Дисциплинарное пространство культуры предполагает уже по своему определению некую строгую структуру не только во «внешних» границах, но и внутреннюю логическую, семантическую, феноменальную, методологическую упорядоченности. Если определять дисциплинарное пространство культуры как пространство, в котором происходит формирование различных дисциплин или наук, то культурология как одна из них, занимаясь ценностно-смысловыми аспектами человеческой деятельности, с одной стороны, близка другим гуманитарным наукам, ибо активно привлекает их методы, принципы, достижения и результаты, а с другой стороны, может рассматриваться как общенаучная дисциплина в системе гуманитарного знания, имеющая самое широкое, можно сказать, безграничное исследовательское поле. Обладая междисциплинарным статусом она все более претендует на роль «метазнания», так как стремится к изучению универсальных смысловых структур и преодолевает возникающие междисциплинарные барьеры и методологические ограничения.
Но это только своеобразная «внешняя», поверхностная или структурная сторона дисциплинарного пространства, пытающаяся увязать абстрактные понятийные модели непосредственно с миром единичных феноменов и имеющая «прозрачные» границы. В тоже время оно (пространство) теснейшим образом связано с уровнем более «жестких» имманентных законов культуры. Существование упомянутых законов невозможно без целостности научной теории, в рамках которой всегда «мерцает» вопрос о рефлексии исходных предпосылок, расположенных между двумя полюсами «реальности» (мира ставших феноменов) и ментальности или имплицитных установок смыслообразования. Находясь в единой структуре формирования культурных смыслов оба полюса выявляют изоморфизм и одновременно нетождественность своих начал, хотя и единосущны друг другу. Вот такое несовпадение и образует своеобразный «зазор», в котором разворачивается динамичное смыслообразование, ограничивая дисциплинарное пространство культуры. В этом противоречивом сочетании диффузности «внешних» границ и узкого «зазора» между реальностью и ментальностью проявляется [219] «ущербность» дисциплинарного пространства культуры и культурологии как мета-знания. Трудность оформления названной дисциплины связано и еще одним парадоксом современности, а именно с тем, что состояние самой культуры, вернее культурный потенциал сегодня оказался намного сложнее и богаче, чем структура личности людей, осваивающих его. Но неоднозначность на этом не заканчивается.
Формирование любой дисциплины требует конкретной процедуры добывания знания. Именно в данном процессе оформляется и само понятие «науки». Выделяя отдельно технику добывания и содержание добытого знания, мы избегаем противоречий, скрытых в различии научной и ненаучной стратегии (рационального и чувственного познания; эмпирического и теоретического постижения). Процедура же добывания знания непосредственно связана с овладением научной теорией, что часто сопряжено с трудностями и всегда подразумевает «привыкнуть и научиться пользоваться». Следует обратить внимание на то, что термин «обучение» предполагает взаимодействие или, вернее, диалог учителя и ученика и соответствует латинскому disciplina при discipulus, т.е. «ученик». Отсюда процесс добывания совокупности каких-либо сведений и процесс их передачи/пользования не только теснейшим образом сопряжены, но и задают векторы/модусы для формирования дисциплинарного пространства, в нашем случае культурологии. В то же время оба эти процесса замыкаются на одном концепте, а именно, существовании в науке определенного стиля мышления или парадигмы, того, что собственно и является предметом передачи. Для гуманитарного знания наличие указанного концепта выявляет развитие науки как последовательную смену «научных парадигм», представляющих замкнутые системы, однако, не отрицающие предыдущие «стили мышления» и, что несомненно, не «исправляющие» предшествующие «ошибки». Таким образом, проблема истинности познавательных стратегий в процессе диалога ученик/учитель приобретает иную транскрипцию. «Ошибки» или нецелесообразность, существующие внутри научных теорий и задающие своеобразную кумулятивную прогрессию всему дискурсу, могут рассматриваться, в результате, и как универсальный механизм динамики культуры. Такое новое нетрадиционное понимание значения и роли «ошибок» не только в системе гуманитарных наук, но и в самом процессе разворачивания и трансформации культурных смыслов является важнейшим достижением современных исследований. Им предшествовали работы ученых первой половины XX в. и, в частности, О.М. Фрейденберг («Миф и литература древности», М.,1998), обладавшей редкой способностью не только знать, «чувствовать» и «выстраивать» исследуемый материал, но мыслить им. Констатируя сегодня несомненную доминанту дискурсивной стратегии, следует отметить, что способность мыслить «материалом» отсутствует в современном [220] дисциплинарном пространстве культуры и маркирует еще один аспект его «ущербности».
