Трансформация феномена культа в контексте отечественной танатологии

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора культурологии


Специальность 24.00.01 — теория и история культуры


Общая характеристика работы


Актуальность темы исследования

Актуальность темы исследования определяется тенденциями развития современного социально-гуманитарного знания, проблемы которого нашли отражение в фундаментальных концепциях этногенеза и в культурно-исторических особенностях национального характера. Научное и философское самоопределение культурологии привело к постановке и решению междисциплинарных проблем познания, среди которых заметно выделилась проблема понимания смерти, выражающая отношение человека к предельным основаниям бытия.

Философская танатология наших дней выявила принципиальную социокультурную ориентацию исследования смерти, тем самым обозначив перспективы развития культурологии. Взаимосвязь философского и культурологического знания в вопросах понимания сущности смерти в последние годы проанализирована в диссертационных исследованиях А.В. Демичева, Д.В. Матяш, М.А. Шенкао. Настоящая работа подтверждает их основные теоретические выводы, заметно расширяет и дополняет их в плане ментально-национальной спецификации. Вместе с тем в ней формулируется и принципиально новые аспекты танатологии. В прежних исследованиях особый акцент делался на культурно-исторических и философско-методологических аспектах проблемы. В данной диссертационной работе рассмотрен целостный культурный образ смерти, ее идея, сущность, отношение к мертвым, их культовый статус.

Культ мертвых рассмотрен на различных стадиях отечественного культурогенеза и представлен как динамическая модель понимания смерти и отношения к умершим, который трансформируется от архаических аграрных культов, культа предков и богатырей к средневековым, христианским культам святых и далее — к светскому культу личности вождя. Выявленная таким образом морфологическая преемственность, изученная в своем структурном содержании и выраженная в типологиях, позволила задать основания для критической переоценки широко известных явлений отечественной культуры.

Проведенный сравнительно-исторический анализ письменных, археологических, фольклорно-этнографических источников по древнерусским культам и образу смерти выявил наиболее ранний уровень мировосприятия, который присутствует в современном наследии в качестве рудимента традиционной культуры. В этой связи изучение исторического прошлого Руси остается не только актуальным для России, но и вскрывает закономерности появления таких феноменов ХХ в. как, например, культ личности.

Кроме того, результаты исследования культа святых и национального идеала святости в компаративном сближении философского, религиозного и научного подходов преодолевает атеистический максимализм, позволяя обнаружить «объективные» предпосылки для современной духовной реставрации отечественной культуры. Отметим также, что анализ существующих позиций в оценке культа личности вождя в СССР дополняется культурологическим осмыслением природы сохранения подобной формы почитания — как на уровне общественной психологии, так и на уровне политической идеологии России.

Таким образом, исследование трансформации культа в контексте отечественной танатологии, охватывающее наиболее важные процессы культурогенеза от архаики до наших дней, является актуальным на всех уровнях его понимания.

Проблема культа, составляющая объект исследования, взята в широком контексте, преодолевающем религиозную ограниченность и задающем множество социокультурных смыслов, проясняющих его значение в стереотипах сознания, поведения, общения. Культ мертвых является одновременно сакральной и светской моделями отношений к субъектам культуры, обладающим социально-символическим способом существования после их физической смерти. Сам же культ представляет собой разновидность социального бессмертия личности в культуре и закрепляет статус субъекта после его физической смерти. Так, бытие культуры воспроизводится посредством живых людей, но существует за счет творческих «вложений» ныне умерших поколений.

Особое внимание в диссертации уделяется такому современному явлению, как сегрегация мертвых. Дело в том, что наука, принятая в качестве мировоззренческого образца мышления человека в ХХ в., создала миф о необратимости смерти тела и нивелировала сакральные представления о бессмертии духа, превратив мертвых в бессмысленный продукт «отхода» социального организма. В результате сегрегация мертвых привела к кризису идентичности живых и поиску виртуального способа установления различий, порождающему «симулякры» жизни и смерти. Выход из создавшейся ситуации заключается в формировании публичного дискурса смерти, раскрывающего реальность умирания и культурную включенность мертвых. Результаты научного исследования позволяют восстановить утраченные смыслы смерти и отношение к мертвым, что отвечает запросам общества, переходящего грань постмодернизма.

