Тема смерти - тема жизни: философия социологии

1. Человек, по-видимому, единственный представитель земной фауны, который знает о неизбежности смерти и понимает ее значение небытия (животные могут интуитивно чувствовать, предчувствовать Нечто, что есть смерть, не осознавая ее значения). Страх небытия заставляет искать смысл жизни. Вопрос о смысле жизни—это вопрос о смерти (et versus). Сам поиск смысла жизни (существования)—есть реакция на знание о смерти.

Может быть, размышления о смысле существования, а значит и о смерти—единственное принципиальное отличие человека от остальных животных, которым в большей или меньшей степени присущи и разум, и воля, и чувства. Поэтому же прав Ж.-П. Сартр, полагавший отличие человека от животного в том, что человек может покончить жизнь самоубийством (для этого надо осознавать, что есть смерть).

2. Подданным тоталитарного государства задумываться о смысле жизни—смерти не положено. Это опасно для тоталитаризма. Есть заданный сверху и единственный для всех «смысл»—коммунизм, или тысячелетний рейх, или служение Нации, государству, Вождю. Избегание обсуждения проблем смерти-жизни сопровождается преуспеянием в практике лишения жизни («во имя», «на благо», «ради»): в застенках и концлагерях, на полях сражений, по приговору суда или по приказу кровавых генералов.

Гуманистическое, подлинно человеческое отношение к Жизни как абсолютной ценности, древнее «не убий! », швейцеровское Veneratio vita («благоговение перед жизнью»)—невыносимы для тоталитарных правителей и люмпенизированных масс. Расплата в виде бездуховности, безнравственности, обесценения жизни, безудержной эскалации насилия не заставила долго ждать. За семь лет (с 1987 г. по 1994 г.) уровень умышленных убийств в России вырос в 3,4 раза, в Санкт-Петербурге—в 6 раз, достигнув величины, сопоставимой только с некоторыми латиноамериканскими государствами. И это, не считая «горячих точек» и преступной войны в Чечне (которая еще аукнется «чеченским синдромом»).

3. Вечная человеческая проблема смысла жизни, смысла своего собственного существования—глубоко интимна (личностна, индивидуальна) и принципиально неразрешима (открыта). Жизнь каждого—либо постоянный поиск смысла существования, или же примирение с его отсутствием, или уверенность в своем, обретенном, единственно истинном (!) смысле (будь-то служение Богу, или Государству, или делу революции…).

Но даже не думая о смысле жизни, гоня прочь саму мысль о нем («свихнуться можно»), человек действует в условиях выбора так, как если бы он учитывал в своих действиях этот тщательно гонимый Смысл. От индивидуального смысла жизни зависит, в конечном счете, стратегия поведения человека, его образ жизни.

Сквозь бесчисленное разнообразие смыслов жизни и стратегии поведения высвечиваются на полюсах этого множества—иметь или быть? (Э. Фромм). И если быть, то, значит, творить, созидать, любить, реализовать себя в Деяниях (в Мыслях). А если иметь, то возможно путем Насилия, Власти, Богатства (Т. Веблен)—во что бы то ни стало, любой ценой. Впрочем, можно и не быть, и не иметь, и тогда—Уход (в алкоголь, наркотики или же тотальной—самоубийство), как следствие «экзистенциального вакуума» (В. Франк).

4. Осознание смертности—важнейший импульс человеческой активности, Творчества. Страх смерти—источник философии, науки, искусства, религии. Т. Манн объяснял творчество Л. Толстого: «Что же было всему основой? Плотский страх смерти». О страхе смерти как источнике искусств пишет Д. Лихачев. И не является ли сей текст плодом подсознательного желания автора (скептика, атеиста) продлить бытие в Слове—после смерти?!..

Достойная «подготовка» к Смерти—полнота Жизни самоосуществления в созидании, творчестве, любви. Как заметил великий знаток трагизма бытия и его абсурдности Ф. Кафка, «Тот, кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх перед смертью лишь результат неосуществившейся жизни».

5. Онтологический трагизм конечного бытия невозможно избыть избыть. Но, осознав,—жить. Вопреки. По ту сторону отчаяния (Ж.-П. Сартр, А. Камю, А. Мальро). «Человек небытия»—мужественный человек. «Он считает что всякая ситуация преходяща, он видит ничтожество всякой ситуации на фоне просвечивающего сквозь нее небытия, он смело смотрит вперед без надежды и отчаяния» (А. Чанышев).

Жизнь каждого—его единственная жизнь. Все, чем обладает человек—это время собственного существования. Отсюда—абсолютная ценность каждого мига бытия. Пока и поскольку человек существует, он со-существует с себе подобными и «меньшими братьями» (вина перед которыми безмерна).

В сегодняшнем мире зла, насилия и отчаяния, смертность человека стала его уязвимостью, а должна бы быта основанием сочувствия обреченных.