Попытка проникновения в глубинные пласты различных, часто несводимых друг другу культурных форм, стремление выявить процесс образования и трансформации семантических рядов, их генезис (точнее, не только и не столько сама начальная точка явленности культурного феномена, сколько пульсирование «явления до его возникновения») позволили О.М. Фрейденберг, филологу по образованию, решить методологические вопросы, выходящие за узкие рамки одной дисциплины. Сформулировав свой метод как генетический, она прослеживает «генетическую основу» культурных феноменов, укорененных в «архаической» специфики человеческого сознания, выявляя общую закономерность соотношения культурного «факта» и его источника, понимаемого ею как апофатического «фактора», и убедительно показывая как один феномен культуры не порождается другим по закону причинно-следственной связи. Внутренней же причиной динамики «факторов» и «фактов» является ошибка или сбой, возникновение своеобразных «возмущений» и «шумов», фиксируемых в непрозрачности смысловой оболочки и сдвигающих, таким образом, неподвижную традицию.
«Культура рождается из иллюзорности» считает О.М. Фрейденберг, поэтому поиск различий является центральным вопросом ее исследовательской программы. Проблемы формы и содержания, образа и понятия, бытия и небытия, жизни и судьбы/смерти раскрываются на конкретном материале древнего мифа и античной литературы и «ткут» неповторимую индивидуальную концепцию становления культуры. В своей основной работе «Образ и понятие» она исследует не «эволюцию» понятийного мышления, а именно качественный рубеж, своеобразный скачок перехода от «образного комка» и отвлеченного признака через перенос и метафору к поэтическому творчеству. Категорию качества вырабатывает только понятийное мышление, перекодируя, но не уничтожая первоначальные «архаические» смыслы. «Никогда, ни в каком периоде бытие не служило прямым выражением того, что вызывало его к жизни, — иначе не было бы этой вечной таинственной тайны, составляющей суть всего мирового процесса», — записала О.М. Фрейденберг в своих воспоминаниях.
Каждый культурный цикл («рождение-расцвет-умирание») представляющий развертывание и переосмысление различных содержаний не завершается и не исчезает окончательно, а является началом нового. Несомненное значение архаической культуры как «генетической основы» именно в том, что в ней явлены в концентрированном виде будущие пути развития культурного сознания, более того, любая культурная деятельность, в том числе и современная, представляет собой своеобразное и неповторимое истолкование все тех же архаических сюжетов и образов.
[221]
В работах О.М. Фрейденберг проявилась характерная для всех последующих ее исследований стремление выйти за рамки сравнительного метода, акцентируя внимание на анализе скрытой семантической взаимосвязи словесных и несловесных форм культуры, которые сегодня мы выделяем как культурные концепты. Это всегда трудный путь ученого, направленный на выявление нового объекта научного исследования, находящегося на перекрестке нескольких дисциплин. Создав оригинальную теорию мифологической семантики и генезиса культурных форм, она в своих работах во многом предвосхитила структурно-семиотические методы изучения феноменов культуры.
Возвращаясь к теме «ущербности» дисциплинарного пространства культуры, хочется подчеркнуть, что игнорирование неоправданно «забытых» ученых и их концепций, не укладывающихся в современные приоритетные «магистрали» научного дискурса, отмечает еще один аспект ограниченности обозначенной выше дисциплины. Здесь проявляется и непредвиденные возможности диахронической направленности от прошлого к будущему, которая маркируется только феноменом человеческой памяти. Именно память во всех своих идеальных и материальных проявлениях являясь творческой составляющей деятельности обозначает настоящее и скрепляет прошлое и будущие. Поэтому мы можем, в какой-то мере, задать рамки дисциплинарного пространства культуры через феномен человеческой памяти в его разнообразных проявлениях, в достижениях и ошибках, в целостности и ущербности.
Только попытка выстраивания и соотнесения всех различных научных взглядов и парадигм друг с другом позволяет нащупать нетрадиционные пути дискурсивного поля, избежав «провалов» как в процессе добывания/передачи знания, так и в оформлении имманентных исследовательских стратегий, что подтверждается и содержанием статей данного сборника.
Добавить комментарий