Современное развитие танатологии, постепенно меняющей естественно-научные ориентиры на социокультурные и гуманитарные, задает новые траектории движения мысли, реабилитирующей феномен смерти и мертвых, без которого ничто человеческое до конца понять невозможно. Учитывая важность идеи смерти для аутентичности самосознания человека, общества, культуры, следует раскрыть ее уникальный цивилизационный образец. Очевидно, что отношение человека к жизни и смерти составляет основу культурных универсалий, однако оно не бывает одинаковым. Различие культур заключается в понимании сущности жизни и смерти, в отношении к мертвым, в особенностях обрядов и ритуалов, и они столь существенны, что по ним можно судить о типах культурной идентичности, а это особенно важно в ситуации полиэтничности, характерной в том числе и для современной России.

Состояние и степень разработанности проблемы

В настоящее время в исследованиях различных наук отмечается необходимость связи проблем познания с особенностями их интерпретации в конкретном ментальном универсуме. Проблема жизни, смерти и бессмертия не может быть поставлена и осмыслена без учета специфики мышления человека и общества и требует последовательного разрешения в условиях конкретного культурного бытия.

Тема жизни и смерти является важной составляющей личностного мировидения, играет существенную роль в формировании мировоззрения в целом, потому что она отражает наиболее значимые проблемы смысла человеческого бытия, которое может быть представлено через свои предельные границы. Потребность человека в самоопределении неминуемо приводит к постановке и решению основных вопросов философии, имплицитно включающих тему смерти. Тема жизни, смерти и бессмертия достаточно широко представлена в истории западноевропейской философии: во взглядах Платона, Эпикура, А. Августина, П. Абеляра, М. Монтеня, В. Лейбница, И. Канта, Г. Гегеля; в философских учениях: А. Камю, Ж.-П. Сартра, М. Хайдеггера; в философии М. Фуко, Ж. Делеза, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяра, Э. Левинаса — идея смерти достигла высокого уровня индивидуальной рефлексии, утвердившей ее трансгрессивные качества.

Особенностью отечественного понимания жизни, смерти и бессмертия долгое время оставалась религиозная ипостась, сложившаяся первоначально в богословских произведениях К. Туровского, И. Волоцкого, Н. Сорского, С. Полоцкого и др., а затем переосмысленная в свете этико-гносеологической значимости Вл. Соловьевым, В. Розановым, Н.А. Бердяевым, Б.П. Вышеславцевым, Н.О. Лосским, С.Л. Франком, П.А. Флоренским и др. В советские годы не только религиозное и этическое измерения проблем жизни, смерти и бессмертия подверглись жесткой критике, но и сама идея их изучения была вытеснена как неконструктивная и пессимистическая. Тем не менее, некоторые отечественные философы продолжали ее изучение, понимая важность проблемы. В философии М.М. Бахтина, В.С. Библера, Н.Н. Трубникова, И.Т. Фролова идея смерти была представлена как смыслообразующая бытие человека, общества и культуры. В дальнейшем философские и социально-гуманитарные аспекты изучения жизни и смерти нашли свое отражение в отечественных исследованиях А.В. Демичева, К.Г. Исупова, Д.В. Матяш, В.Л. Рабиновича, В.М. Розина, М.С. Уварова и др.

В итоге история развития философской мысли о жизни и смерти в России и за рубежом привела к становлению самостоятельной отрасли знаний — философской танатологии, в задачи которой входит системное изучение вопросов жизни и смерти, определение сущности каждого понятия и особенностей их существования как феномена культуры. Одними из первых на путь предметного самоопределения философской танатологии в России встали С. Рязанцев и А. Лаврин, которые привлекли общественное внимание к необходимости легализации публичного дискурса смерти. Постепенно круг заинтересованных в научном и философском исследовании названной области знания расширился, в него вошли представители различных наук: Ю. Бессмертный, А.Я. Гуревич, П.С. Гуревич, Б.В. Марков, В.А. Подорога, В.В. Савчук, А.К. Секацкий, Г.Л. Тульчинский, М. Ямпольский и др. Социальная танатология, ориентированная на решение общественно значимых проблем в области медицины, политики, права в Европе и Америке, представлена работами С. Грофа, Э. Кюблер-Росс, Р. Моуди, З. Фрейда, Э. Фромма, Д. Хэлифакса, Д. Хамфри, К.Г. Юнга и др. В настоящее время созданы многочисленные танатологические центры, которые решают различные по своей теоретической и практической значимости проблемы, глубоко осмысливают философские вопросы, касающиеся мира человека и общества.

