В своем выступлении я хочу еще раз высказать утверждение: «чтобы получить настоящий новый результат в области философского познания, нужны, — кроме призвания к философии и труда: воображение, знание «старого», желание и умение логически мыслить, уважение к школе и традиции.
1. Чтобы определить, что является новым, а что нет, очевидно, требуется достаточная осведомленность в соответствующей области, а значит, и сопоставление одного с другим. Я, по большей части, буду говорить о втором, то есть о сопоставлении, и, следовательно, о значимости логики и логических навыков для «изобретения в философии» (если воспользоваться выражением из только что переизданной книги И.И. Лапшина).
2. Коллеги более старшего возраста хорошо помнят о том, как уже были энтузиасты «отмены» логики или, во всяком случае, «отмены» «старой», то есть традиционной, логики, которая, будто бы, будучи «формальной», пригодна, — самое большее! — для кухонного [82] и школьного употребления. А нужна, говорили эти смелые новаторы, другая, «неформальная», содержательная или как-то еще квалифицируемая «новая логика»…
Это же, как можно подчас наблюдать, переживает сейчас часть коллег более молодого возраста. Они, — правда, в отличие от того, как действовали упомянутые энтузиасты в прошлом, совершенно свободно и вполне добровольно, без «директив сверху», — ищут новую логику, отличную от «старой». Иногда они встречались в литературе с термином «неклассическая логика» и, кажется, решили, что «неклассическая» может означать только одно — «антиклассическая». Это — заблуждение. Логика, как и все другие области знания, изменяется, развивается. Исследователи открывают новые закономерности мышления, получают новые результаты. Некоторые из этих результатов оказываются фундаментальными, и даже в очень далеком будущем, с появлением все новых и новых результатов, они будут оставаться значимыми, то есть никакие новые результаты нисколько не уменьшат их важной роли, как в качестве определенных частей всего знания, так и в качестве средств познания.
Современная неклассическая (пока еще «новая» логика!) — вовсе не является антиклассической: при всей ее новизне она остается продолжением или, точнее выражаясь, расширением классической логики. Еще точнее — «консервативным расширением». Все результаты, все законы мышления, открытые классической логикой, остаются верными и в неклассической логике. Вместе с тем, истинные, доказуемые высказывания неклассической логики, будучи переведенными на язык классической логики, превращаются в такие высказывания классической логики, которые являются в ней истинными, доказуемыми. И разве не так растет, расширяется и углубляется знания в любой области?
3. Логики не относятся к тем, кто, — как подчас некоторые думают или говорят, — будто бы считают, что «все» можно доказать (пусть даже в смысле не достоверности, а высокой степени возможности). — Наоборот (или как гласит поговорка из математического фольклора, «с точностью до наоборот»), логики знают, что не все можно доказать. Они это даже строго доказали! Я, конечно же, имею в виду теорему Геделя о неполноте формальных систем: в каждой достаточно содержательной (то есть настолько, чтобы хотя бы простую арифметику охватить) и строго сформулированной системе [83] есть такие высказывания, которые, будучи истинными, не могут быть в рамках этой системы ни опровергнуты, ни доказаны. И нужно быть «выше» современного научного познания, быть, так сказать, «постмодернистом», для того чтобы суметь из утверждения о том, что не все можно доказать, вывести, посредством некоторой энтимемы, утверждение, что ничего нельзя доказать или что, выдвигая нечто новое, можно ничего не доказывать.
4. Когда речь идет о новом результате и о новизне результата, логика дополняет воображение тем, что дисциплинирует мышление. Иначе «азарт новизны» (не будем говорить уже об имитаторстве творчества, «языковых играх» некоторого рода, о «розыгрышах» в духе уже вспоминавшегося здесь Деррида и т.д. и т.п.) и отсутствие дисциплины ума приводят к «открытиям» вроде «опровержения» модуса Barbara, как будто бы уже давно (еще софистами!) осуществленного и вообще чуть ли не хрестоматийного факта. Или вроде утверждения о том, что выражение «время течет» содержит в себе «порочный круг». В действительности, если воспользоваться не чем-то вроде «деконструкции», а конструктивным логическим анализом, то оказывается, что если и есть здесь круг, то это — «добродетельный круг».
5. Схема консервативного расширения знания является вполне общей. Есть, например, фундаментальный результат в области физики — теория Ньютона. Это — давно уже не новый, а старый результат. И, тем не менее, важная роль теории Ньютона как средства познания, исследования и объяснения физических явлений, — в соответствующих граничных условиях, — нисколько не уменьшилась. Великий Эйнштейн (как говорится, дай Бог каждому из нас обладать таким чувством нового, каким обладал он!), — причем именно тогда, когда его особенно превозносили за полученный им самим новый и, как оказалось, фундаментальный результат, специальную и общую теорию относительности, — подчеркивал: без Ньютона не было бы современной физики.
