Европейский позитивизм и развитие русского естественнонаучного материализма XIX-XX вв.

Проблема идейного взаимоотношения западноевропейской и русской философии неизбежно порождает вопрос о своеобразии последней. Поэтому, прежде чем приступить непосредственно к рассмотрению обозначенного вопроса, хочется сделать несколько замечаний по этому поводу, которые логически подведут нас к заданной теме.

Всякая культура, в силу своей исторической конкретности, складывается вокруг ядра, некой «единицы», уникальным образом определяющей тип данной культуры. Относительно этого ядра систематизируются все формы проявления культуры, в том числе и философия, как бы раскрывая своими средствами суть мировосприятия того или иного народа. На Руси ситуация осложнилась тем, что славянский дух еще не успел полностью развиться в недрах язычества, когда вместе с византийским христианством Русь вынуждена была принять учения Отцов Церкви, т.е. русичам необходимо было перестроить свое сознание в соответствии с догматами новой религии. Поскольку крещение Руси преследовало по большей части цели политического и идеологического характера, постольку христианство, а именно православие настоятельно предлагалось народу, пребывавшему в «невегласии», как абсолютно истинная система ценностей.

Основная идея христианства — постулат об изначальной греховности человеческого естества и возможности божественного спасения посредством постоянного нравственного совершенствования, а пример нравственного подвига дан в образе Христа. Выделение этого аспекта православия придало дальнейшему развитию русской мысли этико-антропологическую направленность и обусловило ее приверженность темам добра и зла, смертности и бессмертия, познания тайны человеческого бытия и изменения человеческой природы.

Таким образом, с одной стороны, многие теоретики русской философии говорят об «укорененности» русского духа в православии и отмечают слабую дифференциацию религиозного и философского знания. В этом случае русская философия принимает чаще всего вид религиозной философии.

С другой стороны, следует отметить момент заимствования в русской философской мысли. Если принять во внимание теорию Н.С. Трубецкого о том, что эволюция культуры принимает вид «скачущей революции» при условии, что эта культура склонна к внешнему заимствованию достижений иной, более высокоразвитой в цивилизационном отношении культуры, то Крещение Руси стало своего рода фатальным событием для русской духовности. Христианство обрекло Россию на вечное обращение к той культуре, для которой оно имманентно, поскольку для нее самой единобожие не явилось результатом последовательного исторического развития. Этот факт двойственности в самом начале отечественной истории обусловил существование двоеверия (имеющее место вплоть до наших дней), послужил причиной, в дальнейшем, для возникновения вопросов о национальном своеобразии, об истинном предназначении России, о «сути народной» — стал причиной для поиска «комплиментарности», своего «Я».

В силу неустойчивости своих позиций русская философия не сложилась в стройную мировоззренческую систему и ее можно классифицировать лишь по господствующим течениям философской мысли, которые во многом зависят от конкретного исторического контекста. В целом, как отмечают многие исследователи (в частности, А.Ф. Лосев), русской философии, в отличие от западноевропейской, чуждо стремление к строгим логическим умопостроениям; она более ориентирована на внутреннее, интуитивное познание того, что есть сущее. Русская философия сильна чувством, эмоцией, непосредственной связью с настоящей жизнью.

Итак, своеобразие русской философии определялось, во-первых, тем, что Русь пыталась сохранить «истинную веру», которая ввела ее в строй цивилизованных стран; во-вторых, в силу сложившихся культурных и исторических традиций, она неизбежно подхватывала западноевропейские идеи, отмеченные рационализмом. Метафизическая и рационалистическая тенденции сталкивались и снова расходились, создавая совершенно особенную картину бытийствования отечественной мысли. В определенные периоды исторического развития философские теории европейских мыслителей выступали в качестве внешнего толчка для начала нового этапа самобытного русского философствования. Так, например, было на рубеже XVI — XVII в., когда «старая вера» перестала удовлетворять идеалам общественно-политического устройства государства Российского; аналогичная ситуация сложилась и в кон. XVII — нач. XVIII вв., когда свободолюбивые идеи запада породили эпоху Просвещения в России, которая выразилась в секуляризации знания и возникновении материалистической тенденции в русской философии. Так было и в XIX в., когда русские мыслители были одержимы диалектикой Гегеля, «чистой наукой» Канта, антропологией Фейербаха, «социальной физикой» Конта.