Непосредственная связь философского познания жизни и смерти с важными социокультурными проблемами в контексте отечественной ментальности обнаруживается, прежде всего, в коллективном исследовании «Идея смерти в российском менталитете», проведенном в рамках проекта Института философии и Института человека РАН. Авторы монографии (И.К. Лисеев, В.Л. Рабинович, В.М. Розин, Л.В. Фесенкова, Е.Н. Шульга и др.) выявляют приоритетные темы и подходы к изучению смерти в культуре. Ментальное измерение проблема смерти получила в работах С.В. Борисова, В.С. Малахова, С.А. Токарева, М.А. Шенкао. Родоначальниками исследования феноменов культуры, в том числе и смерти, с точки зрения общественной психологии, следует признать историков школы «Анналов» — М. Блока, Л. Февра, Ле Гоффа, Ж. Дюби, чья методологическая инициатива повлияла на Ф. Арьеса, создавшего ментальные модели понимания и отношения к смерти в Европе от Средневековья до наших дней.

Культурантропологическое измерение темы смерти и культа мертвых преимущественно представлено в этнографических и социологических работах Ф. Боаса, Р. Жирара, К. Леви-Строса, Э. Кассирера, К. Клемена, Б. Малиновского, Э. Тайлора, У. Уорнера, Дж. Фрезера, М. Элиаде, в исследованиях А.Н. Афанасьева, Е.В. Аничкова, Л.Э. Ванд, Н.Н. Велецкой, А.С. Муратовой, Э.В. Померанцевой, В.Я. Проппа, Б.А. Рыбакова, В.Н. Топорова, Г.П. Федотова и др. Сравнительный анализ культов на различных стадиях отечественного культурогенеза предложен С.Д. Домниковым, М.С. Киселевой, Е.Н. Шульгой и др. При изучении культа личности исследователи выделяют разные аспекты: социокультурные (А. Игнатов, В.К. Кантор, Е.А. Котеленец), политико-идеологические (З.И. Файнбург), психологические (М. Вебер, Р. Такер, Ф. Помпер, Э. Фромм, Б. Энкер, О.В. Великанова). В большинстве работ феномен культов квалифицируется как отдельный вид религиозного почитания без учета его трансформаций вплоть до светской культуры или в дополнении к археологическому материалу, как, например, у Ю.А. Смирнова. Диссертационное исследование представляет идею смерти, отношение к мертвым в системной связи философской танатологии и культурологии.

Таким образом, отражение проблемы смерти в специальной литературе обусловило выбор объекта и предмета настоящего исследования, определило его цель и задачи.

Объект и предмет исследования

Объектом исследования является феномен культов, изученный в контексте танатологии и обобщенный в системе стереотипов понимания смерти и отношения к мертвым в традиционной, религиозной и светской культуре.

Предмет исследования — идея смерти в отечественных культах, которые устанавливают нормы почитания мертвых как значимых субъектов культуры и претерпевают морфологические изменения.

Цель и задачи исследования

Целью исследования является осмысление динамики идеи смерти в трансформациях культового отношения к мертвым на различных стадиях культурогенеза в контексте отечественной танатологии.

Достижение этой цели предполагает решение ряда исследовательских задач:

  • выявить методологические и гносеологические основания понятия «смерть», его онтологические, аксиологические, антропологические характеристики в содержании предмета и проблем философской танатологии;
  • представить особенности современного культурологического осмысления смерти в отечественной духовной традиции;
  • рассмотреть генезис и морфологию культа мертвых как условие его трансформации в традиционном, религиозном, светском стереотипах и выявить специфику культурной идентичности;
  • изучить особенности представлений о смерти в системе архаического мышления человека традиционной культуры и характерные для него сакральные формы отношения к мертвым;
  • провести анализ основополагающих культурных архетипов с целью выявления оснований обрядово-ритуальных различий в древнеславянских культах;
  • исследовать причины и предпосылки возникновения идеи личной смерти в русской христианской культуре через описание способов духовного обретения вечной жизни в исполнении православных таинств;
  • рассмотреть феномен святости и его морфологические разновидности в генетической связи с архаическим культом мертвых;
  • выявить специфику научного дискурса смерти, сложившегося на основе идеологии секуляризации и повлиявшего на становление светского культа мертвых;
  • определить причины, условия, интеграционные моменты в развитии культа личности в тоталитарном обществе и показать его генетическую связь с культами предков и святых.

