Коррекция ритма

[30]

Переориентация социологического знания с организмической концепции на конфликтную модель имеет в себе причину не только в ускорении темпоритма, связанном с увеличением скорости обмена информации в гештальте, но и чревата, в связи с признанием «нормативности» конфликта и его очищающего действия, интенсивностью социальной нестабильности. Установка функциональной модели на равновесие была компенсацией все разъедающей рациональности, была возвращением к мифореалистической ментальности, а конфликтная модель сегодня выражает интенции современного сознания на проектирование ситуации, подчинение ее воле провокатора, нацеленного на построение структуры, в которой он самодетерминирует господство и подчинение.

Древнекитайская картина мира предстает в мифе о творце Вселенной Паньгу, который был порожден хаосом и извлечен взаимодействием сил инь и ян. Согласно ей, мир напоминал огромное яйцо, в котором зародился первопредок людей Паньгу. Пролежав там многие годы, он из ребенка превратился во взрослого человека, и, обнаружив беспросветную тьму, нанес сильный удар изнутри: яйцо треснуло и раскололось. Все легкое устремилось кверху и образовало небо, а все тяжелое осталось внизу и превратилось в землю. Чтобы небо и земля не соединились, Паньгу уперся головой в небо, а ногами в землю. Вместе с ростом Паньгу увеличивалось расстояние между небом и землей, и это продолжалось до тех пор, пока крайние пределы не утвердились прочно на своей основе, а Паньгу не превратился в гиганта. Успешно завершив миссию, Паньгу опустился на колени и стал ждать наступления смерти. После кончины его голова превратилась в горы, кровь — в реки, борода — в созвездия; тело стало землей, а дыхание — ветром и тучами; его голос стал громом, ноги и руки — четырьмя странами света; зубы, кости и мозг — металлом и скалами; кожа и волосы — травой и деревьями, мышцы — волнистой поверхностью земли, капли пота — дождем, а насекомые, которые ползали по его телу, стали людьми. Миф организует четкое подобие элементов космического и антропологического порядка, их сочленение строго взаимообусловлено и взаимозаменяемо, осталось добавить сюда социально-политическую конфигурацию конфуцианства, детерминированную культом предков, чтобы картина [31] получила вполне законченный и цельный характер мирового наполнения.

Корреляция космоса, человека и социума в древнеиндийской мифологии первочеловека Пуруши (от глагола «наполнять») предстает в его многофункциональности и многосоставности: он тысячеглаз, тысяченог, тысячеглав, он всюду, четверть его — все существа, три четверти — бессмертное на небе. Социально-космическая иерархия незыблема и стабильна: дух Пуруши — луна, глаз — солнце, уста — Индра и Агни, дыхание — ветер, пуп — воздушное пространство, голова — небо, ноги — земля, ухо — стороны света; рот Пуруши — брахманы (жрецы), руки — кшатрии или раджаньи (правители, воины), бедра — вайшьи (земледельцы, ремесленники), ноги — шудры (неполноценные, низшая варна). Пуруша приносится в жертву богам путем расчленения на составные части, из чего и проистекают элементы социальной организации и функции. Букашки на теле умершего Паньгу самоорганизуются в строгую социальную систему Пуруши, и здесь, согласно индийской традиции, представителю одной варны невозможно перейти в другую, иначе как через реинкарнацию. Эта достаточно устойчивая социальная модель практически не давала сбоев. Причем жертва была, как в одной, так и в другой культурной картине мира (в первом случае — сыновня почтительность и беспрекословное жертвование собой ради отца, при котором «встать на колени и умереть» означает по существу дать жизнь — миф о Паньгу; в другом, например, — жертвование самым ценным, что у тебя есть, направленное на улучшение собственной кармы, что позволяло в следующей жизни улучшить свой социальный статус) центральной категорией и, по сути, жертвой «Я».

Жертва — то, что дается на заклание ради восстановления, это необходимость ритмической включенности в целое, где есть место переходу из одного состояния в другое, из одного положения дел в другое; жертвоприношение ритмизировано, функционально, оправданно, размерено и покорно. Необходимо умереть, чтобы возродиться, совершить деконструкцию, чтобы получить новый гештальт в зависимости от кармического закона: реинкарнация жестко связана с предшествующим состоянием в мировом коловращении.

