Cмерть и модернизм

Во всегда запаздывающую Россию новые художественные идеи проникли в 90-х годах и развились вполне лишь в конце последнего десятилетия XIX века и в первое пятилетие ХХ века. Для декадентов искусство не есть жизнь, а есть нечто совершенно отличное от жизни. Они проходят через окружающую жизнь чуждые ей, ощущают себя живущими в вечности или тоскуют по ней. «Ничтожество мира», ненависть к жизни тусклой, умеренной рождают интерес к «тайнам вечности и гроба», к познанию «инобытия», смерти. Для нового мировоззрения характерен культ страсти, культ тайны, культ смерти. Смерть перестает быть пугающей сакральной религиозной темой, она начинает блестеть для декадентов особенным блеском, блеском произведения искусства. Только в искусстве есть неизменность и бессмертие, которых нет в красоте. Декаданс придал смерти эстетическое осмысление. Известно, что когда идеи ветшают, они проникают в сознание широкой публики. Распространению декадентских идей способствовали и социально-исторические потрясения, постигшие Европу. Первая мировая война морально опустошила Европу. Война оставила предчувствие катастрофы, гибели, смертельную тоску, безнадежность, отчаяние. Она убила веру, здоровую, нормальную волю к жизни. После войны, когда человеческое мышление было потрясено до самых своих оснований, на первый план выдвинулась проблема смерти. Она предстает то как осознание конечности человеческого существования, влекущее за собой трагические переживания, то как призыв к реализации свободы индивида, призыв к активным действиям вопреки трагической иронии его конечной судьбы. Искусство, литература, философия того времени изобилуют пророками гибели Европы, смерти ее культуры. Величайшим из них, несомненно является О. Шпенглер, давший культурно-философское обоснование идее смерти. Цивилизация посмертная маска умершей культуры, «живое лицо смерти». Идея Шпенглера, неслыханная до него на западе, по мнению С.Л. Франка, не поразила, однако, русских своей новизной: «… человек западной культуры впервые осознал то, что давно уже ощущали, видели и говорили великие русские мыслители-славянофилы» 1. Первая русская революция, постигшая страну, не успевшую скопить никаких культурных богатств, не имеющую личного самосознания «переливается всеми цветами смертельного безумия» 2. Любовь к смерти, влечение к смерти всплывает в переломные культурно-исторические эпохи, когда жизнь как реальное ощущение бледнеет, стирается. Реальной и пленительной своей реальностью, своим истинным бытием становится одна смерть. В таком контексте она вдруг перестает поражать, удивлять, она становится чем-то близким, родным, глубоко личным ощущением. Любовью к смерти, влюбленностью в смерть как в последнюю реальность проникнуто все модернистское искусство и философия. «Тоска по смерти заражает всех, делается воздухом, которым дышит каждый&raquo 3. Показательна статистика самоубийств, характерная для таких эпох. Рост количества самоубийств, очевидно, связан с новым отношением к смерти. В этом последнем, часто единственно возможном личностном акте сквозит бессознательная тоска по смерти, ведь смерть едва ли не то единственное, что можно свободно выбрать самому, одному, и в этом смысле смерть есть нечто несомненно мое, личное. Теряя личность, человек теряет и всякую жизнь как реальное ощущение. В мироощущении личности в эпохи социальных потрясений можно найти истоки и смысл этой странной и распространенной влюбленности в смерть. Обзор русских общественно-политических, культурно-философских и художественных изданий начала века позволяет сделать вывод о том, что тема смерти является центральной, ключевой для понимания модернизма в широком смысле как культурного явления.