Не вызывает никаких сомнений тот факт в истории философии, что большое влияние на все последующее развитие научной и философской мысли оказал позитивизм, возникший в Европе в XIX в. В России его воздействие выразилось в том, что во-первых, приоритетное развитие получили естественные науки и, во-вторых, активизировалось материалистическое направление в русской философии. Первое и второе было непосредственно связано: естествознание давало философии темы для осмысления, а материалистическая философия пыталась выступить методологией для науки, направить ее в определенное русло.

Философским кредо позитивизма стало признание абсолютного значения опыта, практики в поисках истины. Творческой основой этих исканий была вера в научную постижимость бытия, преклонение перед методами и завоеваниями науки. «Философствующие физики» претендовали на создание «научной философии». Утверждалось, что научная философия должна строиться по подобию эмпирических наук, ибо только путем изучения природных, естественных закономерностей можно получить объективное знание о мире. Таким образом, в XIX в. естествознание заявило о себе в философском плане.

Наибольшее значение для русских естествоиспытателей имел контовский закон трех стадий умственного развития, суть которого заключается в том, что «каждая из наших главных идей, каждая из отраслей нашего знания проходит последовательно три различные состояния: состояние теологическое, или фиктивное; состояние метафизическое или абстрактное; состояние научное или положительное». Иллюстрация Контом научного познания как наиболее совершенного по отношению к другим формам, науки как центрального фактора культуры, выполняющего социальные и духовные функции, привлекло внимание русских естествоиспытателей. Многие из них поддержали тезис об исключительности роли науки. Н.А. Умов, например, отмечал, что «с каждым годом становится очевиднее, что главное русло человеческой мысли лежит в науке, а потому чувствуется настоятельная потребность в сопоставлении наших воззрений с этим основным течением» 1. Д.И. Менделеев писал, что в мире будут лидировать те народы, которые «успеют в естествознании, потому что оно составляет силу и признак нашего времени. Без него уже не обходятся ни изучение истории и правоведения, ни дальнейшее развитие государственной силы, ни накопление народных богатств, и, что всего важнее, без него немыслима ныне самая философия. Содействовать по мере сил успехам его обязан всякий, кто дорожит настоящим и будущим» 2. К.А. Тимирязев в работе «Насущные задачи естествознания» прямо заявлял: «Научная мысль, проникающая во все сферы знания, осуществление социальной правды в жизни, культ природы, как высшего источника эстетического наслаждения, — не те ли это реальные формы, в которые вольется вечная триада — истина, добро и красота» 3.

Именно этот сциентизм раннего позитивизма имел теоретическую ценность для ученых-мыслителей. Приоритет научного способа мышления, по мнению позитивистов, заключается в том, что к разуму относятся практически, не ставя перед ним невыполнимых гносеологических задач. Границей научного мышления является реальная действительность, мир явлений. Претензия на сущностностное познание, с точки зрения позитивизма, неоправданна. Есть определенная эмпирическая ситуация, которая и подлежит объективному исследованию с помощью точных методов науки.

Позитивизм упрочил позиции материалистического мировоззрения в России в XIX-XX вв. Симбиоз естествознания и русской материалистической «идеологической» философии (имеются в виду революционно-радикальные теории) явился причиной возникновения естественнонаучной философии или естественнонаучного («физиологического») материализма. Под понятием «естественнонаучный (физиологический) материализм» мы подразумеваем такую мировоззренческую систему XIX-XX вв., представленную философской антропологией, приверженцы которой были убеждены в возможности посредством науки познать сущность человека и общие законы бытия. Крупнейшими представителями этого направления были Д.И. Менделеев, И.И. Мечников, Н.А. Умов, И.П. Павлов, К.А. Тимирязев, И.М. Сеченов, А.А. Ухтомский, В.И. Вернадский и многие другие.