Теоретико-методологическая база исследования

Теоретико-методологическая база исследования основана на фундаментальных положениях философской, культурологической и исторической наук, позволяющих сформулировать общие представления о смерти как научной проблеме и показать отдельные стороны ее осмысления в контексте российской ментальности. Междисциплинарный характер диссертационного исследования обусловливает выбор нескольких наиболее приоритетных подходов и методов в изучении темы смерти на примере анализа феномена культа мертвых в его трансформациях: когнитивный, раскрывающий совокупность источников и характера мысли о смерти, и праксиологический, выявляющий особенности обрядово-ритуальных отношений к мертвым. Единство мысли и деятельности устанавливает принцип системного описания и объяснения стереотипов понимания смерти и отношения к мертвым в отечественной культуре. Исследование артефактов культуры смерти и умирания проводилось с использованием герменевтического метода.

На отдельных этапах исследования использовались иные подходы и методы изучения феномена смерти в культуре: психоаналитический (З. Фрейд, К.Г. Юнг, Э. Нойманн); этнолингвистический (В.В. Иванов, В.Я. Пропп, Н.И. Толстой, С.М. Толстая, В.Н. Топоров); семиотической реконструкции (Д.И. Лихачев, А.А. Шахматов); структуралистский и постструктуралистский (Ж. Бодрийяр, К. Леви-Строс); исторического анализа (А.П. Назаретян, Б.А. Рыбаков, Ю.А. Смирнов, П.Н. Третьяков, Б. Энкер); исторического понимания (Ф. Арьес, А.Я. Гуревич, Э. Радзинский, У. Уорнер); мифоанализа (Э. Кассирер, С. Лангер и М. Элиаде); компаративистский (С.Д. Домников, М.С. Киселева, К. Клемен, О.В. Великанова).

Научная новизна исследования

Диссертация представляет собой системное исследование трансформации культа мертвых, включающее философские, теоретико-культурологические, исторические, религиоведческие и методологические аспекты. Научная новизна работы определяется следующими результатами:

  • определены методологические основания философской танатологии, предмет которой не имеет онтологической определенности и выражен как идея о смерти, обладающая признаками культур-цивилизационной изменчивости и выступающая фактором идентичности человека как субъекта культуры — «живого» или «мертвого»;
  • выявлены и описаны культурологические ориентиры отечественной танатологии в исследовании культа мертвых, который включает в себя одновременно мировоззренческие смыслы смерти и отношение к мертвым;
  • установлены особенности исторического движения мысли о смерти в типологии отечественных стереотипов ее понимания и закрепления в обрядово-ритуальной, мифологической, художественно-эстетической, научной формах освоения действительности, изменение которых привело к трансформации культов, связанных генетически одним основанием во всех морфологических типах: культа предков, культа святых, культа личности;
  • исследован традиционный стереотип понимания смерти и отношения к мертвым в архаической культуре как результат анимистического мышления, сформировавшего образ бессмертной души, переходящей от мирского к сакральному хронотопу существования в ходе похорон и наделяющейся статусом власти над живыми, что закреплено в культе предков, имеющем несколько архетипических предпосылок образования;
  • выявлены причины трансформации древнеславянского культа предков в русской христианской культуре, вызванные становлением религиозного стереотипа, утвердившего идею личной смерти, индивидуального спасения души и перехода к вечной жизни путем последовательного выполнения таинств и преклонения перед святостью, что привело к возникновению культа святых;
  • сформулированы принципы генетической связи культов, закономерностей их морфологических изменений от архаики до современности;
  • обоснована сущность и структура светского стереотипа в условиях советской секуляризации, которая упразднила сверхъестественный статус мертвых и сакральную ипостась смерти, представив ее естественным процессом развития жизни организма;
  • установлена корреляция идеи смерти как окончательного предела жизни и отношения к мертвым, наделенным свойством символического существования в памяти как бессмертных личностей, заслуживающих особого почитания;
  • критически переосмыслена роль культа личности в советском тоталитарном государстве в плане трансформации культа мертвых и доказано, что в содержание культа личности вождя входят «унаследованные» от прежних культов элементы поклонения первопредку, герою-победителю, святому-мученику.

