Ойкономика современной философии

• 1.Несвоевременная своевременность философии
• 2. Ситуация постмодерна и философия
• 3. Ситуация постмодерна в российской философии
• 4. Философский факультет СПбГУ в эпоху «перемен» и постмодерна

1.Несвоевременная своевременность философии

Философия, как часто говорят сами философы, всегда несвоевременна, стыдливо прикрывая при этом претензию оной на вневременность. На несвоевременность можно «списать» любое упущение, любой промах: в будущем все-де встанет на свои места, а истина (как любят «трясти» этим словом философы) восторжествует и восторжествует обязательно «на стороне» несвоевременной философии. А если все будет в этом будущем не так, как хочется философам и философии? Нас там не будет, а потому ссылки на несвоевременность, на отставание реальности от философских спекуляций — не аргумент, но лишь литературно-софистический прием, не более. Философия «живет» здесь и теперь, и здесь и теперь должна быть своевременной, должна находить «общий язык» с «брутальной» реальностью, в противном случае ее поэтико-логические «выкладки» — «шум дождя», не более… И поэтому здесь и теперь она должна, если, конечно, продолжает претендовать если не на окончательность вердикта, абсолютную истину, то, по крайней мере, на интерес (а поскольку мы живем в предельно коммерциализированном мире — то на интерес, подкрепленный финансированием) со стороны общества. Философия должна выстроить свой топос в современной социальной реальности. Так было не раз, как показывает история вопроса «философия», и в этом отношении необходимость ориентирования — постоянный спутник философского вопрошания. Философия, как сущностно безопорное вопрошание, как поиск предельного более чем любая другая наука а-топийна, а потому — более тесно укорененная в текущий момент, в «здесь и теперь», без чего она просто лишается хоть какого-то смысла. Философия ситуационна, контекстуально ситуационна — что бы ни говорили ищущие мудрости. Ибо если мудрость пытаться определить по ту сторону ситуации мира, то это — не мудрость, но «игра в слова», «игра в мысли», т.е. просто игра.

Итак, постоянная и необходимая потребность в собственной определенности — то, что изначально и сущностно принадлежит к дискурсу философии. Отделять собственно философское вопрошание от самовопрошания о собственном топосе — это идти против подлинно философского вопрошания. Соответственно сдвиги, которые происходят в социальном пространстве вызывают сдвиги в философском дискурсе, выдвигая на первый план необходимость ориентации, поиска своего места и разграничение этого места. Философия выстраивает, и делает, как мы это уже подчеркивали, собственное место обитания, разграничивая и расчерчивая это пространство не только в «интеллектуальном» горизонте мысли, но и в социальной сфере, находя себе вполне земное пристанище. А поскольку мы живем в мире, где знание подгоняется под дисциплинарный механизм, то — философия выстраивает собственное дисциплинарное пространство, пространство традирования знания, пространство [230] машинерии высшего образования. Философия, таким образом, выстраивает собственную экономику, ойкономику, т.е. экономику своего жизненного пространства. Ойкономика философии в постмодерне должна учитывать мутацию всего культурного пространства и выстраивать собственный топос в этом изменившемся пространстве.

Именно таково было положение дел, когда «у руля» философского факультета встал Юрий Никифорович Солонин, чьей 60-летний юбилей мы сегодня празднуем. Культурно-социальный контекст претерпел кардинальные изменения: сошел на нет — не сразу, но постепенно — идеологический «шарм» философии. Философия в России лишилась не только идеологических цепей — чего так жаждали отечественные мыслители — но, одновременно и стабильного положения, санкционированного привилегированного статуса в системе знания и всех «благ», которые из этого статуса вытекали. При социализме философия имела свое строго очерченное и оправданное место, место, которое никто по сути не оспаривал. Причем это место было достаточно почетным — наука о наиболее общих законах развития и т.п., т.е. философия обладала четко означенным приоритетом и авторитетом.

Подобное привилегированное положение философии во многом было заимствовано из той традиции, которая послужила одним из истоком марксистской идеологии, а именно немецкой классической философии (наука наук у Фихте, наука постигающая диалектическое движение [матрицу всех прочих процессов] понятия у Гегеля). Однако подобное положение оказалось «нонсенсом» в двадцатом веке, когда почтение перед философией было скорее данью традиции, нежели подлинного уважения. Поэтому философии пришлось и приходится заново выстраивать свой топос и свое дисциплинарное пространство.