Естественнонаучной материалистической философии прежде не уделялось должного внимания, тем не менее, она представляет значительный пласт русской духовности. Наряду с непосредственным экспериментальным изучением природы, ее сторонники разрабатывали теоретические вопросы мировоззрения. Философские размышления естествоиспытателей не были лишь обыденной демонстрацией идейной приверженности — они участвовали в философской борьбе своей эпохи. Они тяготели к выводам более общего плана, чем их конкретный предмет исследования. Опираясь в своем творчестве на существующие философские концепции, ученые приходили к заключениям, которые в целом меняли картину мира и требовали специального осмысления — построения новой философской системы. Между их философскими воззрениями и теми проблемами, которые они решали средствами точной науки существует глубокое соответствие.

С одной стороны, содержание теорий естественнонаучного материализма было обусловлено позитивистским мировоззрением, однако, с другой стороны, естественнонаучная философия XIX-XX вв. складывалась на фоне традиционного антропологизма русской мысли. Это обстоятельство способствовало довольно быстрому разочарованию в философии «первого» (раннего) позитивизма. Его сторонников не устраивал «чрезмерный объективизм» Конта, пренебрежение психологическими особенностями познающего субъекта (это ярко проявилось в критике Конта Михайловским). Русские философы и ученые всегда ориентировались на какие-то высшие нравственные задачи и не могли принять науку как простое накопление новых знаний об окружающей действительности. Это была та плеяда ученых-естественников, которая отдавала все силы, каждый в своей области, на изучение маленького кусочка жизни с той уверенностью, что изучить до конца механизм жизни этого кусочка — значит найти пути для проникновения в наиболее сложные загадки человеческого бытия. Это была та интеллигенция (новый социальный слой в России, (которую объединяла не только форма деятельности (умственный труд), но и сознание ответственности за общество, за духовное воспитание нации, нравственность. По словам В.В. Зеньковского, персонализм — защита идеи личности — особенно отмечал время 2-ой пол XIX в. Ведущей линией персонализма этой эпохи является «этический идеализм». Это проявилось в стремлении русских теоретиков вывести все сложное (явления духовного и нравственного порядка, прежде всего) из простого, как свидетельство торжества «научности» в мышлении.

Ярким примером такой мировоззренческой установки являются теоретические концепции представителей русской школы нейрофизиологии — отсюда эпитет естественнонаучного материализма («физиологический»): И.М. Сеченов, И.И. Мечников, И.П. Павлов, Н.Е. Введенский, А.А. Ухтомский. Этико-антропологическая концепция Ухтомского (вершина развития идей «школы».

