• Живопись из Калькутты
• Локальное событие Петербурга
• Из истории улучшений
• Власть акционистского искусства
• Живопись и перформанс
• Великий мистификатор
• Но причем здесь Калькутта?
• PS

Живопись из Калькутты

Локальное событие Петербурга

Производство визуальной продукции, достигшее к нашему времени небывалых масштабов, вновь привлекло внимание аналитиков к существу изображения. Информацию, оценку мы все более получаем доверясь не букве и слову, а визуальному образу. По этой причине исследователи 1 все настойчивее говорят об «иконическом повороте» в культуре, а ученик Гуссерля Гюнтер Андерс, например, усмотрел в этом повороте к образу «икономанию». Трудно не увидеть за «иконическим поворотом», редуцирующий философские проблемы к образу оппозицию к «онтологическому» и «лингвистическому» поворотам.

После того, как изображение стало возможно не только репродуцировать, но и обрабатывать (в начале эти возможности дает фотографии, а сегодня, сто крат увеличив, дал «цифровой» способ обработки изображения), степень манипуляции визуальным «документом» выросла. Конструкция объективного отображения или изображения реальности утратила фундамент. Идея адекватности отступает перед фактом свободы выбора отражения одной и той же реальности. То, что мы называем «изображением» сегодня оказалось под вопросом. Мультикультурный и многоуровневый характер производста реальности стал довлеющим. Хайдеггеровское представление реальности на основе идеологем западного мышления в наше время получает иконографическое развитие. Мы не интерпретируем то, что видим, мы видим то, что представляем. Изображения производят собственную действительность. Реальность как таковая есть лишь архив или склад, из которых для производства образов отбираются или заказывается необходимое.

В этой связи существо картины, ее связь с визуальным образом эпохи новых медиа — одна из наиболее актуальных тем. Здесь скрещиваются интересы философов и теоретиков искусства, антропологов и медиатеоретиков. В истории проблемы более или менее достигнут консенсус: трансцендентная реальность, к которой отсылал домодерн, становится в эпоху модерна посредством механизма десакрализации «отражением реальности» (особенно сильные иллюзии породила фотография), а затем — в постмодерне — и самостоятельной реальностью, часто определяемой как сверхзначимая. Эволюционировало и понимание «образа». Если результаты понимания мира стали соотносить картиной природы, то изображение реальности в европейской культуре стали соотносить с художественной картиной. Привходящие значения художественного образа отданы на откуп «неизобразительным» искусствам: танцу, музыке, поэзии и т.д., которые не столько отражают мир, сколько выражают состояние человека. Вобрав в себя миф, порожденный оптико-центричной перспективой, художественная картина мира — один из важнейших символов западной культуры — стала прямо и непосредственно соотноситься с живописью. Завершенность и неизменность картины — важный конструкт европейской самоидентификации и условие функционирования художественного произведения в качестве товара. Спросим себя, что питает (по сей день) идею неприкосновенности картины? Документация происходящего — этот неизбежный компонент актуального искусства — происходит сегодня перманентно. Мы можем видеть, как самолет врезается в башню, картины взрыва стоят у нас перед глазами, воздействуя на нас с такой силой, о какой не мог и мечтать автор «Герники». Эта современная — очевидная — сторона образа, но есть еще и другая, музейно-аукционная, пекущаяся не о скорости репрезентации, а о подлинности, надежности и неизменности, в том числе и роста капитала.

Искусство тогда максимально соприкасается с жизнью, когда оно имеет дело со смертью 2. Сентябрьские акции с особой остротой вновь заставили задуматься о сути искусства, образа, акциионизма. Реактивные и эмоциональные заявления Карл-Хайнц Штокхаузена, Славоя Жижека, Дитмара Кампера и многих других свидетельствуют о неотложности новых подходов к пониманию образа и способов его функционирования в культуре.

Что стоит за мифом о неизменности картины, только лишь репрезентация умершего и-уже-неподвластного-изменению? Возможны ли другие стратегии в отношении к законченной картине (впрочем, как и незаконченной, никто ведь никогда не пытался дописывать и доделывать ее, как например Кельнский Собор)? Дорисовать усы, на известной картине поставить свою подпись, поставить знак доллара или прыснуть на картину кислотой — действия, затрагивающие существо дела поставленной проблемы.

По крайней мере, мне известна одна художественная акция, которая предлагает нам задуматься над поставленными вопросами.

Ей предшествовал апокриф.