Теоретическое значение диссертации

Теоретическое значение диссертации заключается в дальнейшем развитии отечественной танатологии, решающей фундаментальные проблемы смысла и ценности жизни, повышающей ответственность личности в пограничной ситуации выбора жизни и смерти, подготавливающей человека к предельным ипостасям мира, признающей мертвых как субъектов культуры. Кроме того, целостное изучение феномена смерти и особенностей трансформации культа мертвых является инновационным приемом синтеза культурологических, философских, исторических и религиоведческих знаний.

Практическое значение диссертации

Практическое значение диссертации обусловлено ее основными теоретическими положениями, служащими реализации социальных программ по профилактике насилия и повышению роли жизнесберегающих технологий в обществе, формированию толерантных отношений в мировом сообществе цивилизаций.

Результаты и выводы диссертационного исследования имеют практическое применение при решении проблем идентичности отечественной культуры, при выдвижении антропологических ориентиров в культурологическом и философском знании, развитии танатологии и социально-гуманитарных наук.

Наиболее важные теоретические положения диссертации легли в основу ряда учебно-методических публикаций автора и учебных курсов по философии и культурологии, а также были использованы в создании проекта поликультурного образования студентов в Таганрогском институте управления и экономики и Таганрогском государственном педагогическом институте.

Отдельные положения диссертационного исследования представляются полезными в рамках этнологии, краеведения и музееведения, истории и теории религии; могут быть использованы как пример семиотической реконструкции в поэтике.

Положения, выносимые на защиту

Многообразие философских размышлений о смерти и необходимость их концептуализации привели к возникновению относительно самостоятельного учения — философской танатологии, обозначившей свой предмет как феномен смерти, актуализированный в природе, обществе и культуре. Расширение исследовательского поля отечественной танатологии в наши дни позволило включить в ее содержание многочисленные вопросы взаимосвязи осознания смерти и отношения к мертвым в культуре на основе духовных ценностей, представивших ее культурологические ориентиры.

В связи с тем, что семантический анализ понятия «смерть» раскрывает его онтологическую относительность и предметную неопределенность, изучению подлежат особенности отношения к мертвым, наделенных статусом культа. Культ мертвых развивается под воздействием мысли о жизни и смерти, отражается в культурной картине мира и подлежит изучению с точки зрения национальной идентичности.

Особенности динамики отечественной культуры обусловливают формирование нескольких основных типов понимания смерти, отношения к мертвым и культовых практик, являющихся целостной системой взглядов и действий, признанных в качестве культурной нормы. Смена стереотипов происходит под воздействием изменений в мировоззрении, вызывающих трансформации отношения к мертвым в культах. В отечественном культурогенезе произошла смена как минимум трех основных стереотипов: традиционного, восходящего ко временам архаического общества, религиозного, сложившегося после принятия христианства, и светского, явившегося ответом на секуляризацию в культуре и обществе. Возникновение новых стереотипов в культуре не приводит к отмиранию предыдущих: в явной или латентной форме они сосуществуют в системе культуры, выполняя адекватные их сущности функции. Выстроенный в исследовании морфологический ряд культов приводится в соответствии с их генетической преемственностью.

Возникновение традиционного стереотипа связано с особенностями архаической культуры, сохраняющейся на уровне архетипов, знаков и символов. Древнерусские представления о жизни и смерти зависят от специфики анимистического мышления, характеризующегося целостным восприятием явлений окружающего мира, четко не дифференцируемых на «живые» и «неживые», но определяемых в связи с хронотопом сакральных и мирских сущностей. Критерием понимания отличий жизни и смерти, живых и мертвых служит граница между потусторонним и посюсторонним миром, выступающая одновременно разделительным знаком и символом.

Специфическое удвоение мира, свойственное анимистическому мышлению, обусловило статус живых и мертвых как равноправных субъектов культуры, что и подтверждает культ предков, наделяющий умерших «родителей» практически неограниченной властью над живыми. Обрядово-ритуальные различия в почитании предков у древних славян, одновременно использующих практики ингумации и кремации, свидетельствуют об отличиях в понимании границ и пределов потустороннего мира, восходящих к двум типам мировоззрения. С точки зрения первого, центром мира является Земля, она же выступает сосредоточием мертвых, поэтому здесь господствует практика погребения мертвых. С точки зрения второго, центром мира является Небо, поэтому здесь сжигают мертвых. Сопоставительный анализ двух картин мировидения приводит к выявлению нескольких видов культов в древнерусской культуре — культа Земли-Матери, культа Небесного Отца, культа предков, культа богатырей.

