных инструментов из арсенала организованной науки и техники.
Техника началась с инструментализации тела, с его опредмечивания. Однако, благодаря этому стала возможна и осознаваемая эмпатия. Ведь вчувствование, если это не изначальная «мистическая сопричастность» (la participation, по Леви-Брюлю), предполагает внесение, перенесение (transfer) чувства, души в то, что уже разодушевлено, опредмечено в рефлексии. Тело и «здешне», и «тамостно». Оно, согласно Гуссерлю, есть «нулевой центр» Я и мира, внутреннего и внешнего. Его стремление распространяться к все менее здешнему «там», усугубляемое рефлексией приводит к из-обретению техники как заменителю тела «там», «так», «тогда». Эволюционирующая перерефлексия и порождает технику в качестве, своего рода, культурного и индустриального протеза протеза, суперпротеза. Это же относится и к мыслительной деятельности, [116] алгебраизация и геометризация которой ради методических целей привела к отчуждению ее от экологической географии (Гуссерль — Деррида) «сподручного мира» (Хайдеггер).
Имея возможность взять в руки хотя бы комки и пыль ускользающего сущего, пережить фрагменты былой сопричастности с ним, человек редко делает это. Он отчужден от подлинно бытийного сущего с детства. С каждым шагом социализации рационально-техническое отчуждение препятствует встрече с неискаженным цивилизацией жизненным миром, уводит в сторону от пути развития личностно-значимого образования, при котором создаются эмоционально-благоприятные, ценностно-познавательные условия для глубокого миропонимания. Отчуждение от при-родного, подлинно бытийного сущего навязывается нам уже в школе. Образовательные технологии неэкологичны, поскольку неэкологичен сам научно-объективный способ познания мира. Его филогенетические корни в той геофизической и экокультурной ситуации разлада человека и природы, когда отношение «Я-с-природой-для-нас» («Я-Ты») сменились на «Я-от-природы-для-себя» («Я-Оно»), или же в масштабе социума — «Мы (Род)-с-природой-для-нас» — на «Мы (Род)-от-природы-для-себя». В последнем случае мы вынуждены были делить то, что заимели от природы между собой, и тогда отношения в самом «Мы» трансформировались от «Я-Ты» к стереотипно-ролевому «Я-Он(а)».
Теперь же, когда от природы вне- и в нас мало что здорового остается, мы бросились выстраивать отношение «Мы-для-природы-для-себя». Уж технику под названием «для себя» («иметь») мы усвоили основательно. Технику же «для природы» осваиваем с трудом, ибо совершенно не знакомы с такой техникой чувствования, мышления и действия, как «с природой». А ведь эта техника коэволюции, следования процессу, Дао подлинно бытийна. Однако, она кажется тем, кто на «костылях», инобытийной. Эта техника хождения на своих эпистемологических ногах есть не что иное, как эколого-эмпатическое понимание метафизической почвы, сущего. Здесь почва притирается к ногам, стелится под нами. Сознание-бытие как бы ионизируется под действием шороха сущего, вызванного ступанием-встречей «живое тело-материя».
Вместе с миром происходит принятие себя. Обогащая познание осознанным эмпатическим действием, мы начинаем терапевтический процесс восстановления «живого знания» о мире. [117] Мы совершаем коррекцию своего слишком технизированного когнитивного стиля, чтобы принять себя, друг друга и природу не только в знаково-понятийном обрамлении, языковом каркасе, но и синергийно, в эмпатическом образовательном действии. Композицию же такого действия можно, например, представить в виде такой организационно-педагогической формы, как гносеодрама (см. Воробьев В., Пузыревский В. Гносеодрама // Дети, театр, образование. Международная научно-практическая конференция. Екатеринбург, 1996).