6. Придерживаясь требования осведомленности и будучи логиком и философом науки, я ограничу себя основанием в виде философии науки. Но, как заметил Куайн: философия науки — это, конечно же, не вся философия, но «вполне достаточная философия». Между прочим (или кстати?), даже и у «маргиналов» (так они сами себя, кажется, с некоторым вызовом, называют) видишь непрестанные [84] попытки апелляции к науке, например, к ее языку. Но как это странно выглядит! Например: «Временной срез, который мы обозначаем как время События (вечное настоящее), накапливает разнообразные микрочастицы энергий события». Ну что тут скажешь?! — Разве что, вслед за тургеневским Базаровым (когда он обращается к одному любителю языковых выкрутасов): «О друг мой, … не говори красиво».
7. Чтобы быть конкретнее, обратимся к науке о языке: как, например, понимать значение выражения «философия языка» и что нового может открыть здесь философ? Чтобы быть конкретнее, нужно уточнить, где это «здесь»? То есть нужно уточнить, идет ли речь о чем-то, что касается непосредственно самого языка, или о чем-то еще. Есть язык и есть наука о языке, языкознание. Прилагательное «языковой» немного сбивает с толку: неясно, то ли речь идет о фактах, касающихся самого языка, то ли о фактах, касающихся науки о языке. Соответственно, «философия языка» в первом смысле есть область «спекулятивная», умозрительная, метафизическая, — вроде гегелевской «философии природы». И здесь, — если только философ не является «по совместительству» языковедом, — вряд ли он окажется полезным для самого языкознания и сможет открыть что-то «новое» о самом языке, по сравнению со специалистами в области языкознания. Такого, во всяком случае, пока не случалось. Другое дело — «философия языка» как философия языкознания: здесь философ, — опять-таки, не лишним будет, чтобы наряду с его осведомленностью в философии, он знал бы в какой-то мере и самое науку о языке! — может сказать «новое слово». (Снова можно вспомнить Куайна и его «Слово и объект».) Хотя, конечно же, открывается новое и в спекулятивной «философии языка»; однако оно остается, так сказать, «внутрилабораторным результатом», познавательная ценность которого (а, может быть даже и фундаментальность) обнаруживается (если она есть!) позднее — через результаты в той «философии языка», которая является философией языкознания.
8. Осведомленность, интуиция (воображение) и логика, — только взятые вместе, — оказываются необходимыми, а иногда также и достаточными для открытия нового. Если же они не действуют совместно, то бывает плохо. Например, случаются «открытия» (они затем используются как доводы в аргументации ответственных теоретических утверждений) вроде того, что «от-кров-ение» и «кров-ь» — [85] слова одного и того же корня. Или что «кро-пот-ли-вый» соединяет в себе «кров-ь» и «пот»! Чтобы избежать такого рода «народной этимологии», как раз и требуется произвол фантазии (издержки воображения) «отфильтровывать» посредством осведомленности в языкознании и в реальной истории развития слов и примнения логики.
Очевидно, без воображения (интуиции, фантазии), обходясь только осведомленностью и логикой, мы вряд ли выдвинем новую гипотезу. Но, — и это вполне обычное дело! — наиболее плодотворно мы разарабатываем (если это вообще удается) ту гипотезу, которая порождена нашим собственным воображением. Психология познания говорит, что от интуитивных догадок многих (не всех!) других людей нашей мысли «мало проку», — за исключением, так сказать, случаев конгениальности. Тем более, что догадка может оказаться «сырой». Имея это в виду и открывая международный симпозиум по проблеме SETI (поиск внеземных цивилизаций) председатель Оргкомитета академик Г.И. Наан попросил участников и приглашенных гостей (среди них много было писателей-фантастов, специалистов, так сказать, «по воображению») не предлагать для обсуждения вещи, непродуманные самими их авторами «как следует» с точки зрения внутренней согласованности — логической непротиворечивости, количественной совместимости и т.д., — вроде «мыслящей плесени» или «разумного облака».
