Когда почти четверть века тому назад я впервые попал на «далекое зарубежье» — Канада, Оттава — я тотчас с головой погрузился в неведомый книжный мир чуждой мне тогда цивилизации. Нетрудно было заметить, что устроен он был по-другому даже пространственно. Книгохранилища и читальные залы составляли одно целое. В библиотеке читатель прямо проходил к книжным полкам и брал то, что ему нужно и столько книг, сколько считал необходимым, совершенно не заботясь мнением на сей счет библиотечного работника. Как знает каждый посетитель научных и публичных библиотек, у нас до сих пор существуют всевозможные ограничения и препятствия. Может быть, теперь они остались вследствие технической и материальной отсталости, но прежде, казалось, библиотекарь скорее прятал книгу от читателя, чем расчищал и облегчал путь к ней. Такова была политическая и идеологическая концепция библиотечного дела.
Итак, я попросту захлебнулся книгами: хватал их охапками, лихорадочно листал, делал бессистемные выписки, нервно откладывал «на потом» и брал все новые и новые. Постепенно стал проясняться и состав книжных коллекций. В нем отсутствовало многое из того, что составляло сердцевину общественных библиотек в моей Отчизне, зато удивило наличие огромного количества трудов сотен мною никогда не слыханных авторов. Судя по рубрикам, названиям и сюжетам, западного человека занимали совершенно иные темы, чем нашего читателя. Книжные магазины были заполнены сочинениями оккультного содержания, психоаналитическими трактатами, творениями по проблемам таинственного, патологического, анормального в мире и жизни. Предлагались книги о таинственных феноменах прошлого и настоящего, загадочные свидетельствования о космических пришельцах и парадоксах, вносящих беспокойство и тревогу в отлаженную жизнь «общества благоденствия».
Может быть, самым неожиданным и удивительным открытием явился факт, что во всей этой литературной и интеллектуальной экзотике центральное место занимала женщина. Ей были отведены самые обширные отделы во всех книжных магазинах, журналы и газеты посвящали отдельные рубрики и целые полосы. Женская проблематика существенно потеснила психо-аналитическую, которая, казалось, несокрушимо утвердилась в интеллектуальном мире западного человека. [15] В университетских программах читались курсы по женской социологии, женской философии, проходили бурные дискуссии о необходимости свергнуть репрессивную мужскую культуру — истинное препятствие на пути к эмансипации и свободе. Там же, в среде студентов, я впервые наблюдал первые опыты нового социального поведения и общения, в которых отвергались традиционные нормы этикетности в отношении прекрасного пола. Многое казалось вульгарным, шокирующим и выражением нарочитого эпатажа. Наверное, что-то так и задумывалось, но вместе с этим нельзя было не приметить и здорового, честного стремления найти ответ на фундаментальный вопрос новой культуры: является ли современное общество адекватным тому потенциалу и скрытому творческому импульсу, который олицетворен женским началом нашей жизни? От первоначального ошеломления, я постепенно пришел к осознанию, что экзотические формы, в которые нередко рядят феминизм его пламенные адепты, не должны отвращать от существа дела и драматизма ситуации. Я готов согласиться с критиками феминизма, что многие проблемы, вокруг которых завязываются споры, порою не стоят выеденного яйца, надуманные или ложно представляют ситуацию. Они исчезают сами собою, уступая место более серьезным, даже простое понимание которых требует очень серьезной подготовки. И, что любопытно, именно от этих серьезных и трудных проблем нередко отмахиваются даже некоторые идеологи феминизма, предпочитающие отдавать первенство крикливым лозунгам и псевдореволюционной демагогии.
