Хрестоматийно известные мысли из статьи М.М. Бахтина «Искусство и ответственность» постигла в парадоксальной российской культурной жизни судьба искажения-перевертыша. «Не только понести взаимную ответственность должны жизнь и искусство, но и вину друг за друга» — завещал нам классик. Прижилась первая половина высказывания. Все и вся склонны отвечать за кого-либо, что-либо. К примеру, художественные критики — за [88]
произведение, о котором пишут, да, за компанию, и за все Искусство в целом. Редко встретишь не амбициозного автора. Естественная психологическая потребность публициста высказаться-ответить усиленно забивает желание «молчания-вины». А эта мотивация, как этическая категория, представляется обязательной предпосылкой собственно эстетической оценки, причем не столько в качестве ПОТРЕБНОСТИ, сколько в качестве ИЗБЫТОЧНОСТИ творческого потенциала.
Любая оценка художественного произведения может, как включать в себя подобную мотивацию, так и исключать. То есть, может быть рецензия и рецензия. Дело не только в смысловом наполнении печатного отклика, а в нравственности именно интонации, пафоса критического текста (или по-бахтински «чувстве вины»). Причем практика современного искусства постоянно взыскующая повседневности (в темах, образах) подтверждает тем самым острейший дефицит «этического в эстетическом». Именно на этом пути видится не просто перспектива развития художественной жизни (ранее, чем не художественной), но и почти белый лист бумаги в ситуации послепостмодернистской усталости и испробованности всевозможных жанров, стилей… Красота, которая спасет мир, должна стать доброй, иначе и не для спасения она уже не нужна. Черный квадрат Малевича имеет тенденцию улыбнуться.
В прошлом году в Манеже состоялась выставка, посвященная бытовому пространству мастерской художника. Повседневность в духе приравнивания-сопоставления творческого процесса и собственно творчества оказалась незапланированно адекватной одаренности своего автора. То есть наиболее интересные в творческом отношении художники и живут, оказывается в более художественно-насыщенном пространстве, могут его обыграть и соответственно представить. Крамольный с искусствоведческой точки зрения вывод напрашивается сам собой: рациональность повседневности ВПРЯМУЮ коррелируется с рациональностью творческой. Сегодня как никогда ранее это очевидно в условиях эстетического пресыщения. Когда повседневность, а значит, этичность становятся тем НОВЫМ, что пропитывает произведение, чего только от него, оказывается, и ждут. Кажется, впервые в истории человечества вопрос о совместимости гения и злодейства (мягче — таланта и житейской непорядочности) сможет получить отрицательный ответ. Иначе эта история и не продолжится вовсе.
Нераспаханные «поляны смыслов» этического не могут быть руководством к действию для Художника, даже если бы он этого захотел. Творческая одаренность не может превратиться в житейскую на основании одного лишь желания. Нужно время и возможно новые поколения воспитанные не в стремлении действовать и получить результат непременно, пускай и художественно совершенный, а ориентирующиеся на средства в духе вечных заповедей, которые были иррациональными и в эпоху классической рацио- [89]
нальности. Но только сейчас Человек-художник вынужден сделать собственный неафишируемый и никому неизвестный нравственный выбор в отличие от якобы ответственной по своим законам (о них можно спорить, как и о вкусах) бурной деятельности. Вынужден привести в порядок собственную Мастерскую, Дом.
Все вышесказанное обычно не вызывает протеста в философских, этико-эстетических кругах. Искусствоведение же всех видов и направлений до сего дня склонно охранять свои сугубо эстетические рубежи от посягательств «нравственного» (еще вчера читай «идеологического»). Поэтому тем приятней процитировать, обрадовавшись «удару со стороны классика», в данном случае известного искусствоведа М.Ю. Германа: «… дело ведь не в сумме знаний, а в том, ощущает ли человек их недостаточность… Невежество — это не столько малое знание, сколько знание остановленное, удовлетворенное собою. Общение с искусством — проблема прежде всего нравственная. А что говорить о нравственности, если она остановилась?».
Добавить комментарий