Определить характер дискурса, который более всего ближе В.С. Соловьёву и просто и сложно. С одной стороны, философ привержен рационалистическому направлению, но свойственный ему мистицизм, уводит его в сторону сугубо религиозного пантеизма. При этом пантеизм Соловьёва можно назвать асимметрическим: «Бог — во всем, но не все в Боге». Такая неравновестность [24] появляется в его воззрениях неслучайно, несмотря на то, что он был одним из последовательных и пламенных неоплатоников. Его мировоззрение формировалось, скорее всего, под мощным давлением того явления, которое впоследствии назовут великой русской литературой ХIХ века. Если он хотел соответствовать тому уровню духа, который сформировался в России к 70-м годам ХIХ в. благодаря литературе, то неизбежно вынужден был соединять довольно разные и противоположные устремления при явно ощутимом внутреннем единстве этого целостного культурного движения (по принципу: «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал…»). Эту ситуацию можно назвать «конфликтом интерпретаций». Соловьёв видел определенные задачи, стоящие перед русским обществом, определенную часть их он переносил на себя, как представителя и носителя культуры, как интеллигента. Эти задачи — подобие неких аттракторов, полюсов, притягивающих объективные тенденции развития общества, его культуры. Они представляют собой «пучки возможностей», сходящихся в конус, в «воронку», засасывающую движение целой цивилизации. Гении прозревают эти дали, которые простым смертным не доступны. Как обозначить, как выразить то, что видишь, и как объяснить действительность того, что ты видишь? «Трагедию Кассандры» носят в себе многие выдающиеся личности, не обошла эта доля, видимо, и Вл. Соловьёва.
Но как мы сами можем проинтерпретировать то, что преследовал своей деятельностью Вл. Соловьёв? Какую цель впереди он видел? Сказать, что Вл. Соловьёв «видел» богочеловечество и стремился произвести идею богочеловечества, чтобы наиболее адекватно отразить то, что видел, — значит взять на себя определенную смелость. Куда смотрел Вл. Соловьёв: вперед или назад? Может быть, богочеловечество есть идея прошлого? Так сказать, квинтэссенция «Золотого века». Идеалистическая утопия, которую амбициозный мыслитель пытается кинуть в сознание людей, чтобы освободиться от слишком сильного давления сформированных в детстве невротических состояний? Цель нашего исследования не в том, чтобы уяснить то, о чем говорит философов («мысль изреченная есть ложь»), а в том, чтобы понять (пережить) то состояние видения, которое вылилось в определенный строй мыслей.
Одной из ключевых идей была идея свободы выбора. Свобода вообще является «камнем преткновения» как для мыслителя, так и для любого человека. Об этом у Достоевского в «Легенде о Великом инквизиторе». Помимо искушения хлебом, властью, чудом, было еще искушение свободой. (См. также фильм Мартина Скорсезе «Искушение Христа»). Свобода воли есть всегда свобода выбора. Но свобода человека всегда ограничена: объективными обстоятельствами, внутренней организацией человека, его мировоззрением, идеями, принципами, знаниями — указывает Вл. Соловьёв. Свобода — вещь в себе, она иррациональна в своем истоке, трансцендентна. В человеке живут два начала: необходимое, подчиняющее его миру материальному, и свобода, выделяющая его из этого мира. «Свобода человека в [25] последнем смысле есть внутреннее субъективное условие нравственной деятельности» 1. Свобода не определяется, ей дается отрицательное определение: «независимость от…». Исходя из современного определения свободы, сводящего ее к конечному множеству возможностей для выбора, мы не допускаем, например, сверхъестественные возможности, не допускаем чуда. А есть ли возможность чуда у Соловьёва? Вероятно, есть. Поэтому свобода по Соловьёву несколько иная, чем свобода для нас, или для людей иного мировоззрения, построенного на научной основе. Однако люди обладают лишь набором положительных возможностей. Бог же абсолютно свободен, он свободен даже от всякого бытия. Он есть положительное ничто. Вот вам и чудо — творение мира из ничего. Бог порождает идею свободы воли, та, в свою очередь, соотносится с эмпирической действительностью человека.
Перед нами соловьевская интерпретация идеализма Платона (вообще идеализма). Человек (один или, как у Соловьёва, в единстве богочеловечества) — это воспреемник божественных идей, а потому со-творец вещного мира. «Человек сопричастен Божеству» 2. «…Воля, разум и чувство имеют значение лишь как способы или средства осуществления определенного содержания, а не сами составляют это содержание» 3. Человек свободен отпасть от единства, отколоться от богочеловечества, изменить Софии, отвергнуть Христа, как Логоса. Но «результатом такого отделения является хаос, рабство, тление, зло и страдание… Мир стремится к всеединству. Осуществлять его будет мировая душа, постигшая божественную идею… Но стремление к Всеединству должно идти добровольно не только от Бога, но и от мировой души» 4. Бог-Абсолют — Логос-идея — мировая душа-София. Одновременно последнее есть богочеловечество, как некое единство, через посредство которого отдельный человек соединяется с Софией-душой мира — идеальным человечеством, а последнее через Логос влияет на Бога. Как это возможно? Мистика.
Во всяком случае, получается так, что последний выбор остается за человеком. С него как бы все начинается и им заканчивается. Человек сделал определенный выбор, этот шаг произвел некоторый резонанс во всей структуре всеединства, а в итоге человек обрел некую божественную проекцию, которая будет над ним довлеть до самого конца (карма). Таковы общие выводы.
Добавить комментарий