Общины первохристиан в праславянском и раннеславянском мире

[116]

В области изучения культурогенеза славянского населения Восточной Европы в I тыс.н.э. был открыт разрыв в культурной традиции, произошедший на территории Поднепровья и Днепро-Днестровского междуречья во II в.н.э. Установившаяся в это время новая кратковременная культурная общность населения I-II вв., оставила памятники на Буге и Днестре (Марьяновка, Рахны), Днепре (Лютеж), в Низовьях и Верховьях Десны (Высокий Груд, Змеевка, Почеп, Синьково). Эта [117] общность получила название «горизонт Рахны-Почеп». Близкими и, видимо, отчасти синхронными памятниками, принадлежащими к той же группе, являются памятники типа Этулия в Днестро-Прутском междуречье, выделенные А.В. Гудковой и Т.А. Щербаковой. Они многочисленны и доходят до устья Дуная. Эти памятники синхронны почепским лишь частично, поскольку основная масса пунктов с находками типа Этулия, датируется III-V вв. Однако А.В. Гудкова, просмотревшая материалы почепского горизонта с Высокого Груда (во время конференции, посвященной 100-летию Херсонского музея Древностей), признала их полное типологическое тождество с этулийскими.

Оставляя в стороне вопрос о возможной передислокации населения из Подесенья в Низовья Дуная (современные исследователи пока считают возможным автохтонное развитие местных поднепровских культур: преемственность между почепскими памятниками I-II вв. и памятниками киевской культуры III-V вв 1.), обратим внимание на переломный момент около II в. н.э. в культурогенезе на территории Поднепровья, коснувшийся всего Юга Восточной Европы. Его локализация еще более широка, поскольку феномен «горизонта Рахны-Лютеж-Почеп» выделенный М.Б. Щукиным, занимая значительное пространство в Поднепровье, Побужье и Поднестровье, достигает Дуная на юго-западе и Самарской Луки Поволжья 2 — на северо-востоке.

Крайне интересными, в плане перелома в культурогенезе в Восточной Европе, являются совпадающие, или почти совпадающие с ним во времени изменения в географических представлениях на дислокацию «блаженных народов», — гипербореев или аримафеев (написания в античной географии встречаются и иные). Птолемей локализует «блаженный народ» аримафеев, согласно античной традиции: на северо-востоке, у Рифейских гор. Однако не столь уж далеко в пространстве, поскольку с блаженным народом соседствуют вполне реальные савиры.

Христианские источники, переносит «блаженных» к югу и восточнее, некоторые авторы связывают их с индийскими гимнософистами («брахманами»). Причем одно из первых «Слов» такого рода приписывают малоазийскому уроженцу, автору «Лавсаика» (повествования о подвижниках Фиваиды) рубежа IV-V вв. — Палладию 3. [118] Это обстоятельство интересно тем, что монахи Фиваиды Египетской, в основном, подземножители, как и «брахманы» («рахманы» русской традиции). Их подземножительство отмечается даже в самых ранних источниках 4; да и Малая Азия (Каппадокия), родина Палладия — страна подземных монастырей и даже городов-монастырей, уходящих под землю.

Не только рахманы заменяют блаженных аримафеев в христианских сочинениях, где имеются некоторые географические сведения. Совершенно иной блаженный народ представлен в тексте, который издание приписывает брату Григория Богослова — автору IV в. Кесарию Назианину 5. Здесь содержится противопоставление двух соседствующих народов: склавинов и фисонитов, где склавины выступают воплощением греховности, а даже само имя фисонитов происходит от названия реки Фисон (Физон), текущей по земному Раю. В представлениях ранних христианских авторов один из «блаженных» народов помещася совсем близко к пределам Византийской империи.

Географическая привязка фисонитов к склавинам, дала повод автору опубликованного текста Псевдо-Кесария искать фисонитов в среде антов, соседствовавших с фисонитами. Связь антов с памятниками пеньково-колочинской культуры VI-VII вв., после работ В.В. Седова, Е.А. Горюнова, О.М. Приходнюка, Р.В. Терпиловского, А.М. Обломского уже, кажется, ни у кого не вызывает сомнений. Наиболее ранними, исходными для пеньковских, были памятники киевской культуры III-V вв.