Социально-организуемая техника рождается из языка, из его обманывающей нас двусмысленности. Язык становится искусством наиболее естественного обозначения, замещения естественного, природного. Он удачно обобщает бесконечное множество индивидуальностей, но, к сожалению, препятствует вчувствованию в их живые уникальности. Природосообразность языка, как в испорченном телефоне, искажается в бесчисленных актах коммуникации и орудийно-практической деятельности, возникающих в антропосоциогенезе. Язык из «дома бытия» (М. Хайдеггер) превращается в «дурдом бытия». Происходит переход жестуальности в речь, в произнесение. «Шалаш» разрушается ради реализации идеи «небоскреба». Человек покидает мир до- и жестуальных форм приспособительного движения-с-миром и начинает вербально-командное и орудийное господство над миром, оставляет связующую его с бытием и сущим эмпатическую форму практического действия, чтобы полностью завладеть сущим, подчинить его своим потребностям. Но сущее без труда не дается, и поэтому труд становится ценнее сущего. Спохватившись, человек пробует восстановить в себе заброшенный колодец сознания-бытия и начинает подолгу и гипнотически вглядываться в открывающуюся бездну. Вся опасность в том, что он порой в поисках своей сущности забывается в ней. Он из сущего вываливается в бытие-ничто, в нирвану. Чтобы затем выбраться, он пользуется страховкой, но страховка часто ненадежна, ибо она слабо прикреплена к сущему, слабо вникнута в его образцовые для человека невсевозможные формы. Такие эксперименты с собой соблазнительны, но не гармоничны. Ведь ни кочевание между ничто и нечто, ни привязанность к тому или другому не позволяют целостно переживать и любить саму всевозможность как ничто, так и нечто. Всевозможность извечна. Но у человека, по словам Бердяева, теперь нет времени для вечности. Техника все больше и больше [118] занимает его. Он полагает, что с помощью техники можно познать вечность. А это лишь льдинки в чертогах Снежной Королевы.
Духовно, интеллектуально и телесно-двигательно мы образовываемся с детства. Тогда же надо начинать осваивать формы эколого-эмпатического познавательно-действенного отношения, обеспечивающего личностно-значимый процесс миропонимания. Такой процесс не только информационно продуктивен, но и гносеотерапевтичен для личности.
Гносеотерапевтическая же функция эмпатии заключается втом, чтобы произвести методологическую коррекцию, растехнизацию все еще доминирующих в постиндустриальную эпоху преобразующих, покоряющих мир способов жизни. Это растехнизация всей пере-протезированной и пере-логизированной жизни человека и культуры. Эмпатия в этом случае выступает как анти-техника, анти-метод, как первоначальный и единственно экологический метод познания. Данный новоархаический метод выполняет катартическо-синтезирующую, то есть терапевтическую функцию. При этом эффект может быть как психотерапевтическим, так и гносеоэкологическим. Последний достигается в ходе проживания поиска меры, гармонии в приспособлении к различным условиям жизни, включающим природу, общество, культуру, знание. Тем самым, человек обретает жизненно важные самоорганизационные навыки, навыки выстраивания безопасной, безвредной для других и для себя личностно-осмысленной жизни. Это, своего рода, навыки слаломиста, скользящего в суете и рутине повседневной жизни. Он не избегает столкновений, но они в основном безболезненны. У него есть ценностные вехи, которые помогают не сбиться с трассы. Эти ценности несет педагог-фасилитатор («Сталкер»). Он помогает учащемуся выстраивать гносеоэкологические отношения с окружающей средой.
Важна и мера специализированности эмпатического действия, которое продуктивно в гносеотерапевтическом смысле лишь при учете того, что оно выполняет функции не техники, а анти-техники, где техники ровно столько, чтобы быть принятой в качестве игры. Энергии, импульсивности же ровно столько, чтобы не заиграться до самозабвения. Условие продуцирования эмпатии — не умение ее применять, а сформированная опытом самопонимания особая внутриличностная позиция.
Предполагается, что гносеотерапевтический подход создаст учащемуся условия не только для когнитивного понимания и систематизации [119] знаний, но и для эколого-эмпатического понимания, эмоционально-ценностного принимания мира в образовательном процессе чередования и взаимодополнения «движение-образ-понятие», в композиции гносеодрамы.
Добавить комментарий