Постгенитальная сексуальность и европейская цивилизация

[96]

В классическом подразделении Фрейда различаются следующие стадии сексуальности: оральная, анальная и генитальная. Генитальная стадия рассматривается как вершина сексуального развития — выбор объекта осуществлен и далее следует рутинная половая жизнь, не избавленная, впрочем, от некоторых трудностей… Есть, однако, основания предполагать, что на этом дело не заканчивается и мы вправе выделить в качестве самостоятельной фазы четвертую, постгенитальную стадию развития сексуальности. Но ее рассмотрение мы начнем не с онтогенетического, а с исторического аспекта.

До поры до времени история сексуальности столь же разнообразна как и история техники в целом — не менее, но и не более. Но с какого-то момента квота разнообразия эротической реальности начинает стремительно возрастать — и прежде всего за счет появления несобственного измерения, размытой ауры эротизма, проникшего во все горизонты человеческого бытия. Предельно упрощая ситуацию мы можем разделить хронологию сексуальности на две части: на эротику эксцесса как архаическую форму вожделения, безраздельно господствовавшую «до новой эры», и современный тип эротизма, являющийся таким же неотъемлемым атрибутом европейской цивилизации, как наука, техника или дисциплина времени.

Исторические перипитии тихого взрыва, незаметного внешне, но приведшего к вспышке сверхновой секс-цивилизации пока неясны, можно лишь в общей форме ответить на вопрос «что произошло?» Эротика эксцесса представляла собой спресованные по месту и времени выбросы сексуальной активности (яркие вспышки энергии либидо), чередующиеся с длинными паузами воздержания или рутинного репродуктивного поведения. Дискретность разрядов может быть названа основной чертой архаической эротики, причем периоды кратковременной вседозволенности совпадали с [97] особыми праздничными днями (сатурналии, праздники дураков, весенние рекреации и др.).

Прорывы такого рода Ж. Батай называл трансгрессиями, считая трансгрессию неотъемлемой частью социума управляемого, посредством системы запретов (табу) 1. Эксцесс — это трансгрессия в чувственной сфере, определяемая внутренним импульсом и направленная на первый попавшийся объект, обладающий хотя бы минимальным уровнем аттракции. Словом, на все, что шевелится. Эротическое напряжение как бы циркулировало по кольцу времени, достигая критической величины и разряжаясь в эксцесс. Можно сказать, что эротика эксцесса восстанавливала на новом витке уже преодоленные физиологические ограничения сексуальности, эстральный цикл, регулирующий сексуальное поведение млекопитающих. Эти регулярные фестивали вседозволенности заманчиво сопоставить с периодами течки: концентрация эротизма в атмосфере резко повышалась — с той разницей, что вместо химической сигнализации использовалась символическая. Радикально изменились, прежде всего, средства транспортировки соблазна: у животных решающую роль играет запах, у человека решительно преобладает визуальный ряд. Но и сходство между эротикой эксцесса и эстральным циклом очевидно — самец бабочки способен принять химический сигнал самки, оповещающий о готовности к размножению, на расстоянии 5–6 км. 2 и с этого момента мотылек не реагирует уже ни на что другое, пока не достигнет цели, превращаясь, по существу, в эрегированный член с крылышками. Нечто подобное происходит и с самцом homo sapiens в момент санкционированного эксцесса — тут вполне годится метафора «лечу к тебе, как на крыльях любви» — если, конечно, лишить ее излишнего романтического ореола.

Такова эротика эксцесса в нарочитом огрублении, еще долго доминировавшая и после того как эпоха собственно архаики уже закончилась. По мнению Мишеля Фуко, даже сексуальность античной Греции характеризовалась невысоким эротическим напряжением повседневности, рутина отменялась только на период [98] мистерий 3. Сумму изменений, вызвавших появление новой стадии сексуальности, можно описать следующим образом. «Трубопровод», по которому осуществлялась циркуляция медленно нарастающего заряда возбуждения, начинает давать утечку. Его содержимое (допустим, либидо) просачивается в близлежащие слои культуры, увлажняя и эротизируя их — тем самым повседневность приходит в возбужденное состояние. Мир озаряется аурой расфокусированной сексуальности И эта постгенитальная сексуальность оказывается самой поздней и в то же время самой яркой составляющей той грандиозной психологической революции, которую Ницше называл ressentiment. Размывание чистых состояний типа гнева, ярости, ликования, их взаимосмешение можно назвать засорением или обогащением, в зависимости от пристрастия исследователя. Важно лишь отметить, что ни одна из человеческих ценностей не остается теперь эротически нейтральной.

Мир событийности погружается в фоновую сексуальность, присутствие соблазна распределяется по бесконечным градациям — от юношеского вожделения к фривольной красавице до профессорского вдохновения перед аудиторией, от пляжа до кладбища. Всмотримся в этот прекрасный новый мир постгенитальной сексуальности.