А.А. Ухтомский (1875–1942) —физиолог с мировым именем, однако его интересы простирались далеко за рамки конкретной науки. Философским кредо Ухтомского было учение о доминанте. Явление доминанты, обозначающее на элементарном физиологическом уровне «господствующий очаг возбуждения» нервных центров, в глобальном смысле, на уровне высшей нервной деятельности, есть «связный в себе тип мышления, в котором ход дальнейших выводов, и даже интуиций, предопределен. Все равно, будет ли это особый «метод», или «предрассудок», или «предубеждение», — дело в некоем руководящем стержне, который, будучи дан, влечет за собою прочее, как плоды» 4. Доминанта способствует тому, что все многочисленные наши ощущения складываются в определенное представление — «интегральный образ», мы обретаем понятие о каком-либо явлении, событии реальности. Собственно, все наше знание о мире есть совокупность интегральных образов. Действительность представляется нам такой, каковы наши доминанты (стремления, желания, идеалы): доброму — все кажется добрым, злому — злым. Как писал Ухтомский, «мировоззрение…всегда стоит своего носителя, точно также как картина запечатлевает лишь то, что и как умел видеть художник» 5. Поскольку все мы живем в обществе, то наши доминанты конституируют не только нашу индивидуальную, но и социальную сущность, т.е. характеризуют нас как личность. Таким образом, в теории ученого, высшей формой личностного развития и идеальным обществом является такое общество, когда для человека главной жизненной ценностью будет другой человек. Одна из самых трудных, недостижимых в чистом виде и вместе с тем необходимых доминант, которые нам, по убеждению Ухтомского, придется воспитать в себе — это доминанта на другое лицо. Эта главная доминанта «заключается в том, чтобы уметь подходить к встречным людям по возможности без абстракций, по возможности уметь слышать каждого человека, взять его во всей его конкретности независимо от теорий, предубеждений и предвзятостей… Я думаю, — продолжает Ухтомский, — что настоящее счастье человечества, если говорить вообще о счастье… как о грядущем состоянии, как о чем-то, к чему стоит стремиться коллективно и всеми нашими слагающими, то, конечно, оно будет возможно в самом деле только после того, как будущий человек сможет воспитывать в себе эту способность переключения в жизнь другого человека, способность понимания ближайшего встречного человека как конкретного, ничем не заменимого в природе, самобытного существа, одним словом, когда воспитывается в каждом из нас доминанта на лицо другого» 6. «Доминанта на другое лицо» является основой нравственного поведения и принципом, объединяющим общество в единое целое (обеспечивающим возможность «общего дела»).

Целью всей творческой деятельности Ухтомского было «из естественной необходимости необходимо вывести нравственную». Его внимание сконцентрировалось на святоотеческой идеи о цельности человеческого существа. Патристика утверждала, что физиология человека — это то, что есть, что естественно, что устроено самой природой; христианские заповеди — это то, что должно быть, для реализации чего человек пребывает в бытии. Природа предрасположена к тому, чтобы человек осуществлял свое предназначение: стремился к совершенству — это естественный порядок вещей. Ухтомский по-человечески хотел верить, а как ученый намеревался доказать, что высоконравственное поведение, которое он отождествлял с христианской заповедью «возлюби ближнего своего как самого себя», возможно с неизбежность физиологического инстинкта 7. Для этого необходимо было показать единство проявления соматического и психического (телесного и духовного), обосновать общность их природы. С этой позиции Ухтомский опровергал необходимую материальность природы и, по-видимому, нашел наиболее оптимальным говорить о ее энергийности. В этом выразилась приверженность его к идеям, так называемого, «второго» позитивизма.

Энергетизм и эмпириокритицизм оказали значительное влияние на представления естествоиспытателей о материи, конституирующей природу и ее свойствах. Идеологами первого направления считаются В. Оствальд и Г. Гельм, второго — Э. Мах и Р. Авенариус. Эти направления отчасти связаны и дополняют друг друга. Главной задачей их представителей было освободить опыт, опытное познание от «всякого налета» материализма. Эмпириокритицизм «очищает» опыт от понятий причинности, необходимости и др., как рассудочных понятий, незаконно привносимых в опыт и заслоняющих «чистый» факт действительности. Сторонники энергетизма сводят все явления природы к видоизменениям энергии, лишенной материальной основы. Энергетизм афиширует свою состоятельность теоретически охватить всевозможные факты природы. Его цель — описать эти факты как формы энергии и выразить взаимно зависимые отношения величин в виде абстрактных математических уравнений. По мнению Оствальда, это лишит естествознание всяких произвольных гипотез и освободит дорогу неоспоримым фактам 8. Распространив понятие энергии на психические и социальные явления, он сформулировал «энергетический императив»: «Не растрачивай энергии — используй ее». Оствальд предлагал понятие «энергия» как простое средство устранить прежние препятствия к слиянию понятий материи и духа.

