Одна из основных характеристик жизни любого живого существа, в отличие от неживого объекта, это борьба за существование, т. е. деятельность, направленная на самосохранение и процветание, самовоспроизведение (расширенное воспроизводство) каждой самостоятельной единицы живого. Это то, о чем Гоббс говорил как о «войне всех против всех». Состояние борьбы активной деятельности для нормального живого существа абсолютно, а пассивность — состояние относительное, оно не характерно для живого существа. Представителям животного мира присуща, главным образом, форма борьбы активная, которая направлена на другой живой объект и воспринимается этим живым существом как явление для него вредное, неприятное как злопричинение. Животное по сути своей не добро и не зло, оно есть вредопричинитель по отношению к врагам в борьбе за собственную жизнь и воспроизводство этой жизни. По мере восхождения биологических видов по эволюционной лестнице формы борьбы и вредопричинения усложняются с усложнением строения самих организмов. Поэтому вполне естественно ожидать от человека социального такого скачка в усложнении борьбы и злопричинения, который соответствовал бы поистине глобальному отличию вида «человек» от остальных видов животных. Революционный анатомический скачек и его вершина — сознание «человека разумного» с его индивидуальным и коллективно-идеальным миром и поражает новую — социальную, коллективную форму борьбы. Именно здесь появляется альтернатива злу — добро. Человек, осознавая себя, осознает зло как вред в первую очередь по отношению к себе. Затем понятия добра и зла переносятся с себя на других и на межличностные отношения людей в целом. Человек социалено-разумен, а, следовательно, он является носителем добра, а зло по мере социального прогресса должно идти на убыль и в идеале исчезнуть вовсе, однако, факты истории говорят об обратном. Изменяются формы и масштабы зла, но соотношение «совокупных объемов» зла и добра остается приблизительно тем же, ибо жестокость и массовость современных войн и прочих социальных потрясений вполне уравновешивают добрые, и, в общем, гуманные периоды мира. В связи с этим возникает вопрос: если человек от природы добр, то откуда берется зло? Почему оно очевидно неискоренимо вопреки здравому смыслу и желанию большинства жить в добре и мире? Ввиду краткости нашей дискуссии, мы не будем рассматривать здесь бытующие на этот счет концепции, а попытаемся найти свое решение этой проблемы с материалистических позиций.
Хорошо известны имеющие место в животном мире внутривидовые сообщества, характеризующиеся наличием некоторых предсоциальных, предобщественных форм, это — объединение в сообщества отдельных одновидовых особей дабы сделать в целом более эффективной свою [160] «борьбу за существование», а, следовательно, и усугубить вредопричинение тем живым объектам, с которыми эта борьба ведется. Коллективно легче и эффективнее вести как оборону, так и нападение по отношению к врагам внешним, контрарным целому сообществу, а не отдельной особи. Но такая эффективность достигается только при одном условии — смягчении борьбы внутри сообщества и даже частичном принесении в жертву своих индивидуальных интересов ради интересов всех индивидов сообщества. Такое могло возникнуть только при инстинктивной в начале и осознанной лишь у человека терпимости к индивидам своего сообщества. И вот эта самая терпимость уже перерастает, постепенно трансформируется во взаимное добротерпение, в ощущение взаимной доброжелательности, в зачатки добротворения, добротворчества по отношению к другому. Следовательно, в чистом виде приумножение добра приводит к приумножению зла.
Сходную картину мы наблюдаем и в человеческом обществе, хотя, конечно, на более высоком, развитом уровне, уровне социальном, где зло есть зло, а добро есть добро во всей полноте этих понятий — категорий. Здесь происходит то же самое: «борьба за существование», борьба за выживание, борьба за преуспевание, за лучшую жизнь, за счастье. Человеческие сообщества формируются уже не в силу инстинктов, но более сознательно, а, следовательно, они еще более эффективны в той функции, для которой они создаются, т. е. для успеха в соперничестве и борьбе. В человеческом обществе вредопричинение, зло принимают подчас ужасающие размеры, и крайняя форма борьбы внутри вида — война, массовое уничтожение себе подобных ради целей отнюдь не жизненно-необходимых присуще, как мы знаем, только человеку. Но именно в период войны, этого поистине «торжества зла», как никогда процветает в лагере единомышленников то, чем питается зло — добро, взаимное добротворение, доброжелательство, солдатская дружба, братство, которое рождает дух армии, проявляющийся во взаимной поддержке, взаимовыручке, самопожертвовании и т. п. Рождаются особо добрые отношения людей-воинов, отношения, которых не было и не будет после войны. Но война — это крайность, не редкая, к сожалению, в наше время; однако, и в других социальных группах можно наблюдать те же отношения, может быть, в менее явных, более мягких, а иногда и вовсе скрытых формах. Например, семья с ее взаимной привязанностью членов и внутренней взаимоподдержкой успешно противостоит угрозам извне, политические игры партий, группы в сфере трудовой деятельности. Эта форма борьбы редко связана с физическим уничтожением противника, но со стремлением нанести моральный ущерб, «материальное» разорение. Коллектив тем злее и крепче, чем сплоченнее, дружнее, добрее он внутри себя. Добро для зла, добро как пособник зла, добро есть средство, орудие зла, а, следовательно, оно вторично по отношению ко злу. Добро в социальных группах опосредовано злом как нечто частное. Поэтому — жизнь есть царство «зла и добра», а не «добра и зла». Этой истине изо всех сил [161] всегда противилось и будет противиться человеческое субъективистское «перевернутое сознание», принимая желаемое за действительное там, где это дает возможность «легче жить», жить беспечнее, счастливее. Поэтому ни одно этическое учение до сих пор не отважилось провозгласить первичность зла во всем его абсолюте, хотя многие и подходили к этому вплотную. Даже Ницше, Шопенгауэр — эти певцы смерти и зла уклонялись от абсолютизации зла, чувствуя, что, если признать это, то жизнь станет невыносима, а «все живое хочет жить». Однако, должно отметить, что наше рассуждение идет на уровне абстрактно-теоретическом. Отсюда — обостренность концепции, в то время как в жизни дело обстоит далеко не так «кровожадно». Человек живет и будет жить вечными идеалами добра как желаемого, как бы действительность не противоречила этому. Борьба добра и зла продолжается всю жизнь человека: иллюзорные победы добра радуют, на зло закрывают глаза. Признание или непризнание этих тезисов сущности ничего не меняет, оно способно внести понимание проблемы, а «понять — значит простить».
Добавить комментарий