В начале 90-х гг. один новый русский купил коллекцию картин известного петербургского художника Валерия Лукки. Это был ранний «лиричный» Лукка. Через некоторое время картины перестали ему нравиться: «Они пусты, в них мало изображений», — заявил он, предлагая одному из основателей товарищества «Новые тупые», художнику и писателю Сергею Спирихину, дописать их, положив по 100 рублей на каждую. Спирихин согласился. Сделав половину работы, летом 2000 г. он пригласил знакомых посмотреть как на «исходные» картины, так и на то, что у него получилось.

«Спирихин сошел с ума, он кощунствует, ставит крест на себе как художнике»,  — такова была всеобщая реакция художественного сообщества.

Что делает Спирихин-акционист, когда переписывает чужие картины? Взваливая на себя ношу улучшения мира, поступает ли он в духе японских поэтов, которые доводили до совершенства сделанное другими?

Из истории улучшений

Вот один из примеров поэтического сотворчества Мияги Бонтё (? — 1714) и Басё (1644 — 1694). К двум строкам Мияги Бонтё долго никто не мог придумать первой строки. Наконец Басё эту строку нашел:

Симокё был самым тихим районом Киото, поэтому первая строка придала хайку художественную завершенность 3.

В дальнейшем эта хайку, воспринимается как их совместная работа.

Но в Японии хайку не только дописывались, но и исправлялись. Поэт Ёса Бусон (1716-1783) приводит хайку Сисэн. Начальная строка неизвестна:

Бусон говорит: «У Сисэн фраза «летняя роща» хорошо передает чувство, которое возникает при виде убогих людей. Однако выражение «печальные монахи» я бы заменил. Сказать «печальные» — значит дать оценку, а в слове «одежды» присутствует сиори, т.е. оно более гибкое и художественная форма становится совершенной. Итак:

Сегодня этот исправленный и дополненный вариант каноничен.

Власть акционистского искусства

Спирихин устраивает экстравагантную акцию — устанавливает денежный эквивалент на работу, конгениальную живописцу: на 100 рублей заполняет пространство, оставленное художником. Это — не палимпсест, так как он работает не в духе находчивых художников эпохи перестройки, с удовольствием писавших поверх портретов членов Политбюро. Он дописывает произведение внутри картины, которая уже закончена и продана.

Кто творец и автор? Валерий Лукка, написавший картину, или Сергей Спирихин, устроивший акцию, которая не только извращает художественный образ и унижает (по крайней мере, делит надвое) имя автора, но и вызывает раздражение художественного сообщества.

Волен ли каждый, по желанию заказчика, будь тот частным лицом или целым сообществом, совершенствовать и вносить изменения в существующее произведение? Нынешнее состояние общества позволяет, а нормы жанра перформанса даже поощряют, эксперимент, провокацию и радикальное разрушение канонов, принятых в рамках изящных искусств. Своей акцией Спирихин обнажает и доводит до логического конца желание продать картину. Но чтобы продать, ее нужно сделать привлекательной.

Акция «уравнивает» эзотерический и экзотерический план произведения, то есть исходную картину и жест художника-перформансиста. Его акция адаптирует творчество живописца к массоввому вкусу, который, в нашем случае, репрезентирует бизнесмен и гости его дома.

Дописывая и переделывая картину, Спирихин напоминает о жизненности внимания к другому, о «неравнодушном», скажем точнее, деятельном участии в судьбе «несовершенного» произведения. Отбрасывая романтический миф Автора, неприкосновенность и законченность его художественного продукта, он с постмодернистской легкостью переприсваивает Лукку (заметим, автора «самой плохой», с точки зрения посетителей выставки «Петербург 99» (Центральный выставочный зал «Манеж»), картины). Дописать, донести картину до зрителя, сделать ее понятной и приемлемой для его интерьера — значит примирить цеховые критерии качества живописи и вкус массового зрителя, заявить обоснованность его требований и обратиться лицом к потребностям «простых людей». Примирить культуроборческую и вместе с тем эзотерическую стратегию нонкомформистов со стремлением к комфортному самоощущению человека «уровня» бизнесмена, или иначе, дать ему эстетические модели идентификации, отказавшись от модернистской ксенофобии цехового сознания, — подспудная цель акции. В представлении преформансиста живописные образы текут как ручьи, сохраняя русло преемственности. Спирихин против деградации живописи. Псевдооплата за работу — косвенный свидетель этого.

Нельзя забывать, однако, и то, что классиком становится тот, кого пытаются отрицать, преодолевать или подделывать.

