«Плоды меланхолии» или «фигуры Танатоса» XVIII века

Два небольших томика, изданные П. В. Победоносцевым (1771-1843) «Плоды меланхолии, питательные для чувствительного сердца» (М., 1796), посвящены теме смерти. В первом томе автор старательно оплакивает свою возлюбленную, используя различные жанры. Его содержание составляют «Рыдания осиротевшего сердца», «Изображение разлуки в стихах», «Размышления при гробе», драматический диалог в стихах «Дух и чувства, сетующие над гробом», «Послание к моему другу и «Три эпитафии».

Содержание второго тома составляют сочинения западноевропейских авторов, в том числе «анекдоты», или «Примеры людей, отличившихся при кончине своей великодушием, терпением и спокойствием», «Мысли о жизни, смерти и бессмертии », «Удовольствие от гробниц», «Примеры сердец чувствительных, сетовавших о смерти некоторых людей по почему-нибудь для них любезных» и т.п. Таким образом, по своей структуре и тематике сборник сильно напоминает альманах, в котором напечатаны эти строки. Однако, тексты, помещенные в этом издании, направлены не только за «размышления», но на «сочувствование», они не информативны, и тем более не теоретичны. Их адресат-человек XVIII века, но человек не только с «просвещенным» разумом, но и с развитым чувством. Новый «чувствительный человек» не стесняется своих переживаний, напротив, он ищет их, восторгаясь «танатологическими» стихами Эдуарда Юнга, сочувствуя переживаниям героев «Новой Элоизы» Руссо или «Страданиям молодого Вертера» Гете. Он чувствует уже иначе, нежели его отцы и деды, сильнее и многообразнее, он уже не довольствуется условным обозначением чувства, а стремится отразить все его оттенки. «Чувствительному сердцу» человека конца XVIII века была доступна вся гамма переживаний от любви до страдания, в том числе сильнейшее из них - страдание по ушедшей из жизни возлюбленной.

Холодный рационалист, «вольтерьянец», рассуждающий о смерти в терминах метафизики уступает место «руссоисту», оплакивающему утрату и полагающему, что сила и глубина его чувств важнее силлогизмов, доказывающих бессмертие души или описывающих ее соединение с телом. «Чувствительный герой» не только различает в своем самоуглублении рациональную и эмоциональную рефлексию, но и выражает это в специфических терминах. Появляется новое слово «меланхолия», которое вытесняет амбивалентный термин «задумчивость», соединяющий в себе гносеологические я эмоциональные смыслы. «Словарь Академии Российской» еще фиксирует синонимичность понятий «меланхолия» и «задумчивость», определяя последнюю как «склонность беспрестанно помнить, мыслить о печали своей, заниматься одним только тем предметом, который дух наш терзает, и ничем оскорбительных воображений не разбивать, от которого горестного чувствования и сама жизнь делается несносною» 1, однако практика «сентиментального опыта» уже разъединяет эти понятия. Новый человек - «чувствующий» и «чувствительный» пытается найти слова, чтобы выразить свое эмоциональное состояние, которое, он уверен, необходимо ему, оно возвышает его, воспитывает его душу и обращает к Богу. Он использует поэтические сравнения, славянизмы, прерывает фразы многоточиями и тире, как бы указывая, где вздох прерывает слезы. Автор счел нужным сделать свои «рыдания» достоянием публики, но вовсе не потому, что ему хотелось встать в театральную позу. Он ищет сочувствия и с доверчивостью ждет его от незнакомого читателя. Поплачем же вместе с ним…