Традиция философского романа получила свое развитие в XX в. Философский роман представляет собой определенное отношение духовного универсума личности с универсумом объективности. В данном отношении любой авторский акт являет собой личностное проживание события, его содержания и смысловых коннотаций.
Пространство философского романа отлично от социального пространства и социального времени, как, впрочем, отличается оно и от пространства художественного. Среди постоянного перетекания форм, неизбывной смены событий, присутствует лишь единственная неизменная, одна константа человеческого — прошлое. Время разрушает прошлое, даже упорядочивая его неким образом, но память сохраняет прошлое. И единственно возможным способом извлечь «утраченное время» и поместить его в область актуального смысла является искусство 1.
Слово философского романа — поэтическое слово. Сфера поэтического повествования превращает жизнь в роман, позволяет стать героем этого романа, изменить ход и смысл своих жизненных событий, либо же оставить все как «есть». У автора в данном случае есть время заглянуть в себя. Более того, «в искусстве человек может удваивать самого себя: теоретически — осознавая самого себя, и практически, порождая самого себя посредством внешних предметов, на которые он накладывает печать своей внутренней жизни, своей личности» 2. Таким образом, из повседневности вырастает вечность, а из романного повествования — метафизика.
Почти каждое из опубликованных в последнее время в России произведений, претендующих на значительность, (Г. Миллер, М. Кундера, Дж. Фаулз, Ж. Жене и др.) представляют собой исповедь автора/героя. Мы не можем проследить (да и вряд ли в этом есть необходимость), где заканчивается автор и где начинается его герой, где чьи поступки и где чьи мысли. Более того, в определенный момент, почти что внезапно, мы — читатели и сами оказываемся соучастниками романа. Мы обнаруживаем тождественность наших мыслей, рассуждений и действий, ситуаций с автором — героем романа. Вглядываясь в лицо прошлого, в мир своей бывшей жизни, мы проживаем ее уже иначе, следуя тропами текста. Наши превращения и трансформации, ранее нами не замечаемые, становятся отчетливее и рельефнее.
Исповедальный характер философского романа прдъявляет и автору и читателю одинаковые требования: «проделать свой путь перед лицом произведения» 3. На наш взгляд, только так и возможна исповедь, которая по своей сути есть возможность становления иным.
Добавить комментарий