Для функциональной (равновесной) модели (Г. Спенсер, Э. Дюркгейм,), которая социальный организм рассматривает как единое целое, где каждая из частей-органов, не существуя в отдельности, [32] исполняет ту или иную функцию согласно своему предназначению, так вот, для функциональной модели дисфункции есть ошибка, отклонение, аномалия, болезнь, «невротическое состояние жизни» (А. Адлер), дезинтеграция, разрушение, расчленение — то, что должно восстановиться, исправиться, интегрироваться, уравновеситься в результате абсорбции. При этом развитие идет от относительно несвязанной однородности (гомогенности) к конкретной и связанной разнородности (гетерогенности). Для конфликтной же модели характерно рассмотрение столкновения в предельном модусе обострения противоречий. Здесь исследуется и манифестируется сам переход, который в своей кульминационной точке проявляет положение дел, ситуацию, проблему, игру. Динамика явления, которое определяется как конфликтное, вскрывает антиномии, тогда как функциональная модель их нейтрализует в Пурушу, Паньгу. Конфликтная модель предполагает невинных жертв, которые исключаются из проблемного поля и оказываются единственными, кто из конфликтующих сторон не пожинают плодов новой ситуации, в своем разрешении ставшей позитивной. Сакрализация жертвы, напротив, заключается в том, что она включается в круг, более того, она становится центральным звеном в цепи модели. Ритуал жертвоприношения направлен не на исключение третьего, а на его абсорбцию. Жертва становится прошением, мольбой — так она абсорбируется. Размеренная музыкальная абсорбция жертвы снимает, точнее, не образует раскол отношения. Она нацелена на созидание целостности, на включенность индивидуального сознания не в социальное тело по преимуществу, а в космическое тело по существу. Здесь все уровни ментальной организации коррелируют между собой по закону подобия, согласованности и подчинения. Конфликтная модель (по признанию некоторых конфликтологов, например, у Р. Дарендорфа, конфликт не разрешается, а лишь урегулируется) предполагает программирование, нацеливает на разрешение посредством создания кризисной ситуации, акцентирует на цене выхода — ведет учет, взвешивая потери и приобретения. Конфликтная модель акцентирует кризис, на него делает ставку, рассматривает социальное тело группы, класса, собранное по интересам, которые отличительной чертой любого общества провозглашают господство, конфликт и подчинение, причем социальное тело отрывается от тела Человека и еще в большей степени от тела Космоса. Человек становится [33] функцией, которую умелый манипулятор знает, куда приложить и как использовать 1. Человек перестает быть Паньгу или Пуруша, он становится «ветошкой» (Достоевский). Современный человек, как правило, боится смерти, потому что он знает, что ему есть, что терять, то есть он знает, что смерть существует 2. В разворачивающихся обстоятельствах жизни он вступает в конфликт, потому что это является единственным способом отстоять то «Я», которое у него постоянно отбирает социальное тело. Его навязчивое желание быть первым сдерживается столь же навязчивым стремлением сдерживать себя (К. Хорни), поскольку хочет быть всеми любимым, но эту извечную потребность он не может удовлетворить по причине того, что Пуруша и Паньгу нынче не имеют ценности: быть всеми любимым — это значит быть не у дел, стать изгоем, быть «на щите». Быть всеми любимым «в то, мифологическое, время» — это быть не только в социальном теле рода, клана или племени, но и в их космических смыслах и ритмах, так, как они уложились в гештальт. То есть не знать смерти.

Не кем не любимый современный человек вынужден усиливать и совершенствовать технический беспредел, чтобы успевать, его дух должен быть адекватен ритмическим ускорениям, чтобы выжить в сложившейся рациональной модели ценностей. Но он забывает, что еще осталось в нем интуитивное пространство понимания бесконечного и вечного 3, и это само существование в понимании есть коррекция ритмически усложненного социального тела, [34] от которого каждый в рамках современной модели должен взять лучший кусок. Понимание, что социальное тело едино, и оно коррелят антропо-космическому телу, то есть что это тело есть твое собственное, само это понимание устанавливает такой ритмический строй, какой только и возможен в данный момент. Точнее, такое понимание восстанавливает ментальность, напрочь утерянную рационализмом, но она еще сохраняется в религиозном постижении жизни. Правда, необходимо учесть, что религия сегодня может пониматься не как социально-политический институт (форма, например, ортодоксального христианства, или, исламского фундаментализма), но только как религиозное (сущностное) и, может быть, даже вполне «языческое» (политеистическое по многообразию форм) самостояние индивидуально-группового сознания в мире, которое должно четко представлять ареал и способ своего «немотивированного» распространения. Остается только отметить, что, согласно функциональной модели, подобная система ценностей как устойчивый остов общественной системы в целом может быть сформирована только «сама по себе».