Быть может, самым печальным результатом глобального вмешательства фантазии в экономику является даже не экономический упадок как таковой (все-таки возможности регенерации хозяйственной жизни велики, иначе человечество не выжило бы), а сопутствующая интоксикация общественного сознания: формирование навязчивых идей, побуждающих снова и снова наступать на грабли.
Взять хотя бы экономическое учение Маркса, все еще остающееся (как это ни печально) самой влиятельной экономической теорией в России. Карл Маркс был ярким и талантливым критиком существующего порядка вещей, собственно, этой цели и служили все его философские выкладки. Что же касается представлений как о прошлом, так и о будущем современной ему системы производства, то тут основоположник коммунизма безнадежно запутался в дебрях мифологии и революционного пафоса. Что, впрочем, не мешало ему и его последователям делать безапелляционные выводы и, в результате, синтезировать несколько хищных химер («общественная собственность», «историческая миссия пролетариата и др.), умеющих цепляться за любой шанс к осуществлению.
Среди летальных мутаций, то есть встроенных в самую основу ошибок в рассуждении, оказалась и мифологема, которую, в соответствии с бродячим басенным сюжетом, можно назвать «свинья под дубом». Ход рассуждений Маркса состоял в следующем.
По мере развития капитализма прогрессивная роль частной собственности неуклонно ослабевает и постепенно переходит в свою противоположность: частная собственность становится «тормозом [160] развития производительных сил». В современном крупном производстве собственник уже не является организатором: его энергия и предприимчивость иссякают и перестают служить интересам дела. Все целесообразные для общества функции осуществляют менеджеры, инженеры и экономисты, а собственник превращается в рантье, он только стрижет купоны и знай себе жирует, пока другие (угнетенные и эксплуатируемые) трудятся в поте лица. Описанию колоритной фигуры паразита-рантье посвящено немало язвительных страниц в «Капитале» и других произведениях Маркса-Энгельса-Ленина. Вывод казался очевидным: следует перекрыть канал паразитарной утечки (экспроприировать экспроприаторов), а отлаженная система экономики будет продолжать работать сама по себе. Шестеренки хозяйственного механизма не перестанут крутиться (за ними ведь следят инженеры), зато можно будет обеспечить справедливое распределение, учесть интересы всех обездоленных. Ну и так далее.
Октябрьская революция в России первым делом и выполнила эту предусмотренную теорией операцию: решительно, одним махом, «перекрыла кислород» паразитам. Результатов долго ждать не пришлось — вскоре выяснилось, что «канал паразитарной утечки» как раз и был главной живительной артерией целесообразной экономики. Выяснилось то, что изначально было понятно здравому смыслу остальной Европы — потому-то роковая ошибка и не прошла через иммунные барьеры здоровой социальности. Оказалось, что владельцы акций (и, тем более, контрольных пакетов) не просто получали дивиденды. Пусть даже многие из них не разбирались в тонкостях технологического процесса, но в системе «спрос-предложение» они разбирались прекрасно, голосуя своими капиталами, своим достатком и благополучием. Да и лучшие менеджеры тоже руководствовались стимулом «стать собственниками», этим, можно сказать, сверхмощным стимулом, по сравнению с которым роль организатора чужого производства глубоко вторична, ибо не способна мобилизовать и десятой доли энергии, сопровождающей деятельность актуального или потенциального собственника.
Одним словом, опыт Советской России очень быстро показал, что фигура собственника ничем не заменима — ни революционным энтузиазмом, ни системой рабского подневольного труда, ни даже добросовестным отношением к работе. Эксплуатация теоретических [161] химер (наподобие общенародной собственности и других таких же образцов «горячего мороженого») не могла изменить сути дела. Плохо, конечно, когда желуди расположены высоко и не всем доступны — но, ничего не поделаешь, они не растут вне дуба.
После того, как семидесятилетний обморок экономики наконец закончился, стали появляться первые признаки регенерации, восстановления жизнеспособного хозяйственного организма. Незаметно исчезли загадочные «конторы» и бесчисленные НИИ, обитатели которых вовсю имитировали общественно-полезный труд; закрылись деревообрабатывающие фабрики в пустынях и овощехранилища, где те же сотрудники НИИ каждый год помогали отделять сгнившие овощи от полусгнивших. Вот уже начинают вставать на свои места грамотные инженеры (оказалось, что их нужно не так уж и много); появились собственные менеджеры и даже (что самое невероятное) трезвые рабочие. Но сами по себе все эти важные для экономики перемены и полезные (для нее же) персонажи еще не дают гарантии жизнеспособности социального организма. Требуется еще, чтобы на командные высоты вновь взошли ключевые фигуры современной товаропроизводящей цивилизации — предприниматели, обладатели драгоценной инициативы, люди, способные к рассчитанному систематическому риску, а не к разовой ставке на авось. В строгом смысле слова именно они суть гаранты национального богатства — и если даже они бесправны и небогаты, то речь может идти лишь о той или иной степени национальной бедности.
Увы, именно в этом отношении остаточная интоксикация общественного сознания максимально велика. Представления о «паразитах, наживающихся за счет простого народа» определяют настроения не только анонимной массы, они распространены и далеко за пределами электората КПРФ. Немало россиян впадают в манию величия, когда, проходя мимо роскошного особняка, думают о его хозяине: «вот гад, ведь из моего кармана украл». Суммируясь, индивидуальные симптомы складываются в картину коллективного невроза зависти, для лечения которого самым доступным и разрекламированным средством по-прежнему остается марксизм.
Некоторые экономисты любят рассуждать о повышении социальной справедливости, о перераспределении доходов с помощью прогрессивного налогообложения и т.д., забывая хоть чуточку позаботиться о том, что предстоит перераспределять. Люди вполне [162] здравомыслящие то и дело ссылаются на опыт Швеции и других «передовых» стран, указывая, что бизнесменов там заставляют делиться и жестко контролируют доходы. Но при этом упускают из виду, что благополучные страны потому и благополучны, что их экономики напоминают многовековые дубовые рощи с прочной корневой системой; право собственности там священно и неприкосновенно, а инструмент перераспределения применяется крайне осторожно, чтобы не задеть за живое. И все равно, время от времени приходится давать откат — как только капитал почувствует беспокойство.
Все эти меры перераспределения передовых стран для России пока не слишком актуальны — они никогда и не будут актуальны, если сейчас не создать режим максимального благоприятствования собственнику (и даже олигарху). Об оздоровлении общественного сознания можно будет говорить лишь тогда, когда преуспевающие предприниматели станут восприниматься как национальное достояние, а праведный гнев народа переместится на племя чиновников-бюрократов, действительных паразитов, торгующих только справками и разрешениями.
К сожалению, случаи, подобные Выборгскому ЦБК, показывают, как мы далеки от цивилизованного правосознания. Общественное мнение поддержало не законного собственника, а «рабочий коллектив»; в очередной раз сработала марксистская мифологема, только в более циничном виде: производство, слава богу, налажено, инженеры и рабочие на местах — значит можно снова экспроприировать на благо трудящихся. На Выборгском комбинате был достигнут «компромисс», но некоторым другим российским предприятиям, только-только вышедшим из мерзости запустения повезло меньше — их «вернули рабочим». Правда, одно заметное отличие от ленинской национализации все же есть: тогда подрывали корни дуба, чтобы получить желудей много и сразу. Теперь дожидаться желудей не хватает терпения — выкапывают ростки. Что ж, отечественные сеятели (предприниматели) люди привычные и неизбалованные, они говорят: «на здоровье» и инвестируют все что могут в экономики других стран.
Добавить комментарий