Я познакомился с Ж.-Л. Нанси в ноябре 98-го в Страсбурге, где проходил стажировку. Жан-Люк в то время уже не преподавал и мне удалось навестить его — в его скромной квартире неподалеку от Пласс-Бордо.
Как известно, Страсбург — это «буферная зона» на границе с Германией. Соль отношений и присутствия на ней французов определены сомнением и спорностью. «Старший брат» из-за Рейна мог в любую минуту шагнуть на встречу Альзасу. За истекшее столетие он четырежды переходил из рук в руки так, что люди здесь устали менять себя и теперь они, радуясь ставшему осязаемым объединению Европы, с трудно скрываемой гордостью произносят «Мы — Азьзас — (не Франция и не Германия), Мы — Европа». Исторически Страсбург принадлежит к семейству вольных немецких городов, силой приведенных Луи XV-м под власть французской короны, однако требовательные к стилю европейцы без труда усматривают в его покосившихся уютных домиках и величественных готических кирхах суровые и вместе с тем приветливо-домашние интонации родного немецкому уху «штрасбург»…
Сейчас, когда я пытаюсь проанализировать наш разговор, чтобы рассказать об этом или самому разобраться в происходившем, в игру вступают различного рода иерархии. Я пытаюсь определиться в предрассудках, вспомнить тезисы, расставить все по местам, поняв причины и следствия. Но все это по сути бессмысленный жесты.
По духу своего философствования и по своей интеллектуальной генерации Жан-Люк принадлежит к хайдеггерианской ветви французского деконструктивизма и образует вместе с Жаком Деррида и Филипом Лаку-Лабартом, своим другом и соавтором, единое философское направление, хотя все определения этого единства и могут показаться достаточно условными. Главной работой Нанси по праву считается «Непроизводящее сообщество» 1986 года, значимы, на мой взгляд, также и «Категорический императив», «Нацистский миф» (в соавторстве с Лаку-Лабартом), “Etre singulier pluriel”, [239] “Corpus”, — «Чуждое» (2000 года); вообще же его библиография включает в себя не одну сотню статей, монографий, интервию, конспектов выступлений и семинаров; в 2000 году вышла в свет книга Деррида, посвященная анализу его работы, под общим названием «Прикосновение к Ж.-Л. Нанси», в которой он особое внимание уделяет разбору основных идей Corpus’a, наиболее значимого так же и для меня. Главным в стилистике работ Нанси является пристальное внимание к слову (языковая игра, связки-многозначности, неологизмы), именно поэтому он так сложен для перевода — переводчик Нанси всегда тонет в многообразии выбора.
В тематическом плане наша беседа пролегала в пути поздний Хайдеггер — Грамматология. Для меня контекст, в котором она разворачивалась, так же включал и позднего Витгенштейна. В то время я был знаком с «О Грамматологии» лишь по скромным самиздатовским переводам-пересказам, которые я, насколько мне позволяло знание языка, сличал с оригиналом. Вцелом же мой образ этой работы, да и фигуры Деррида, был сильно мифологизирован и искажен, хотя я, как показала состоявшаяся беседа, правильно мыслил его связь с Хайдеггером. Сейчас эти замечания уже кажутся во многом несущественными в связи с выходом прекрасного (хотя и местами довольно консервативного) перевода Автономовой, который, как мне кажется, расставил все точко над i в вопросе «русской Грамматологии» и вновь вернул серьезный интерес русской читающей публики к работе Деррида.
Если подбирать общее слово, которое могло бы охарактеризовать сиуацию живого «общения с классиком», то это ощущение ясности, почти видимой осязаемости смысла. В речи Нанси смысл не разряжен, она перенасыщена им, это ладно скроенный дискурс, в котором не нужно гоняться за содержимым [240] как за солнечным зайчиком. Что было в то время для меня сюрпризом, поскольку мое знакомство с текстами Нанси ограничивалось «кривыми» переводами его докладов, сделанными с английского в «Социологосе» и «Ад Маргенем» (об отношении Нанси к говорению и мышлению на английском см. переписку с В. Подорогой в приложении к Corpus); да тоненькой книжечкой «Нацистского мифа», ах да, еще были переводы Ж. Горбылевой «Язык и тело», — «Сотворение мира и любопытство» и «Условия одной критики» — в общем, философские крохи.
В общении Жан-Люк очень демократичен и внимателен. Сразу предложил перейти на «ты», что, однако, ни в коем случае не вело к проявлениям безответственности в речи. И в дальнейшем, он всегда внимательно относился к моим письмам и аккуратно отвечал на них по существу, несмотря на свою болезнь. Жан-Люк перенес пересадку сердца (так, что внимание к телесности для него отнюдь не случайно и подкреплено, так сказать, экстремально), он одно время был на грани исчезновения, практически не выходя из дома и встречаясь только с близкими друзьями и своими дипломниками. И я был очень рад когда узнал, что последний год он стал активно ездить с докладами, участвовать в семинарах; может быть, как в 1990, он вновь доберется и до России. В любом случае, знакомство с мыслью Нанси это одно из самых увлекательных путешествий, которое только можно порекомендовать.
Добавить комментарий