Живопись и перформанс

Жанр перформанса, напомним, является открытым, динамично развивающимся направлением. Он есть конверсив сцепления тела, места и времени. Во всяком подлинном перформансе (а их, как впрочем и любых других настоящих произведений искусства, мало, что имеет объяснение, с одной стороны, в том, что перформанс как никакой другой вид искусства «дублирует» обычные повседневные действия, а с другой — нет еще наработанного поля критериев и оценок) есть точка, когда человек попадает в эти состояния и, стягивая и резонансно усиливая, реактивно возвращает зрителям весь фон воздействий, информирующих тело. Суть перформанса в неустранимой тактильности его реакции на окружающий мир. Все те информационные, экологические, экономические, социальные, психологические и прочие волны, накатывающиеся на человека и прокатывающиеся через него, запечатлеваются во «внутреннем» теле человека, подобно тому как эмбрион реагирует на изменение окружающей среды и психологическое состояние матери. Перформансист, обладая волей к репрезентации, обнаруживает это внутреннее тело, делает его зримым и дает ему голос; он конверсив внутреннего состояния, соответствующего внешним, далеко не очевидным и не схваченным разумом, воздействиям. Художник-акционист «сканирует» их и преобразует в сигналы тела. Именно художник делает жест в «натуральную величину» человеческого переживания. Но это не все. Жест акциониста лишь тогда может претендовать на качество, когда является результатом работы художественной рефлексии, когда в него вложены усилия по выражению инвариантного состояния другого, когда есть «рукотворность образа» и культурная дистанция.

Интрига акции в том, что Спирихин, проблематизируя границы живописи, оказывается вне ее. Он экспериментирует — казалось бы — внутри своего произведения. Внешне это выглядит так: дописывая свою собственную картину, но скрываясь как ученик за именем мастера, он вторгается в наши представления об образе самой картины в культуре. Спирихин — акционист par exellance, так как он обращается не к картине, как традиционному тексту культуры, а, исполняя роль художника, выходит за ее границы в пространство представлений о картине. Он, в который раз в истории живописи, вопрошает о соотношении корпоративных норм и радикальных новаций в сфере живописи: может ли акционист использовать для своего жеста произведение другого? написать доллар на картине другого или улучшить ее и реставрировать — явления одного порядка?

Удваивая имя автора, Спирихин девальвирует подпись художника. Но кто имеет силу удвоить имя автора акции, сделать его жидким и поддатливым как текст исправляемой им картины? Критик, обнаруживший «подлинник», акционист, который привнесет новый знаковый слой, зритель, оставшийся в недоумении или, может быть, сам автор?

Великий мистификатор

Сергей Спирихин, выбрав ведущего мастера, «пишет под него», а затем, утрируя свой стиль до клише, переписывает «чужую» картину. Этим он разрушает комфортное состояние самосознания живописца, который ассоциирует себя с художником как таковым. Ведь сегодня совершенно естественно употреблять понятие «художник» там, где, строго говоря, речь идет о «живописце». На данный казус обратил внимание Б.Р. Виппер: «очень часто сейчас при перечислении специалистов по искусству можно прочитать «художник» вместо «живописец», объясняя это тем, что «живопись пользуется широкими симпатиями общества» 4. Акционист решается на сложную операцию по удалению опухоли живописца на теле художника. Оправившись от смертельного ранения нанесенного представлению о художнике как живописце, а не, например, фотографе, скульпторе или перформансисте, мы фиксируем вектор движения искусства от визуального к реактивному, к интерактивному и, наконец, к перформативному его понимакнию.

Качественно сделав акцию, Спирихин допустил лишь одну оплошность, подписав картины Лукки «Лука».

P.S. Валерий Лукка узнав об этой акции сказал:

«Мне жалко, что это не мои работы. И если бы бизнесмен предложил исправить мне мои работы, то я с удовольствием принял бы его предложение — и, надеюсь, ухудшил бы их» 5.

Но причем здесь Калькутта?

Ровно при том же, что и живопись Лукки в акции Спирихина: Лукка дал имя художника. К тому же парламент Индии переименовал Калькутту в Колкату. Вот так, без мягкого знака. Без привычной романтики зовущей странствовать. В этом обласканном любителями морских приключений и кроссвордов слове появляются индейские аллюзии и затруднения на уроках географии.

PS

Размышляя над ситуацией невнимания/неинтереса отечественныйх философов (и шире интеллектуалов) друг к другу родился художественный проект: «Впечатай себя в текст Другого». Философское сообщество берет на себя обязательство перед публикацией текстов (книг или статей более печатного листа) отдавать их на «усмотрение» других, которые вольны вставить себя: как об этом верно заметил NN, или по этому вопросу есть иная точка зрения и процитировать себя. Если в проекте 5 — 6 человек, появится контекст, диалог, навык учитывать своего, а не только популярного иностранного автора. А читатели, привыкнув встречать цитаты современных русских авторов, со временем, возможно, войдут во вкус диалога с ними.