2. Ситуация постмодерна и философия

Выстраивать же приходится в той ситуации, которая чаще всего характеризуется как ситуация постмодерна. Французский философ Ж.-Ф. sЛиотар достаточно корректно характеризует ситуацию постмодерна как смерть Великого Рассказа, Великого повествования, метарассказа. Речь идет о том, что современное положение в области знания не допускает однозначной центрации всего корпуса знания. Великий рассказ — это по сути схема единства знания, когда может быть построена модель, контролирующаяся из определенного интеллектуального топоса. Великий рассказ — это, прежде всего, четкая иерархия знания или четкая система знания. В этой системе Великого рассказа, которую некоторые исследователи именуют модерном, для философии отведено четкое и престижное место, место конечной инстанции контроля. Идет ли речь о науке наук, о позитивном знании, о логицизме, о феноменологии и пр. мы всегда имеем четкую модель взаимоотношения философии с другими отраслями знания. Как правило речь идет о подчинении, подконтрольности в том или ином виде всего знания философскому дискурсу. В этом отношении марксизм, также создавший свой Великий рассказ, свое [231] повествование, ничем не отличался от традиционной модели построения знания, и именно в этом ракурсе был наиболее близок к европейской культуре модерна.

Однако постмодерн разрушает правила игры, ставя под сомнение (и еще какое!) саму необходимость метарассказа. Современная ситуация, которую мы назвали постмодерном, можно представить как разбившаяся мозаика, фрагменты-осколки которой приобрели статус самой мозаики, собрать которую уже невозможно, по той причине, что каждый осколок уже не нуждается в целостности. Подобные процессы деструкции (конечно, с последующим переосмыслением образовавшихся «частей») проявляются во всех сферах. Дисперсия субъекта, регистрирующаяся многими исследователями, демократизм «монад», распад единого миропорядка, трансформация знания в информацию и пр.

Нам хотелось бы немного подробнее остановится на следующем сюжете, достаточно репрезентативном для ситуации постмодерна, а именно, на переходе от знания к информации, поскольку это «напрямую» связано со статусом философского дискурса и выстраивающегося дисциплинарного пространства философии.

Культура, предшествующая постмодерну, ориентировалась на знание, т.е. на определенную взаимосвязанную систему координации вещей и человека. Знание обладало преимущественным статусом (за исключением, конечно, веры) в шкале ценностей допостмодернистской культуре. Знание, конечно, это лишь один момент в познавательном процессе, но итоговый, закрепляющий весь процесс познания момент. Ясно, что знание еще должно быть понято, без чего мы можем говорить лишь о достаточно абстрактных «законах».

Но так или иначе культура допостомодерновского типа ориентировалась на идеал знания, выстраивая согласно этому идеалу науку, философию, государство, а также дисциплинарное пространство образования. И выстраивание это происходило как подконтрольное тому Великому рассказу, который признавался за истинный. Под него подгонялись и ценности и топология различных дисциплинарных пространств. Однако знание как таковое, как идеал и как ценность, постоянно подвергался атакам с различных сторон. И речь здесь идет не только об иррационализме, интуитивизме, но вполне «санкционированных» знанием стратегий, например «практика» в марксисткой философии, «подправляющая» знание, а в конечном итоге подчиняющее знание собственным правилам игры, или, еще пример, достаточно сильный разрушительный «толчок», идущий от все нарастающей специализации отраслей знания.

Но в последние тридцать-сорок лет разрушается модель знания, уступая место информации, представляющей собой результат «распада» знания, выстроенного по единой модели, по шаблону Великого рассказа. Информация как таковая по сути является неким собранием предельных атомарных [232] образований, и поэтому достаточно «нейтральна» к любой модели, оперирующей с этой информацией. Господство информационной модели вызывает мутации во всех областях человеческого существования: от демократического устройства государства до современной виртуальной «реальности». Схематика функционирования информации достаточно свободна, ибо «предел» атомарности информации «байт» может быть включен в любую систему. Подобное положение вызывает постоянную флуктуацию информационных «монад», мгновенно и ситуационно «вступающих» в связное целое, и также мгновенно распадающихся на изначальные составляющие.

Подобная «информационная модель» требует и иной модели построения философии, ее внутренней разметки и отличной от «классической» соотнесенностью с другими сферами прежде всего научного знания. Ж.Деррида указывал, что модель иерархии, когда философия возвышалась над другими сферами жизнедеятельности и другими науками, контролируя их, вмешиваясь в их функционирование, исчерпала себя. Невозможность авторитарного контроля со стороны философского дискурса, который во многом и создавал Великий рассказ, метанаррацию, — это и есть по сути ситуация постмодерна. Эта ситуация требует не только изменения и переосмысления «авторитаризма» философии, но и самого внутреннего пространства философии, и пространства, отвечающего за его традирование, т.е. дисциплинарного пространства образовательного процесса.

3. Ситуация постмодерна в российской философии

Итак, ситуация посмодерна вызывает изменение в дисциплинарном пространстве образования. Систем образования не может в этой ситуации ориентироваться как на традиционное членение по областям философии, так и на традиционно выстроенный процесс образования. «Мутации», которые претерпел образовательный процесс на Западе, в этом отношении лишь воспроизводят и откликаются на информационное общество посмодерна.

