Хорошо известно, что сегодняшнее состояние культуры вообще (во всяком случае, европейски-центрированной), и философии в частности характеризуется усиленным акцентированием маргинальных аспектов. Причем, последнее время эта тенденции становится настолько всеохватным и принципиальным моментом любого проектного разворачивания, что впору говорить о возникновении тотальности маргинальных полей. И это при том, что всевозможные унитарно-унифицирующие коммуникативные системы задают тон в пределах оперативно-действенных циркуляций, организуя свою, вполне реальную, отнюдь не метафорическую, тотальность информационно-интернетовского оскала. В виртуальном пространстве компьютерного универсума говорить о какой-либо «культурной маргинальности» просто не имеет смысла, точно также как и о маргинальности «темпорально-топографической». И все же, сочетание двух позиций — напряженной и активно разлагающий любой, притязающий на тотальность ансамбль, и сверх-унитарной оперативно-действенной всеохватности — не нонсенс и не случайное совпадение «в одном моменте» двух конститутивных принципов, но естественное развитие единой культурной программы, дошедшей до своего предела и ныне претерпевающей ряд трансформаций — перегруппировка-перекомпановка дискурсивной текстуры, затрагивающая базово-конвенциональный уровень. В свете этого, как раз сличение магистральных и маргинальных позиций, разложение монологических структур, оглашение их фиктивной монолитности и зависимости от изгоняемого-отрицаемого, и дает шанс если ни диагностировать с точностью «ситуацию времени», то хотя бы сделать несколько беглых штрихов, очерчивающих «общий облик».
Впрочем, этот процесс — переосмысление значения маргинально-магистральной позиционности — начался не сегодня и не вчера, и прежде чем стать своеобразной «нормой жизни» культуры/философии, неким предусловием, «историческим априори» всякого рефлективного ритуала, прошел ряд весьма драматических этапов, воспринимаемых, подчас, как очевидные симптомы неотвратимо приближающегося Апокалипсиса. О фатальном кризисе в культуре и в философии заговорили еще в конце 19 века. С тех пор подобные разговоры не умолкали. Если опираться на подобные мнения, то может создаться впечатление, что весь ХХ век — это перманентный кризис, непрерывная череда маленьких локальных апокалипсисов, затянувшийся столетний переход. Однако, представляется, что основой понимания историко-культурного/историко-философского процесса последних полутора столетий должно служить представление о растущем многообразии альтернативных и взаимодополняющих программ, общая маргинализация, формально предстающая как дробление великих, «классических» систем предыдущих веков, ориентированных прежде всего на четко осознаваемую и многократно повторяемую монологичность магистральной традиции. Присутствие альтернативных полей, конечно же, не отрицалось. Но именно легитимной стандарт, его бесконечное воспроизведение в различных опытах/практиках гарантировали стабильность (и возможность) «нормального» функционирования как культуры, так и философии. Происшедший более полутора веков тому назад «крах» великих классических систем, их дробление и рассеивание по различным, ранее исключенным из активного оборота, дискурсивным режимам, а также их действенная реабилитация обрели неотвратимый характер, исключающей как в настоящем, так и в будущем формирование любой новой монолитной дискурсивно-действенной программы, которая могла бы претендовать на статус общепризнанной магистрали. Поэтому понятие «кризиса» в традиционном смысле оказывается совершенно не пригодно для описания всей ситуации в культуре/философии: фундаментально-структурные преобразования и расслоения, дробление и синкретизация способов конституирования современного социального ландшафта как раз опираются на саму возможность смешения, перекодировки, невнятного переливания или мгновенного переноса/сгущения маргинального и магистрального полюсов.