Ухтомский в своих научных изысканиях также оказался под воздействием данных философских теорий. Есть основания полагать, что его интерес к ним отчасти предопределен был широким использованием в святоотеческой традиции понятий «опыт» и «энергия». Личный (субъективный) опыт трактуется как достоверный источник знания. Это объединяет современную науку и учение святых отцов. Подчеркивая данную мысль, Ухтомский писал: «…не испытанное в собственном опыте не может быть названо знанием, а остается на положении лишь гадания… Так понимает дело и естественная наука, так понимают его и святые отцы, когда источником научения почитают испытание на деле» 9.

Стоит особо выделить понятие «энергия». Специально он не развивал идею энергетизма. Однако трактовка любых форм активности человека как энергии формально дает Ухтомскому право ставить в один ряд и описывать одними и теми же законами явления разного уровня человеческой организации. «Все имеет свою природу», — писал он, т.е. все может быть воспринимаемо как некоторая энергия. В переводе с греческого “energeia” означает одновременно действительность, деятельность, энергия. Именно так, синонимично, и используется это понятие в учении отцов церкви, в частности у Григория Нисского. Последний, описывая «устроение» человека, сравнивает его природу с сосудом, «нужным для царственной деятельности (энергии)» 10. Все, что вложено в человека Богом, есть возможность и становится явным только в качестве действительности или действенности — как энергия определенного вида.

Таким образом, постоянной величиной новой науки должна стать энергия, утверждал Ухтомский. Реально существующее само по себе известно нам лишь как некоторая энергия; «материя», «вещество» — созданы нашим рассудком. Ухтомский писал: «В энергетике научная мысль раз и уже навсегда освобождается от всяких уз с материализмом, от всяких обязанностей по отношению к нему, и становится на широкую дорогу совершенно объективного исследования; в этом неизменное философское значение энергетики» 11. Понятие природы сложнее, чем принято в материалистическом понимании. Она выступает в бытии как материальная основа и как проявление сущностных черт явления, как вещество и как энергия, как статика и динамика.

В целом, считает Ухтомский, природа есть система реальности, действительность и ничего более. Поэтому для «чистого научного духа» понятие «природа» — достаточно формально. Приписывание ему материальности — «то от лукавого» (Ухтомский), поскольку, нельзя назвать ни одного материального признака существующего, который был бы необходимо ему присущим.

А priori присущий признак «природы», делающий для нас вещи природами есть не «геометрическая схематичность», не «механическая постоянная», не материальная необходимость, а «необходимость в самом обширном значении этого слова», независимо от того, в чем эта необходимость выражается.

Понятия «природа» и «действительность», «естественный» и «действительный» — взаимно распределены. А именно: то, что действительно, то есть необходимо существует — есть природа; и наоборот, все, что есть природа — то есть необходимость и действительность. Признав это, наука становится на новый путь развития. Она более не стеснена рамками материальных определений и имеет возможность непосредственно познавать факты. «Все имеет свою природу и всякое бытие носит в себе свой закон» 12 (это, по мнению Ухтомского, должно быть новым постулатом современной науки.

Следует вывод, что между реальными и идеальными понятиями нет никакой непроходимой грани: и те и другие носят на себе печать необходимости. Нравственное поведение (как высшее проявление личности) имеет те же механизмы формирования, что и физическое поведение (как биологического существа). Целью должно быть изучение законов функционирования человека в бытии. В этом смысле, «… реальными научными задачами, — подводил итог Ухтомский, — являются физиология, психология, и история религиозного опыта» 13. Он посвятил себя физиологии и, исходя из ее положений, разработал философские основы антропологии и этики.

Таким образом, естественнонаучный (физиологический) материализм в целом и философская антропология Ухтомского в частности иллюстрируют своеобразную рецепцию западноевропейского позитивизма. Специфика заключается в приспособлении его идей к русскому воззрению.