Обратимся, теперь к нашей, российской ситуации. Российская философия и, соответственно, философское сообщество, оказалось, после краха тоталитарной машины, относительно «насильственно» перемещено из достаточно вольготного тоталитарного контекста в контекст постмодерна. Как и все российское общество, к этому философия и философское сообщество было плохо подготовлено. Эйфория свободы прошла, осталась свобода, требующая предельных напряжений и изматывающей неизвестности. В этой ситуации российская философия, чтобы не быть в очередной раз «забытой», могла сохраниться и сберечь позитив марксистской школы 1, должна была, вслед за обществом [233] «перестроиться», т.е. сформировать новые ценностные ориентиры, новое, отвечающее ситуации постмодерна, дисциплинарное пространство. Особенно значимым в философском дискурсе оказывается именно дисциплинарное пространство в сфере образования.

Философия в России утратила лидирующее положение в сфере знания, как вследствие краха марксизма, так и вследствие вживания в ситуацию постмодерна. Кроме того, и в самом пространстве философии должны были произойти сдвиги, смещения, «закрытие» одних проблемных полей и «открытие» новых и т.п. Все это должно было быть отраженным в изменениях в процессе обучения и научной работы.

При этом, была опасность утраты того «позитива», который был накоплен профессиональным сообществом во времена господства марксизма. Ибо понятно, что как и все на Земле, постмодерн преходящ, гораздо более значимым может оказаться традиция, которая продолжает существовать в том пространстве, которое прежде всего и ответственно за воспроизводство этой традиции, а именно дисциплинарное пространство образования.

В этом пространстве необходима взвешенность новаций и удержание наиболее оптимальных, выработанных не годами, но веками, методик воспроизводства. Изменение статуса философии, утрата авторитарности, с неизбежностью должна вызвать изменение в отношении с другими отраслями знания, а также открытие одних и закрытие других проблемных полей. Однако сама структура образовательного процесса по своей форме не должна претерпевать, несмотря на постоянный соблазн, существенные изменения.

4. Философский факультет СПбГУ в эпоху «перемен» и постмодерна

Трансформация отечественной ситуации и переход ее от тоталитарного общества в ситуацию, которую мы охарактеризовали, как постмодерн, требует значительных изменений в структуре и «стиле» образовательного дисциплинарного пространства. Философия, следуя в русле «общекультурных» требований нашей эпохи обязательно институализирована. Вне институализации говорить о философии в наше время достаточно проблематично, ибо в любом случае профессионализм (а этот вердикт получает лишь тот мыслитель, в той или иной степени прошедший школу институализации) сегодня — это принадлежность к институализированному сообществу. Развитие и традирование философского знания происходит сейчас по преимуществу в стенах «официальных» учреждений. Поэтому изменение ситуации философствования (переход ли от марксизма к более открытым моделям построения философии, изменение ли в самой схематике и стиле философствования) с обязательностью должны «дублироваться» в изменении того института, который призван «выращивать» философию и философов.

Мы указали, что современное состояние философии кардинально отличается от традиционного: место и роль философии в структуре общества, культуры, наконец, научного знания претерпело значительные изменения. [234] Эти изменения должны быть отражены и в структуре, в том числе, философского факультета.

Прежний подход к организации философского факультета с авторитарной моделью отношения (с необходимостью дублирующейся в модели организации пространства воспроихводства философов) оказался бы нерезультативным, если не сказать архаичным. Переосмысление философии самой себя — это и переосмысление ее отношения с другими отраслями знания, и, наконец, переосмысление собственной проблематики и, соответственно, переосмысление собственного дисциплинарного пространства образовательного процесса. Философия, как мы указали в самом начале, «вполне» своевременна, современна или — она не философия, но «игра в классики». И лишь тогда, когда она может организовать собственный топос, разметив и расчертив его в согласии с общей культурной ситуацией, она может претендовать на роль философии, любви к мудрости.

Иными словами, мудрость философии и в собственной ойкономике, выстраивании не только проблемных полей их проработке, но и в обустройстве собственного «быта», который должен быть соответствующим современной ситуации.

Может ли философия претендовать на авторитет, на общекультурную значимость и ценность, если она не может «сама с собой разобраться»? Ответ очевиден — нет.

В этом отношении стратегия и реализация этой стратегии деканом философского факультета СПбГУ Солониным Ю.Н., чей юбилей мы празднуем, позволила быть философии в Петербурге, своевременной, а значит, подлинной философией. Структура философского образования должна была быть кардинально изменена, и то, чему свидетели мы были, — это выстраивание новой модели философского образования, которое, отвечая запросам посмодернисткой ситуации, сохраняло то позитивное, что было «наработано» за время советского периода.

Философствовать — это в том числе вопрошать и о самой философии, о еще постоянно мигрирующем топосе, и о выстраивании этого топоса. То, что произошло за те десять лет, которые философский факультет возглавлял Ю.Н. Солонин, позволило не только «откликнуться» на вызов времени, на ситуацию постмодерна, но и сохранить позитив традиции, как в кадровом отношении, так и в содержательном. И это дает шанс философии на философском факультете СПбГУ быть не только своевременной, но и, одновременно, несвоевременной, сочетающей новации и традицию. И это делает наш факультет ведущим факультетом России.