Я воспитался в обществе, основанном на убеждении, что в нем «проклятый» женский вопрос решен в самом главном и существенном. Помню, что в нашей семье долго валялась объемистая брошюра «Женщина страны социализма», содержащая доклад, произнесенный на торжественном заседании в Москве, посвященном 8-му Марта, какой-то важной персоной в начале 50-х годов. Я ее прочел внимательно, движимый настырной старательностью существа, только что обучившегося премудростям грамотности. И с тех пор я усвоил, что равенство и достоинство женщины это не салонные и этикетные предназначения и формула мужской элегантности, а банальное безразличие социальных и юридических отношений к половому признаку, в результате чего упраздняются все ограничения и дифференциации к роду занятий, квалификации, степени ответственности и требовательности. Социалистическая теория утверждала, что современное общество несправедливо к женщине, что оно дает предпочтение мужчине. И если в нем существует эксплуатация, которой подвержен мужчина, то она имеет двойной характер в отношении женщины. И это общество она называла буржуазным. [16] В нем институты собственности, права власти оказывались устроенными так, что осуществляли мужское господство. Теоретики социализма, работавшие над женским вопросом, м.пр. Ф. Энгельс, А. Бебель, К. Каутский, убеждали в исторической природе этого положения вещей, которое когда-то отсутствовало, что якобы подтвердило открытие Баховеном праэпохи «материнского права», а также первобытный коммунизм — универсальная стадия социального бытия человечества. Оно исчезнет и в грядущую эпоху господства научно построенного коммунизма. Должен признать, что я склоняюсь к точке зрения, которая связывает ликвидацию социально-экономического неравенства с программами социалистическими типа.
И в тех странах, которые пошли по пути его ликвидации, можно без труда различить парасоциалистические элементы в их социальной политике защиты женщины в ее основных социальных ролях.
Но в современном феминизме ясно ощутима одна тенденция, которая со временем выявляет себя во все более активных формах. Затрудняюсь обозначить ее каким-то общим словом, но сущность ее я вижу в настойчивом стремлении строить параллельную культуру и социальность. Это проявляется в усилиях создавать чисто женские движения, общества, проводить идею об особой женской культуре и духовности, вырастающих из принципиально иных психических свойств и состояний, характеризующих женщину. На их основе якобы возникает совершенно особый жизненный опыт, требующий доселе неизвестных социально-культурных форм, а те, которые существуют, неизбежно претерпят радикальные изменения. Категориальный и ценностный мир культуры, которой предстоит возникнуть, породит совершенно другие нормы жизни и социальности, которые упразднят те беды и тупики, которые явились следствием господства маскулинных принципов жизни. Наиболее упорны попытки породить этот параллельный мир проявлены в искусстве. Несть числа выставкам, демонстрирующих в художественных формах будто бы исключительно женское восприятие мира и такую же чувственность. Существует женская литература, и теперь упорно создается женская философия. Возможно, эксперименты несут в себе элементы нового, но они не кажутся провозвестниками той духовности, которая упразднит прежнюю и ныне существующую. Безусловно, возникают новые смыслы, состояния, новые ориентации и жизненные стратегии. Требуется многое сломать в жизненном эгоизме и построенной на нем иерархии ценностей. Но как всегда, победит в итоге не крайность, а некое единство, к нахождению которого и устремляется общество.
[17]
Само женское движение претерпевает серьезное изменение. Оно не покоится на единой идеологии и единстве понимания общих целей. И не следует думать, что это его недостаток. Таковым — многоплановым — оно, наверное, будет всегда. Но если в чем оно нуждается, так это в решительном отходе от любительства, от дилетантизма в тех вопросах, которые касаются самых существенных проблем женщины и ее социальных перспектив. Понимание этой необходимости уже стало обычным, и мы видим неуклонно растущее количество серьезных научных и исследовательских центров, ориентированных исключительно на феминистские и гендерные проблемы. Традиционная академическая наука, сбивая свою спесь, поворачивается также лицом к новой социальной реальности. Университеты расширяют подготовку специалистов и внедряют новые учебные программы.
Выражением этой тенденции стало и учреждение при философском факультете петербургского Университета учебно-научного Центра гендерных исследований. Это произошло в 1999 году. Последовал ряд рабочих встреч, создание общества, взявшего на себя труд определить его исследовательскую программу. Первым крупным мероприятием Центра стала конференция «Российские женщины и европейская культура». Данный сборник содержит те доклады, которые были на нем представлены. Разумеется, это только первый шаг по пути серьезной и продуктивной работы. Центр предусматривает регулярное проведение подобных конференций, основанных на широком сотрудничестве. Он по своему характеру междисциплинарен, и трудно будет указать тему, которая его бы не заинтересовала. Кроме науки, организаторы Центра намерены развить и широкую учебную деятельность, оказывать учебно-методические консультационные услуги. Планы серьезные, и остается только пожелать, чтобы для их воплощения были проявлены такие же энергия и целеустремленность.
Добавить комментарий