PR, возник на заре ХХ века в протестантской культуре США из осознания его отцом-основателем Айви Ли необходимости целенаправленного влияния на общественное мнение в интересах тех или иных институтов.
[149]
Католическая традиция и левый революционный дух французов оказались серьезным препятствием для положительного восприятия PR-деятельности в Европе. Так, в известном журнале Жана-Поля Сартра «Тан модерн» подчеркивается, что «американские эксперты PR продают, в конце концов, гражданам то общественное мнение, которое заказывают монополии».
Осуждение меркантильности как присвоение того, что должно по праву принадлежать общественности, но присваивается некоторыми, уходит корнями в средневековую европейскую ментальность, которую убедительно представил А.Я. Гуревич в работе «Категории средневековой культуры». Ростовщичество в средневековой Европе осуждалось на том основании, что время — то, что дано богом всем людям, ростовщик «крадет» у бога и торгует им, наживаясь на этом. Торговля временем или «надеждой на время» незаконна, ибо антибожествена. «Ростовщик — порождение демонических сил».
В соответствии с левыми политическими ценностями общественное мнение в сознании французов также должно быть свято в своей первозданности. На нем не должно быть никаких темных пятен манипуляций, построенных на барышах. Один из инициаторов паблик рилейшнз во Франции Луи Селерон утверждает, что, если для американцев плата — подтверждение истины, то для французов «плата убивает правду»; «все, что напрямую связано с извлечением прибыли, изначально порочно». Именно поэтому французы, осваивая искусство PR, взяли за основу свои гуманистические традиции. Они отказались от американского PR как алиби американского варианта капитализма с его «всеядностью» и «всепроходимостью», сориентировав PR-деятельность на достижение социального и культурного консенсуса, поисков гармонии между ожиданиями людей и логикой развития организаций. Сам Ж-Поль Сартр пытался направить дискуссии о будущем паблик рилейшнз в Европе, пишет Лебедева, в контексте их роли в трансформации общественных и производственных отношений в сторону гуманизации».
Что же у нас, в современном российском пространстве? На какую ментальность падает техника PR, позаимствованная из учебника Сэма Блека вперемежку с трудами Д. Карнеги и растиражированная сейчас уже в многочисленных российских и украинских учебниках с учетом небольшого отечественного опыта? В свое время С.Н. Булгаков поставил вопрос о выявлении на манер М. Вебера в православии ценностей [150]
труда и инициативы, которые последний обнаружил в протестантском этосе. Булгаков точно подметил, что труд не сводится только к своекорыстной деятельности человека, в нем существуют и другие мотивы, — послушания, ответственности и др. Его утверждение, что «хозяйство есть взаимодействие свободы, творческой инициативы личности и механизма, железной необходимости, есть борьба личности с механизмом природы и общественных форм в целях приспособления к потребностям человеческого духа» вполне может быть взято на вооружение современным российским PR-ом, чтобы осуществлять на практике гуманистические ориентиры.
Однако российская PR-практика взяла на вооружение философскую доктрину крайнего индивидуализма в абсолютной уверенности в своих возможностях формировать потребности и управлять потребностями общества по своему произволу.
Политические PR-технологии начала перестройки предложили обществу свободу совести как свободу выбора религиозных вер, решительно захлопнув дверь перед потребностями в разумном освоении мира. Меню для эмоционального постижения мира оказалось более чем разнообразным: от транснациональных культов Муна, Хаббарда, Моисея Берга и др. до доморощенного, возникшего на базе перестройки «Белого братства». Для населения пресытившегося однообразием советской культуры, ее чрезмерной апелляцией к социальным ценностям в ущерб индивидуальным это представлялось райским изобилием духовности и верном пути формирования индивидуалистических потребностей у «гомо советикус». И тут политический PR явно переусердствовал.
Сегодня, пишут представители «понимающей экономики» и PR, человечество научилось производить бесчисленное множество вещей. Проблема состоит, по их мнению, в сбыте, доставке до потребителя, которому они действительно нужны. Человечество сегодня также научилось воскрешать и создавать бесчисленное множество культов. Проблема для них также состоит в доставке своих услуг любителям по причине конкуренции на почве перепроизводства культов и священных знаков. «Постиндустриальное общество — это общество создания образов и знаков, которые становятся основой потребления. Это общество «символического потребления товаров и услуг исключительно в целях самоидентификации», подчеркивает Роман Торичко в статье «PR — могильщик политэкономии?». Религиозные услуги в этом обществе – [151]
самые распространенные: страницы газет, бегущие строки телевизионной рекламы наполнены предложениями «колдунов», «знахарей», призывы миссионеров на улицах городов, их обходы на дому потенциальных «душ»… «Процесс пошел», но не в ту сторону, в которую направляли первые президенты новоявленных стран, отбивая поклоны и ставя свечи своим богам.