Ареалом для поиска первохристианских общин фисонитов, таким образом, оказывается западный ареал киевской культуры, — территория Днепро-Днестровского междуречья. Ввиду очевидной (по источнику) близости фисонитов к Дунаю, можно было бы предположить, что искать их надо в районе антской культуры, где локализованы памятники типа Этулия. Не исключено, что населявшие их люди (среди которых были и первохристиане), продвигаясь на север, заселили более северное Поднестровье.

Интересные параллели в этой проблеме появились и в этнографии. Вышедшая недавно монография Т.А. Бернштам 6, посвящена [119] инициальным возрастным обрядам в восточнославянском мире. В монографии четко сформулирован вопрос о длительности христианского воздействия на восточное славянство в различных регионах его обитания. Спор о разрыве в традиционной культуре восточного славянства с приходом христианского вероучения, приведен Т.А. Бернштам во «Вводной главе» монографии. Цитируемый здесь А.К. Байбурин предельно четко сформулировал обобщающую компромиссную позицию по этому поводу: «ключевые символы (термины) культуры имеют языческо-христианское содержание», и «принятие христианства произвело перерыв в культурно-исторической традиции славян» [c. 15]. Но ни одна традиция не существует в культуре в неизменном состоянии, а славянство вовлекалось в орбиту христианского мироощущения длительно и постепенно, и в разных местах — по-разному. Ниже об этом и идет речь в монографии Т.А. Бернштам [с. 16-22], при установлении периодизации принятия Славянским миром христианства.

Длительность и постепенность процесса христианизации, как рассматривает это Т.А. Бернштам [с. 16-22], находит все большее число подтверждений и сторонников. Не только. Андрей Первозванный проповедовал в Малой Скифии (Норике) на Дунае (что и инициировало появление легенды о его восточноевропейской миссии в «Повести временных лет»), но и его ученики — Пинна, Римма и Инна, принявшие в Норике на Дунае мученический венец. Именно этот регион согласно версии Нестора Летописца был назван «дунайской прародиной» славянства, откуда (с Дуная) расселялись славянские племена. Это реально происходило в VI-VII вв., но может быть в представлении Нестора речь идет как раз о первохристианских общинах, начавших из Норика свой путь? Этот период (I-VII вв.) Т.А. Бернштам называет первым периодом распространения христианства [с. 16].

«Повесть временных лет» во всех известных списках хранит в тексте Символа веры еще одно наследие этого периода: определение Сына «подобосущным» Отцу. Подобное наследие могло появиться только до принятия Никео-Цареградского Символа веры (с догматом единосущия) на соборе 381 г. в Константинополе. После этого православные пользовались Символом веры с определением единосущия, а не подобосущия. Сохранение определения Сына «подобосущным» Отцу в списках «Повести временных лет» относит первое появление Символа веры в Славянском мире к периоду между 335 и 381 гг., когда уже появились первые епархии в Восточной Европе: Херсонесская и Боспорская в Крыму и на Дунае (Томильская в Малой Скифии).

На территориях этих раннехристианских епархий распространялся и феномен подземножительства. Как свидетельствуют кресты,
[120]

начертанные в дромосе Царского Кургана в Керчи 7 и ниши, сделанные для светильников в его подземных помещениях, здесь не позднее III в. существовала подземная христианская церковь. Крест такого вида, с расширяющимися к концам ветвями, относящийся к типу crux immissa и датируемый, по мнению Джиованни де Росси, II-III вв., обнаружен в Римских катакомбах Люцины у Октавиановой дороги. Им аналогичны «мальтийские» кресты на импостах и капителях колонн раннехристианской Александрии. Такие кресты известны на изделиях западноевропейской торевтики и пластики VI-VII вв., и на синхронных ранневизантийских ювелирных предметах 8. Это определяет время молений в подземной церкви III-VII вв. Но основание первохристианской общины (киновии), видимо, относится ко временам миссии Андрея Первозванного, пребывание которого в Пантикапее фиксируют византийские источники.