9. Еще о «новом», «фундаментальном» и о привязанности, верности традициям. Сегодня (июнь 2001 г.) у нас уже 60-летний, но деятельный, инициативный и умелый декан. И недавно и факультету исполнилось 60 лет. И здесь, на нашем факультете, есть достижения, некоторые из которых представляют собой новые результаты (например, концепция оснований социальной синергетики, сформулированная и разработанная профессором В.П. Бранским, — напомню, что я говорю только о логике и философии науки), а некоторые другие — уже не новые. Однако эти последние — те, которые не новые, все равно, поскольку они настоящие, фундаментальные, результаты, что называется, «обязывают» нас. Например, существует на факультете логическая школа. Немало способствовал ее развитию корифей отечественной и мировой логики, профессор Н.А. Шанин. Сам он преподавал на факультете около десяти лет, но ведь еще работали и его ученики, профессора И.Н. Бродский и О.Ф. Серебрянников. И как же можно, если ознакомиться, усвоить [86] полученные ими результаты, «опровергать» модус Barbara или разрабатывать «онтологию лжи». Ведь у И.Н. Бродского, например, есть исчисление отбрасываемых формул, основанное на исключительно полном анализе отрицательных высказываний. Как можно игнорировать книгу О.Ф. Серебрянникова «Эвристические принципы и логические исчисления», — бросаясь в объятия новых «дискурсов» в духе «деконструкции», эвристичность и логичность которых довольно сомнительна? Или рассуждать о проблеме времени без учета того, что открыл профессор В.И. Свидерский? Кстати, полезно сравнить и его конструктивный анализ полемики Лейбница и Кларка с нынешними «постмодернистскими», не поднимающимися выше уровня философской публицистики «дискурсами» о проблеме времени.
10. Нужно обратить внимание еще на одно обстоятельство: «новое» должно быть значимым, содержательным, настоящим. Вот обычная ситуация в конце отчетного года. Составляется отчет о научной работе. Идут перечисления публикаций, количеств печатных листов, выступлений на конференциях и т.д. Теперь еще добавилось «участие в грантах». Очевидно, все это — только косвенная оценка сделанного, и отсутствует настоящая оценка полученных (если они есть, конечно!) новых результатов. У Н.А. Шанина, — за 80 лет жизни! — около 50 публикаций (и не очень больших по количеству листов), примерно 5 результатов, но каких! Или К.-Г. Гемпель: публикаций побольше, результатов — примерно столько же. Но и в том и в другом случае, осмелюсь сказать, результаты — это результаты «на все времена». Будем помнить, что трудно, очень трудно получить новый результат. Тем более, новый настоящий; тем более новый фундаментальный результат.
11. Трудно понять, как в «интерсубъективном» и объективном смысле, то есть в смысле, отличном от «открытия Америки» и «изобретения велосипеда», могут составлять что-то «новое» обзоры, -пусть что ни на есть аналитические, — прочитанной автором литературы, хоть отечественной, хоть переведенной или непереведенной зарубежной. Ведь даже если его лично что-то при этом чтении удивило, это ведь не означает того, что и многие другие удивятся. И, видимо, человеку творческому вообще не пристало заниматься пересказом (пусть даже если это «впервые вводит в обращение») [87] всякого рода модных сочинений: ведь это, все равно, не составляет ни нового, ни значимого результата.
12. Как и вообще всякое исследование и познание, философское исследование и познание является успешным и результативным или не является таковым, в зависимости не только от удачи в самом выборе проблемы, но также и от честности, прямоты, трудолюбия, непредубежденности и реализма в подходе к исследованию проблемы, стойкости и по отношению к неудачам и однообразию, и к успеху, самоуважения. Настоящий исследователь не боится упреков в том, что он, «как и все», считает, что 2 х 2 = 4, и не торопится «блеснуть» хоть чем-нибудь, — ну, скажем, чем-то вроде «противоположного общего места»: если опять вспомнить И.С. Тургенева, то примером этого будет утверждение «просвещение вредно»; или, еще один пример, взятый уже не из книги, а из одной реальной дискуссии: в противоположность известному утверждению Канта, человек говорит, что в каждой науке тем меньше науки, чем больше в ней математики.
Вполне осознавая пропасть, отделяющую его от гениев, настоящий, «работник» в области философии, — пусть даже и рядовой, но настоящий, (присутствующие гении — не в счет!) — вполне может быть утешен тем, что и его скромные заслуги, — если это настоящие и новые результаты, — тоже обязательно получат признание. А гиганты мысли, своим примером, удерживают нас от имитации подлинной работы, от притворства философом, от погони просто за «новым», от заигрывания с самой «постновой» модой, от «показухи». Стоит помнить о том, что их, гигантов, не «обманешь»: без своих собственных усилий и упорной работы, без стремления к настоящим результатам, все равно не удастся понять и результаты, полученные гигантами. Без настоящего понимания их результатов невозможно получить и свои, пусть что ни на есть мелкие, но настоящие, не говоря уже о крупных новых результатах. А без настоящих результатов не сделаешь себе и настоящего имени ни в науке вообще, ни в философской науке в частности. И главное не в том, что ты сделал не так много, как хотелось бы: пусть мало, но настоящее, новое и свое! На этом можно и закончить данное публицистическое выступление.
Добавить комментарий