Безрелигиозная мораль и «педагогический беспредел», или проблема воспитания подрастающего поколения

[24]

В относительно недавнее время едва ли было возможно представить себе мораль вне религии. Религия, в особенности христианство, да и другие мировые религии выступала в качестве своеобразного кодификатора по отношению к морали. Эталонные нормы морали были прописаны в Священном писании, причем в своеобразной форме: ветхозаветные заповеди Моисея дублированы параллельными местами Нового завета, и это придает им особый авторитет в евангельских текстах и служит дополнительным средством их закрепления в сознании верующих. Когда нормы морали жестко связаны с религиозным учением, они обладают одним уникальным свойством, которое утрачивается в различных атеистических социумах. Это свойство заключено в следующем: когда носителем моральных норм являются положения религиозного учения, то соответствующие нормы являются обязательными к исполнению для всего социума без исключения. Религиозная мораль обладает единством своих норм для детей и взрослых, молодых и старых, богатых и бедных. Соответственно межпоколенная трансляция норм морали в обществе, где сильны позиции религии, во-первых, осуществляется по наиболее простым схемам, где воспитание и обучение сопрягается с личными примерами воспитывающих и обучающих для воспитуемых и учащихся. Во-вторых, и это весьма важно, для воспитуемых и обучаемых сведены к минимуму отрицательные примеры — примеры отступлений от норм морали, которые являются объектом порицания и наказания для всего сообщества, а не только для ограниченного круга лиц (прежде всего детей и подростков).
[25]

Формирование безрелигиозной морали, ставшее характерным для России в последние две трети XX века, привело к утрате религиозной консолидирующей основы морали, следствием чего стало появление разных моральных норм — классовой, социальной, возрастной морали. Для процесса воспитания наиболее значимым стало жесткое разделение общества на «детей» (те, кого воспитывают) и «взрослых» (те, кто воспитывает). При этом характер, процесс, задачи и приемы воспитания оказались вне того этического контроля, который гарантировался религиозной моралью. Пример: детей учат тому, что врать нехорошо, но родители и воспитатели имеют право говорить неправду, курить, но взрослые имеют право это делать открыто — в этих условиях воспитуемые имеют право выбора между назиданиями воспитателей и их действиями, и это правое реализуется не в исполнении прививаемых установок, а в стремлении в чем-то выйти из класса воспитываемых — именно здесь, в стремлении играть иную социальную роль, и заключены истоки разных форм девиантного поведения. Причем не всегда имеются в виду асоциальные или криминальные действия: негативную оценку вызывает любое проявление выхода из своей возрастной категории (например, самостоятельность, расцениваемая как излишняя и со стороны родителей, и со стороны педагогов). Воспитание вне религиозной морали, объединяющей разные поколения, обрело характер и цели дрессуры, задачей которой была уже не гармоничная социальная адаптация, а формирование наиболее комфортного для воспитателей поведения. Главным достоинством детей младшего возраста стало понятие «послушный», это качество соответственно ложилось в основу инертности, безынициативности и плохой адаптации в социуме, при этом контингент «непослушных», помимо подавления пассионарности и самостоятельности, не находил иного выхода своей активности, кроме бесполезного времяпровождения или совершения антиобщественных действий. Те, кто не желал быть «детьми», не могли приобрести права «взрослых» не в силу физической невозможности, а вследствие того, что граница между «взрослыми» и «детьми» поддерживалась искусственно, и, главное, сознательно.

Очевидно, возможно проследить по этапам становление безрелигиозной морали и те последствия ее проявления, которые постепенно охватывают все общество. Прежде всего те профессиональные педагоги, кто получил образование и воспитание до 1917 года и кто в новых условиях осознал преимущества формирования традиционного отно[26]шения к себе как к старшему, сами персонально «освободились» от проявлений религиозной морали и, в частности, от такого отношения к младшим, которое предписывается или предполагается религиозной моралью (в основном имеется в виду насаждение возрастного авторитета и высокая степень моральной вседозволенности по отношению к младшим, в той мере, в какой она не становится предметом общественного порицания). В условиях «новой» безрелигиозной морали старшие поколения продолжают требовать к себе того почтительного отношения, какое предписывается религиозной и в частности христианской моралью. Однако данное требование имеет ослабленную мотивировку, а отсутствие тех ограничений, которые налагает религиозная мораль, на самих воспитывающих, вызывает к жизни такие представления, которые выражаются в афоризмах типа «На моей стороне закон и кочерга». При этом носители таких представлений не отдают себе отчета в том, что, во-первых, закон и кочерга никак не могут быть на одной стороне, а, во-вторых, с течением времени кочерга как орудие воспитательного воздействия определенно сменит обладателя. Данный антитезис, разумеется, является не только реакцией на безрелигиозную мораль, но и в какой-то мере ее проявлением.