Прежде всего мы увидим, сколь причудлива топография соблазна — причем обнаженное тело отнюдь не является центром притяжения либидо. Эта роль переходит к тонкому, прилегающе-облегающему слою символического — по аналогии с интерьером назовем его и н т и м ь е р. Предметный состав интимьера включает в себя «скрытые сокровища» — интимные одеяния, интимные жесты, фрагменты поведения, отличающиеся изначальной двусмысленностью. Трусики, чулочки, вырезы, лямочки, ажур, полупрозрачный шелк суть материальные носители эротического заряда. Но для производства и транспортировки соблазна они должны соединиться в символический вихрь предъявления и сокрытия. Интимьер состоит из особого рода текстов, считываемых, а вернее, чувственно исполняемых в момент создания. Впрочем, возможен и вариант «библиотечного хранения» текстов интимьера — [99] проигрывание в памяти греховно-соблазнительных сценариев, составленных из случайно-подсмотренного и домысленного.

«Случайно-подсмотренность» является неотъемлемой чертой нового эротического проекта, некой особенностью семиотики интимьера. Разумеется так же, как и «случайно-показанность». Трусики, мелькнувшие «просто так», в момент смены позы, случайное прикосновение, деликатная просьба. Декольтеологический фон Большого Города, фоновая сексуальность нового мира, мира новой чувственности. Прямая явленность разрушает структуру эротической переклички. Одно из важнейших правил этой чувственно-сверхчувственной игры звучит так: вижу, но не подаю виду. Игры в интимьере решительно отличаются от языковых игр Витгенштейна принципиальной невозможностью эксплицирования правил.

Суть происходящего отлично выражается афоризмом Евгения Шварца: «лучшее украшение девушки — скромность и прозрачное платьице». Конфигурация постгенитального соблазна похожа на гегелевское понятие соединением противоположных моментов, но есть и различие: противоположности остаются непримиренными. Их требуется синхронизировать, совместить, не выходя при этом за пределы «случайно-подсмотренности», не прерывая семиозис интимьера. Задача отнюдь не простая, она требует от участников переклички самообладания и определенного опыта.

Решение задачи можно представить как работу Машины Вожделения, своеобразного синхросексотрона (ССТ). Из сказанного ранее ясно, что пуск ССТ осуществляет женщина, именно ей принадлежит активная позиция в продуцировании соблазна. Мужчина, как правило, является только соавтором текста интимьера, а то и просто «читателем», зачастую не слишком грамотным. Поскольку даже чисто физиологически мужская сексуальность более примитивна, мужчина вступает в игру как «ведомый», как дублер, зеркально повторяющий действия «левого пилота».

Итак, женщина нарушает нейтральный декольтеологический фон, бросая вызов (вызывающее поведение). В общем случае (в условиях Большого Города) вызов не содержит персональной адресованности, предназначаясь тому, «кто похвалит меня лучше всех». Правильный отклик предполагает знание основ грамматики языка интимьера — увы, далеко не каждый партнер мужского пола способен на это, сказывается близость мужской позиции к [100] архаической эротике эксцесса. Разогрев реактора и первые объективации вожделения, производимые на синхросексотроне, отличаются особой хрупкостью, неустойчивостью к прямому солнечному свету. Всякая спешка, неосторожность партнера приводят к быстрому охлаждению реактора — коммуникация прерывается. Стоит слишком прямолинейно уставиться в раструб, открывающий интимьер соблазнительницы и обрыв цепи неизбежен.

Конфузы особенно характерны для юношеского периода, когда либидо еще не прошло культурную обработку в духе постгенитальной сексуальности. Одновременное сопряжение в сознании скромности и прозрачного платьица не укладывается в голове бедного юноши. Он краснеет, бледнеет, смущается (страдания юного Вертера) или сразу же лезет на рожон, действуя по более низкому модусу сексуальности. И в том, и в другом случае семиозис прекращается, едва успев начаться, непреодоленная десинхронизация останавливает ССТ. Происходит фальстарт Машины Вожделения.

Опытность женщины проявляется в умении самостоятельно вести Машину, пока менее опытный партнер не освоится со своей, куда более простой клавиатурой и не научится попадать в такт: все, что от него пока требуется. Освоение навыков работы на ССТ под руководством знающей и ласковой наставницы — это, конечно, идеальный вариант для введения в практику постгенитальной сексуальности. Обычная практика обучения «вождению» осуществляется методом проб и ошибок, что влечет за собой последствия, иногда сопоставимые по тяжести с дорожно-транспортными происшествиями. Остановка машины вожделения из -за фальстарта есть нелегкое переживание для обеих сторон, хотя женщина, нажимающая кнопку «пуск» по своему усмотрению, спокойнее переносит срыв, извлекая полезную информацию для совершенствования запуска. Она может позволить себе запускать ССТ «просто так», в предвидении заведомого фальстарта, наслаждаясь эффектом провокации. Декольтеологический опыт является специфическим аттрактором в чисто женских беседах: «А он, дубина, как уставился на мои коленки, так его и заклинило…» Новый тип сексуальности прощает и даже поощряет различные вольности — безнаказанность импровизаций на ССТ это, быть может, главный вклад европейской цивилизации в копилку общечеловеческой чувственности.
[101]

Распространение постгенитальной сексуальности по всему миру являет собой пример колонизации — пожалуй, еще более яркий чем импорт моделей потребления или товарная экспансия. Приглашение к самореализации в интимьере создает неодолимую тягу в большие города. Чеховские три сестры не могли ясно выразить причину своего стремления в Москву, но целый сонм провинциальных красавиц устремлялся в мегаполисы, чтобы приумножить страдания юных Вертеров… Ростки новой сексуальности внесли и вносят свой вклад в разрушение ригористических моральных систем, разного рода «фундаментализмов». В долгосрочной перспективе позывы интимьера оказываются действеннее всевозможных политических призывов.