В плане связи первых христианских епархий в Малой Скифии, очень интересна упомянутая исследовательницей легенда [с. 16] о проповеди христианства среди скифов Иоанном Златоустом. Во время его патриаршества в Константинополе (398-404) были отправлены к «скифам» [гуннам — Ю.Ш.] «мужъ добрых» «да е научетъ Закону» 9. Традиция подземножительства, появившаяся и на Балканах в IV в., могла быть связана с этой проповедью, поскольку родная для Иоанна Златоуста Каппадокия является страной христианских подземных монастырей в большей степени, нежели Фиваида Египта — родина монашества и подземного обитания первохристианских киновий и анахоретов.

Приведенные данные заставляют считать несомненным проникновение первохристиан в раннеславянскую среду до 381 г. Несмотря на полную неизвестность в какой форме и где существовали эти первохристианские реликтовые общины на территории Восточной Европы, доказательность их существования лишает опоры тезис о том, что «принятие христианства произвело перерыв в культурно-исторической традиции славян» (А.К. Байбурин). Распространение христианства было синхронным самому становлению славянства к сер. I тыс. н.э., как обособленного глоттогенетического единства. [121] Христианизация в этой среде не являлась внезапным или одно-актовым явлением. Распространение христианства на Руси — процесс длительный, а выделение и аргументация первого (I-VII вв.) периода, является основанием для правомерного рассмотрения наиболее ранних христианских апокрифов (I-VII вв.), известных и по греческой литературной традиции, в становлении христианского мировоззрения в Славянском мире.

Славянство, сохранявшее реликты первохристианства, видимо, вызвало упоминания блаженного народа фисонитов на Дунае. Фисониты в тексте псевдо-Кесария, в отличие от «блаженных народов» античной традиции, поселяемых древними авторами у Рифейских гор, обитали рядом с Империей на Дунае, в регионе активных событий того времени. Это дало возможность исследователям сопоставить фисонитов с антами. Связь антов со славянским этногенезом, а более конкретно, — с территорией, ставшей позднее восточнославянской, уже не вызывает в науке сомнений 10. Это связывает упоминания фисонитов непосредственно с территорией славянских миграций в Европе VI-VII вв. Сам текст сообщения псевдо-Кесария относится к VI-VII вв., что говорит о сохранении первохристианских общин у славян в эпоху их расселения.

Наличие первохристианского компонента при утверждении христианства делает крайне важным для Руси, ее обрядов и обычаев, особый пласт христианской культуры, к которому во множестве случаев и обращается Т.А. Бернштам [с. 22-29, 31, 37-40, 44, след.]. Речь об апокрифах, ссылки на которые содержатся едва ли не на третьи всех страниц в монографии. Татьяна Александровна определила отношение к апокрифу, дополнив высказывание А.Н. Веселовского: «кладезь недогматических христианских идей и образов, вошедших в “поэтическое миросозерцание… народных слоев” (А.Н. Веселовский)» [с. 23]. Самое интересное, что в этой группе апокрифов, связанных, прежде всего с блаженными народами, встречаются термины «рахманный» (добрый, хороший), «рахманная» («плодородная», — о земле). И те же термины используются аналогично исключительно в Поднестровье, на территории некогда связанной с памятниками типа Этулия. И, видимо, нигде более Фомина неделя (родительских поминовений) не носит, как в этих местах, наименования Рахманной Пасхи [с. 214-219]. Бросая в реку скорлупу пасхальных яиц, жители Поднестровья были уверены, что яйца (уже целыми) [122] приплывут к «блаженным рахманам». Здесь в Поднестровье расположено около десяти подземных монастырей, время создания которых неизвестно, а исследователи расходятся во мнении об их хронологии 11. Такой же «куст» подземных христианских обителей располагается в Низовьях Дуная, занимая территорию Малой Скифии (до Преслава на юге), о которой выше уже шла речь, и как о месте распространения памятников, связанных с ранними славянами, и как о месте дислокации первохристианских общин, ставших известными под именем фисонитов.