Образ города в целом или отдельных крупных его частей неоднократно бывал предметом художественного изображения как в пространственных искусствах, так и в словесных. Для всех этих изображений, начиная с ренессансных ведут и «портретов» утопических городов до архитектурной графики XIX-ХХ вв., характерно структурирование пространства, понимание города как целостного объекта. Город выступал как эстетический объект, построенный по законам классической эстетики: с дистанцированной, иногда весьма удаленной от объекта позиции наблюдателя, создающей ощущение «незаинтересованности», чистой созерцательности, формальной правильности или живописной организации объекта созерцания. Но увидеть жизнь города с такой удаленной позиции невозможно, поэтому на картинах и гравюрах традиционно фиксируется каменный остов, архитектурная композиция, а не социальная реальность жизни, заполняющей эти кулисы. Увидеть, воспринять эту жизнь можно только изнутри, спустившись с высоты птичьего полета в сеть улиц и улочек, площадей, мостов, крытых галерей и переходов, слившись с толпой, заполняющей извилины эстого лабиринта. Харктер эстетического воприятия городской среды с позиции включенного наблюдателя сильно отличается от того типа, который создан [98] классической эстетикой. Здесь нельзя сказать о дистанцированности, отрешенности, незаинтересованности, восприятии только «духовными» органами чувств — зрением и слухом — все происходит наоборот: дистанция предельно укорачивается, восприятие протекает с интересом к тому, что воспринимается, и осуществляется оно всем телом, всеми органами чувств, включая обоняние, тактильно-кожные ощущения, моторно-двигательнае реакции. Подобный тип восприятия имеет аналогии с тем, что происходит при встрече с постмодернистскими артефактами (прроизведениями искусства, если можно назвать их традиционным термином). И там и здесь перед зрителем открывается виртуальная реальность, виртуальное пространство, заполненное протеистическими, непрерывно меняющими свою конфигурацию и даже природу компонентами. Действительно, прокладывая трассу своего движения по городу, наблюдатель структурирует раскрывающиеся перед ним пространства в последовательность кадров, или мизансцен, участниками которых являются актеры-статисты, прохожие, гуляющая толпа, машины, реквизит (предметы городского интерьера) и дома-кулисы, огранивающие каждую сцену. Существует разница в восприятии этого хэппенинга человеком, пользующимся видеотехникой, и обычного наблюдателя. Фотоаппарат, дающий неподвижное изображение, или видеокамера, фиксирующая жизнь в ее бесконечном движении, создают кадр, который неизбежно структурируется, преращается в законченное целое, а его компоненты образуют значимые оппозиции, создавая его семиотическую насыщенность. В «кадрах» же городской среды, сменяющихся перед взором невооруженного аппаратурой наблюдателя, не происходит такого четкого структурирования текста, ибо его зрительное поле включает одновременно и зону визуальных образов, требующих прочтения как текст, и зону, откуда этот текст читается, т.е. распадается на текстовую и внетекстовую реальность. Но четкой границы мепжду ними нет, т.к. наблюдатель движется, одно непрерывно перетекает в другое, отсюда возникают ощущения, сходные с тем, что происходят при встрече с виртуальной реальностью: она содержит двойственный смысл, кажется одновременно истинной бытийностью и мнимостью; объекты то представляются объемными, доступными телесному контакту, то теряют границы, расплываются в зрительной иллюзии.
Все эти моменты пытается учесть постклассическая эстетика проектирования городской среды, получившая развитие в конце ХХ в. (иногда ее связывают с постмодернизмом). Она учитывает, что средовое восприятие носит активный характер, оно наиболее эффективно не в статике, а в динамике, во время движения и перемещения по городу. Среда воспринимается человеком всем его существом, но часто неосознанно, периферийным зрением. Погруженность в житейскую суету приводит к тому, что субъективность средового образа намного бодьше зависит от жизненного контекста его окружения, чем образность станковых искусств (имеется в виду восприятие жителя города, а не заезжего туриста). При восприятии среды действует закон новизны и контрастности впечатлений («закон шока», важный [99] в сфере бытового опыта и в области массовой культуры). Сложность создания архитектурного образа в этих условиях заключается в том, что он должен функционировать в неоднозначности жизненного контекста. Его содержание раскрывается в далеком от традиционного искусствознания круге понятий, поэтому нуждается в привлечении множества научных дисциплин, не принадлежавших ранее к теории архитектуры. В амбивалентности и неустойчивости «спонтанной» средовой образности кроется одно из объяснений непродуктивности всевозможных утопий жизнестроительства, которым неоднократно отдавала долг архитектура в прежние времена.
Добавить комментарий