Одновременно с этим наблюдается тенденция снижения концептуальных и методологических порогов, разделяющих любую концептуальную систему. В философском ведомстве это проявляется особенно отчетливо: понятия и представления сближаются, начинают различаться смысловыми нюансами и интерпретациями, слабеют нормативные ограничения; жесткость формулировок, принципов и стратегических установок теоретического ядра учения на поверхности (в процессе повествовательного разворачивания) размягчаются, обретая вид прихотливо-причудливой этюдности. Размытость теоретических границ создает предпосылки свободной миграции понятий, идей, установок на всем поле философии. Немаловажное значение имеет и то, что концептуальный аппарат философии усиленно пополняется терминами и понятиями, возникающими в иных сферах духовной и культурной деятельности, которые все чаще начинают рассматриваться как резервуар философских идей, образов и методов. Четкость различения маргинального философствования от научно и социально легитимных форм философии — исторически фиксированного как академическая систематика — размывается, и они нередко меняются местами. Иными словами, в философии — и точно так же в культуре — теряется само ощущение магистрали (правильности, нормы, традиции, пределах допустимости, поощряемых или не поощряемых способах интеллектуального захвата и пр.): после ницшеановского «философствования молотом» философствовать можно уже чем (и как) угодно. Тем ни менее, возникшее на поверхности буйство «красок и форм», иной раз создающая впечатление полного произвола, именно посредством жесткой организации самой поверхности — «точечном» стягивании в локальный ансамбль разрозненного субстрата — не дает всей области погрузится в невнятное бормотание.
Метафорически выражаясь, идентификация происходит уже не на глубинном уровне базовых установлений, а на технологическом уровне циркуляции. Как говорил Ж. Делез, мы вступили в век «операторов-технологов» (менеджеров, стилистов, брокеров, наладчиков и пр.), занятых прежде всего налаживанием процесса функционирования. Этот процесс уже не может восприниматься как нечто предзаданное, узаконенное незыблимой чистотой-ясностью концептуального ядра с четкой иерархизацией по «сумма-аквинатской» (Ж. Батай) моделью. Он может происходить как случай, эксцесс, нонсенс, требующий каждый раз иной оснастки. Причем, именно через оснастку — а не через субстрат (предмет, метод, режим) — и случается сопряжение. В таком разрезе старое диспозиционное разнесение на магистральность и маргинальность уже может быть переосмыслено и использовано как один из продуктивных способов вторжения в субстрат, его препарации-разложения с последующей компоновкой в новый концептуальный ансамбль (процедуры деконструктивистского толка). Прежний статус «маргинала» становится некой эмблемой предпочитаемого, желаемого, неопробованного, а потому требующего наибольшего внимания. Но самое замечательное состоит в том, что и сама дихотомия уже воспринимается как уходящий в прошлое разряд.
Примеров «из жизни философии» можно привести множество. Собственно говоря, вся русская традиции философствования могла состояться именно как «философская традиция» в ситуации переосмысления маргинально-магистральных (дисциплинарных) пределов. Рациональное и иррациональное, мистическое и научное, классически-рациональное и неклассически-рациональное, философское и теософское и пр. Собственно говоря, редкостью является как раз «чистое», традиционное, магистральное, сформованное по канонам, завещанным предыдущими эпохами. Тысячу раз прав М. Хайдеггер, когда огласил в начале ХХ века конец метафизического проекта. Завершилась не только великая метафизическая традиция, вместе с ней к своему финалу (исчерпанию) пришли и многие многие другие старо или новоевропейские проекты (например, проект «искусство», проект «экономика», проект «человек», проект «общество» и пр.) Однако, это не означают, что философствовать перестали (также как писать картины, ставить спектакли, разрабатывать и принимать экономические программы, лечить людей и пр.). Просто центр и действенной, и умозрительной тяжести переместился на иные, поверхностно-событийные, этажи (о них то забота прежде всего), каждый раз заново слагающиеся из различных обрывков в «одноразовые» маргинально-магистральные (невечные) композиции.
Так в культуре. Но точно также и в философии.
Работа выполнена в рамках проекта, поддержанного РГНФ. Грант №00-03-00180а
Добавить комментарий