Религиозный стереотип как самостоятельный образец понимания сущности смерти и отношения к мертвым, противопоставленный мирскому началу культуры, складывается в результате распространения на Руси христианства. В отличие от предшествующего стереотипа, едва наметившего принципы отделения явлений жизни от смерти, религиозный формирует понимание троичности — жизнь, смерть и бессмертие. В рамках христианского самосознания смерть трактуется как переход от жизни к вечности по образцу смерти-воскресения Христа. Отличия живых от мертвых устанавливаются посредством исполнения христианских православных таинств. Данный стереотип формирует убеждение в том, что личная смерть может быть преодолена путем следования образцу жизни конкретных людей — святых или с их непосредственной помощью.

Возникновение и развитие культа святых связано с трансформациями предшествующего культа предков. Феномен святости в христианской культуре повлек за собой переосмысление ценности жизни как подготовки к вечности. На примере бессмертия святых человек учился преодолевать страх смерти и формировать чувство ответственности за свою жизнь.

Переход от религиозного стереотипа к светскому был обусловлен объективными предпосылками социальных изменений в культуре, вступившей на путь секуляризации и совершенствования научных способов познания мира. Научные представления о смерти заметно расширили истолкование ее сущности как эпифеномена материального мира и предельную категорию бытия человека. Провозглашение смерти окончательным пределом жизни вызвало у человека чувство страха перед небытием и желание вытеснить размышления о ней из повседневной жизни, что привело к смещению ценностных ориентаций в сторону тотальной актуализации личности при жизни и стремлению приобрести социальное бессмертие.

Нивелирование ценности смерти, определявшей смысл жизни, обусловило «вытеснение» мертвых из бытия культуры, посредством чего живые утратили способность к идентичности через противопоставление, и в культуре возник феномен мертвых как «живых», что воплощает в себе культ личности вождей. Специфической чертой советского тоталитаризма был культ личности как индивидуального выразителя коллективной воли. В отечественной культуре он имеет генетические связи с другими культами — предков, героев, святых, входящих в структуру современного знаково-символического бытия человека и осуществляющих свои функции. С переходом России от тоталитарной системы власти к построению гражданского общества ведущая светская парадигма научного и философского осмысления смерти не утрачивает своей силы, сохраняя предпосылки для актуализации соответствующих культов.

Апробация исследования

Основные идеи, результаты и выводы диссертации изложены в монографиях и статьях автора, указанных в библиографии. Положения и выводы исследования неоднократно были представлены в докладах и выступлениях на научных конференциях различного уровня: Международной конференции «Россия, Восток, Запад: диалог культур» (Хабаровск, 1997); Общероссийской конференции «Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке» (Санкт-Петербург, 1998, 2000, 2002); IV Международном философском симпозиуме «Диалог цивилизаций: Восток-Запад» (Москва, 1999); Межвузовской научно-практической конференции «Юридическая ответственность в правовом регулировании общественных отношений» (Омск, 1999); Межрегиональной научной конференции «Ценности и отчуждение в культурно-цивилизационных процессах» (Великий Новгород, 1999); Международной конференции «Смирновские чтения» (Москва, 1999, 2001); I, II, III Международных конференциях «Проблемы регионального управления, экономики, права и инновационных процессов в образовании» (Таганрог, 1999, 2001, 2003); VII. Internationaler Leibniz-Kongress (Berlin, 2001); Международной конференции «История идей как методология гуманитарных исследований» (Санкт-Петербург, 2001); International Readings on Theory, History and Philosophy of Culture (St. Petersburg, 2001); III Российском Философском конгрессе (Ростов-на-Дону, 2002); XVI-й ежегодной научно-практической конференции кафедры философии РАН (Москва, 2003); Международной конференции «Философские и психолого-педагогические проблемы нравственной жизни личности» (Воронеж, 2003); Международной научно-практической конференции «Теоретические и прикладные проблемы детской антропологии» (Ставрополь, 2003).

Диссертация обсуждалась на заседании сектора «языки культур» в Российском институте культурологии и была рекомендована к защите.