Устойчивость социальной роли «воспитателей» и ее переход из среднего поколения в старшее поколение в условиях многопоколенной семьи при известном «квартирном вопросе», который сущствует почти три четверти века, способствовало консервации социальной роли «воспитываемых», для которых итогом такого воспитания стала значительная степень социальной дезадаптации (пассивность, иждивенчество, осознание бесполезности существования и невозможности изменить собственный статус). В продолжение какого-то периода, максимум на протяжении двух-трех поколений внутри семьи, каждое подрастающее поколение механически наследовало навыки семейного воспитания детей, перенятые от родителей, дедушек и бабушек на основе собственного опыта — в равной мере как благополучного, так и неблагополучного, но не оцениваемого в качестве такового. Однако дальнейшее сохранение официальной и семейной педагогической системы с безрелигиозной вариативной моралью, не могло не привести к кризису в общении между поколениями и в особенности к общему кризису семьи. Процесс утраты престижа семьи и снижение рождаемости во многом связаны с тем, что нынешняя молодежь и среднее поколение знают, что детей категорически нельзя воспитывать [27]
так, как воспитывали их самих — но не знают, как именно их надо воспитывать без ущерба для детей и для себя.

Из сложившейся ситуации есть два пути выхода. Первый путь осуществляется в религиозных общинах и связанных с ними общественных движениях на Западе, и связан с секуляризацией религиозной морали, которая распространяется на детей с самого раннего возраста, и соответственно с формированием на этой основе отрицательного отношения к наркотикам, алкоголю, сексу и т. д. Однако этот путь, как кажется, не способен устранить духовную зависимость младшего поколения от старшего. Второй путь подсказывается опытом воспитания младших поколений в традиционных обществах, для которых были характерны единые морально-этические нормы, обязательные к соблюдению для всех без каких-либо возрастных привилегий или ограничений. Этот путь неизбежно связан с устранением какой-либо иерархии в обществе в равной мере социальной и возрастной: в такой системе возраст должен означать автоматическое приобретение тех или иных прав, персональные возможности (например, особые способности, обеспечивающие ускоренное получение образования) — индивидуальное приобретение таких прав, но никакие сопутствующие обстоятельства и никакие регламентации не должны препятствовать реализации этих прав личности.

Одним из интереснейших вопросов педагогики в плане анализа предшествующего опыта воспитания в условиях безрелигиозной морали является изучение отдаленных последствий тоталитарного воспитания. Не исключено, что именно гиперколлективизм, насаждаемый силовыми методами два-три поколения назад и способствовавший искусственной замкнутости детских и молодежных социумов, вследствие инерции в процессах воспитания аккумулирует депрессивные черты и ныне выступает как неочевидная первопричина курения, употребления спиртных напитков и наркомании.

В отношении дальнейшего изучения того, что же в действительности представляет собой религиозная, и конкретно — христианская мораль, интересно обратить внимание на те книги Ветхого завета, в которых нормы морали и права представлены наиболее полно, и в особенности — обратить внимание на то, какой возраст в этом случае считался возрастом совершеннолетия, давал право вступать в брак и соблюдать соответствующие нормы морали, преподнесенные в Ветхом Завете и включенные в Новый завет уже для принципиально [28]
ного общества. Существенно и то, каковы были формы семьи и брака в обществе, для которого выработаны те религиозные предписания, которые в дальнейшем приобрели статус моральных норм. В этом случае может выясниться, что современные педагогические представления не только находятся в конфликте с этическими нормами, но и сплошь и рядом не соответствуют многократно изменявшейся организации общества.