Топография расфокусированной эротики отличается многомерным рельефом: океан фоновой сексуальности усеян островками персонального выбора. Анонимная адресованность декольтеологического вызова плавно переходит в персональную адресованность, для избранника открывается именной доступ к интимьеру. Но нужно заметить, что в условиях постгенитальной сексуальности выбор друг друга имеет мало общего с эротикой эксцесса — мужское вожделение подвешивается в мерцающей ауре женственности, приобретая хронический, вялотекущий характер. Что же касается женщины, то даже самая горячая любовь к одному-единственному не исчерпывает полноты эротического проекта. В сфере фоновой сексуальности оформился особый, автономный модус чувственности, не воспроизводимый в условиях физической близости с партнером. Различия обнаруживаются даже на гормональном уровне: недавние исследования физиологов свидетельствуют о существовании разных типов возбуждения — в одном случае преобладающим гормоном является эндорфин, в другом — каталамины 4. Похоже, что физиология подстраивается под освоенный символический ряд, хотя и с некоторым опозданием.

Иными словами, оргазм, получаемый женщиной при контакте с партнером, вполне может быть сопоставлен с порцией наслаждения, получаемой при работе на ССТ. Пока еще, конечно, не придумали способа измерять наслаждение, не существует и градуированной шкалы для возможных сопоставлений. Но женщина, стоящая на сцене в фокусе восхищенных взглядов, безус- [102] ловно испытывает эротический резонанс, сопровождаемый гормональным дождем внутренней секреции. Вообще, поскольку физиологический предел насыщения у человека достигается достаточно быстро, дальнейшее наращивание возможно только за счет работы синхросексотрона, например, благодаря присоединению позиции наблюдателя (подглядывающего) и позиции наблюдающего за наблюдающим. Неслучайно Жак Лакан связывает максимум чувственности именно с таким позиционным смещением: «На предельном горизонте опыта созерцания мы находим этот аспект всевидения в самоудовлетворении женщины, которая знает, что на нее смотрят, при условии если смотрящий не знает, что она знает или не показывает этого. Мир во всевидении, но не в эксгибиционизме — вот абсолютная приманка для взора.» 5

В висячих садах интимьера вызревают самые диковинные и сочные плоды, здесь находятся смещенные центры чувственности, связанные с целым пучком физиологических резонаторов. Удачный маневр на ССТ вызывает пульсацию экстра-клитора, воображаемого органа, подключенного к реальным аффектам. Кнопка «пуск», как уже было сказано, находится в распоряжении женщины, т.е. запуск синхросексотрона осуществляется из феминной позиции. Однако кнопка «стоп» далеко не всегда подвластна соблазнительнице, поэтому запуск машины вожделения может иметь непредсказуемые последствия: ответный взор, пойманный в ловушку, легкий флирт, провокация оставляют желанную пометку на экстра-клиторе. Но можно нарваться и на более низкий модус сексуальности и не дотянуться до кнопки «стоп». Впрочем, продукция ССТ исключительно разнообразна, ее диапазон простирается от мягкой сентиментальности до жесткого порно. Пожалуй, наиболее интересен п е р е х в а т у п р а в л е н и я, когда партнер обнаруживает владение языком интимьера, способность прочитывать сложные тексты, не нарушая логику скрытой явленности. Тогда расставляющая сети сама попадается в них, ибо реактивная сила соблазна выражается длиной пробега на ССТ.

Четные и нечетные такты работы на ССТ принципиально отличаются друг от друга. Правильный ответ на декольтеологический вызов имеет мало общего с девизом поручика Ржевского: выставленная на показ коленка требует «несимметричных» знаков [103] внимания — демонстрации профессионализма, надежности, тактичности, и, прежде всего, умения поддерживать разговор. Интенсификация «интересной беседы» это вообще главная мужская часть пробега на ССТ. Дело в том, что мужской полюс постгенитальной сексуальности более архаичен — преимущественным источником возбуждения здесь является видеоряд. Для женщины, наоборот, слово есть прямой возбуждающий стимул, она способна непосредственно-эротически реагировать на культуру, получая наслаждение от поглаживания экстра-клитора струящимся логосом. Этим не в последнюю очередь обеспечивается сохранение и возрастание массива культуры. С утверждением постгенитальной сексуальности решительно изменяются критерии проноса генов к следующим поколениям. Победителем вполне может оказаться весьма неказистый мужской экземпляр, если только он предъявляет абсолютный эротический стимул — гремучую смесь острого ума и хорошей эрекции.