Социальные культурологи сообщают, что мы вместе со всем развитым миром уходим от массового общества, присущего индустриальной культуре. На его место приходят ценности постиндустриальной культуры. Тысячи мелких сообществ, объединенных в транснациональные, трансрелигиозные, транскультурные и другие трансгруппы и группировки оккупируют постсоветское пространство массовой культуры. В этих группах отнюдь не повсеместно господствуют общечеловеческие ценности и права человека, как это предполагалось совсем недавно. Кроме того, далеко не все они имеют достаточно продолжительный срок своего существования, чтобы оставить после себя материал для осмысления. И это в лучшем случае. В худшем они оставляют развалины от морального и физического разрушения людей, вещей и окружающей культуры.
Современный российский PR преуспел в разрушении человеческого пространства, реанимируя из истории страны те факты, которые были уже осуждены и переосмыслены, в рамках прежней идеологии и практики, и в воскрешении тех ментальных структур, которые уже значительно оттеснены другими жизненно важными ценностями: труда и социально значимого творчества.
Мы научились производить вещи, но мало что смыслим в понимании людей и культур. Именно поэтому бездумно используются те технологии PR, которые давно апробированы в западной культуре и признаны как негодные не только для объектов воздействия PR, но для самого цеха PR, подрывая основы его существования, его имидж как социально полезной деятельности.
Из западных технологий российским PR-менам особенно приглянулись техники манипулирования и дезинформирования, техники информационных войн, — все то, что в надежде построить свой дом, разрушает соседние дома (См.: Анна Федорова. «Пиарщики, стреляйте без промаха».) «Разноцветный PR избирательных кампаний», по мнению специалистов по связям с общественностью, универсален и опирается на принцип Никколо Макиавелли [152]
«Обладать добродетелями и неуклонно им следовать вредно, тогда как выглядеть обладающим ими полезно» («Государь»). В результате, у нас на вершинах власти оказалось очень много «продвинутых» и успешно опустошающих карманы и души нашего теперь уже «свободного общества» PR-менов.
Наша нищета в том, что в какой-то момент, пишет один из учредителей журнала «Сообщение» П. Щедровицкий, мы решили, что информационные войны продуктивны. Но оказалось, что гражданские войны выгодны только внешнему противнику. Нам нужен мир. «Когда в мире происходит глобальная конкуренция и передел мировых рынков, когда конфликтные отношения проходят по границам конфессий и макрорегионам, то выполнять роль футбольной команды, которая на международных соревнованиях бьет по ногам своих товарищей и забивает мяч в свои собственные ворота — не самая лучшая стратегия». Наша нищета так же и в том, что политический PR предложил обществу свободу выбора религиозных вер, но умолчал о свободе выбора неверия. Наука оказалась в этой ситуации даже не служанкой богословия, а антикультурным явлением и антигуманной формой деятельности. Были свернуты те сферы научной деятельности, которыми мы гордились, деморализированы научные кадры…, дезориентированы громадные слои населения.
Мы пропустили много «голов в свои ворота», открыв настежь двери всем заезжим мессиям, предоставляя в их распоряжения все лучшие дома культуры, кинотеатры, дырявые карманы, а главное — доверчивые головы наших граждан. В совершенстве владея умением управления людьми на уровне подготовки к бездумной готовности к действию, религиозные деятеля всех мастей вопреки всем этическим Кодексам открыто отнимают у человека декларируемую свободу выбора.
Только после того, как к концу 90-х годов прошлого века в общественное сознание вопреки официальной политической PR-кампании пришло осознание последствий деятельности транснациональных культов, проблема «свободы выбора вер» была поставлена под сомнение. В СМИ вместе с именем Жореса Алферова появились первые признаки реставрации научно-технической деятельности. Но это относится к естественнонаучному и техническому знанию. В области социально-гуманитарного знания тенденция к отказу от рационалистического осмысления событий человеческого мира остается. Все — игра, мир понятий — условность: культурология, [153]
социология и т.п. И на фоне этой игры вполне традиционные для российской культуры методы устранения своих оппонентов, обвинениями, теперь уже в атеизме. Так, некие специалисты в области современной экономики Евстигнеев Р.Н. и Евстигнеева Л.П. обнаружили «усилия некоторых теоретиков обосновать теорию антропологической революции», которая, по их мнению, есть «одна из форм атеизма в религиозной маске». Массам позволительно играть, но в иллюзорном мире, чтобы не мешать бизнесу в области человеческих ценностей играть свою, более серьезную игру, построенную на эксплуатации этих ценностей, с отнюдь не иллюзорным результатом.
Активизировались традиционные конфессии в деле критики своих конкурентов на духовном рынке. Однако, цепко держась за прошлое, обращенные к человеку массового индустриального общества, они не владеют еще ценностями постиндустриальной культуры, чтобы быть вполне эффективными. Эффективность транснациональных культов во многом предопределяется тем, что они обращены к секуляризированному и расщепленному сознанию маргинализированного человека, в то время как традиционные церкви в нашей стране имели дело лишь с секуляризированным сознанием, пребывающего в относительно устойчивом состоянии. Показательна в этом отношении «Наукология» Рона Хаббарда. В ней обращенность к индоарийской, христианской, иудейской и мусульманской ментальности не исключает, а предполагает апелляцию и к науке. Хотя все представляется под соусом того, что не нужно брать «знания» по частям, ибо все, что нужно человеку компактно изложено в его «Дианетике» как науке об умственном здоровье. Его вариант религии обращен к западному утилитарно-практическому индивиду, ценящему время, заботящемуся о своем здоровье, не склонному к мудрствованию. Он обращен к активному человеку ницшеанского типа, испытывающему неуверенность и дискомфорт, для которого слоган «если тебя ударят в одну щеку, смажь противника в обе», оказался действенным.
На российской почве постперестроечной эпохи этот PR в силу маргинализации населения также оказался ко двору. Небольшие различия существуют лишь между нашими российскими столицами и провинцией. Если в обеспеченные жители столиц сполна выкладывали свои сбережения в фонды заезжих мессий, то в силу бедности провинция больше использовала мессий-исцелителей российского «производства». Заезжие «махариши», прочитав свои пропо- [154]
веди, например, в Тамбовской областной библиотеке, спровоцировали появление лишь группы кришнаитов, которая, потанцевав в начале 90-х гг. на центральном рынке некоторое время, исчезла. Но вот хаббардисты, только недавно появившиеся испытывают затруднения. Так, старается наладить деятельность центра «Дианетика» некто Владимир Вожаков со своей женой (единственные члены, по-видимому, этого Центра) с помощью чтения лекций о СПИДе; активно идет на контакты с журналистами, учителями школ, но последних отталкивает понимание того, что не СПИД волнует лектора, а нечто другое, что не соответствует ценностям традиционной культуры. Между тем и традиционные для России религиозные культы уже не испытывает того триумфа, который был в начале 90-х гг. Отреставрированы многие храмы, построены новые. Многие работы сделаны за счет усилий прихожан и средств бизнесменов-меценатов в целях формирования своего имиджа благодетелей и патриотов. Но существуют и такие церковные учреждения, которые, сумев организовать постройку своего здания, не рассчитали сил. Эти здания, как например, громадное здание церкви пятидесятников в Тамбове напоминают «недострой» советской эпохи. Причины, коренятся и в конкуренции с православной церковью, которая всех зажиточных христиан сумела привлечь под свое крыло, и в общем спаде религиозности, и в общественном мнении относительно пятидесятников, сформированном в течение прошлого столетия.
Таким образом, политические PR-технологии последнего десятилетия в нашей стране, преследующие цель построения гражданского общества, под коим понималось, по сути, не общество свободных людей, способных к управлению своим государством, о чем декларировалось, а религиозное общество, регулирующее свои отношения на основе веротерпимости (удобной, кстати, для PR-манипуляций) достигли лишь разрушений общечеловеческих ценностей. Причины коренятся в недооценке интеллектуального потенциала россиян, спровоцированной первоначальным доверием их к власти, как критикующей власть, и переоценке своего собственного интеллекта и возможностей PR-технологий, заимствованных из чужой культуры.
Добавить комментарий