Структура работы

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 283 источника.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, анализируется степень ее разработанности в культурологическом и философском знании, определяются цель и задачи, объект и предмет исследования, рассматриваются теоретико-методологические основания, теоретическое и практическое значение работы, также формулируются положения, выносимые на защиту, обладающие существенными элементами новизны, указываются основные формы апробации диссертации.

В первой главе «Культурологические ориентиры философской танатологии», состоящей из трех параграфов, раскрываются теоретико-методологические положения о сущности смерти, ее смысл и значение в контексте культурной картины мира, в которой формируются и закрепляются нормы отношений к мертвым, обладающим сверхъестественным статусом, выраженным в культе.

В первом параграфе «Методологические основания философской танатологии» формулируется предмет танатологии как научной дисциплины, который не имеет строгой онтологической определенности и представляет существенную проблему для философского познания. Неоднозначность понимания смерти как феномена отмечена на всем протяжении развития философии и науки от античности до постмодерна. В диссертации показано, что многочисленные философские размышления постулировали мысль о том, что «смерти нет». Проведенный логико-семантический анализ понятия «смерть» и суждения «смерти нет» выявил проблему обозначаемого, его онтологическую неопределенность, а также возможность понимания предмета как идеи, отражающей признак или состояние вещи, утрачивающей свое бытие. Предметом познания следует именовать не столько отношение к смерти, т. к. это отношение к тому, чего «нет», сколько само свойство перехода «вещи» от состояния бытия к небытию. По отношению к человеку это значит «быть смертным», т. е. обладать свойством умирать — переходить от бытия к небытию. Осознание этого сущностного качества лежит в основе человеческой идентичности.

Далее выявляются важнейшие аспекты философского знания: метафизический, аксиологический, антропологический, социокультурный, в рамках которых анализируются особенности понимания смерти как предмета рефлексии личности; последовательно раскрывается смысл таких понятий, как «сознание смертности», «состояние умирающего сознания», «личностное переживание смерти», «смертность тела». При этом, рассматриваются концепции личностного знания о смерти А.В. Демичева, О.С. Суворовой, Н.Н. Трубникова, Ю.М. Устюшкина, указывается тесная связь когнитивных и ценностных элементов мышления, продуцирующих идею бессмертия; приводятся уместные социологические данные С.Б. Борисова о том, что большинство современных людей надеются обрести социальное бессмертие. Целесообразно считать, что в сознании человека заложена установка преодоления смерти, которая реализуется допустимыми и принятыми в культуре способами, благодаря чему рефлексия собственного умирания является неотъемлемым атрибутом деятельности человека. Потребность знать, что есть смерть, обусловливает смысложизненные ориентации человека и мотивирует его к саморазвитию, цель которого заключается в продлении своего социального существования после физического небытия.

Исследование смерти как идеи предполагает ее принципиальное деление на «мою» и «чужую». Экзистенциальные размышления о «моей» смерти предельно абстрактны, не имеют континуальной выраженности и самопротиворечивы. Идея смерти «чужой», т. е. другого человека, напротив, является возможной моделью самопознания, по аналогии с ней человек осмысливает собственные пределы бытия. Отношение к смерти другого закрепляется в культуре и отражается в многочисленных артефактах. Культура сохраняет, транслирует и обновляет идеалы, ценности, нормы, традиции умирания другого человека, служащие индивидуальным ориентиром.

После смерти человек утрачивает социальный статус, но в культуре он может продолжить свое «существование» и превратиться в объект почитания, т. е. культ. Культ мертвых является не только способом сакрализации умерших, но и формой их статуса в культуре, подлежащей изучению в широком контексте. В целом культ мертвых отражает идею смерти, отношение к ней, а также систему ценностей, смыслов умирания другого человека, по аналогии с которыми личность осознает собственную идентичность как смертного существа. Изучение культа мертвых способно преодолеть онто-гносеологические, метафизические трудности в философском познании и открыть новые перспективы в развитии танатологии. Настоящее исследование обнаруживает еще один аспект в философской танатологии, обозначенный областью культурологического знания.

Идея смерти и культа мертвых в диссертации представлена в рамках российского социокультурного пространства, в котором видится важным изучение ментальных особенностей отечественной культуры.

Второй параграф «Особенности культурологического осмысления смерти» демонстрирует отечественное своеобразие осмысления идеи, нашедшей воплощение в различных видах и формах духовного освоения действительности. Как показано в исследовании, философская оценка личной смерти сопряжена с трудностями в определении предмета мысли, поэтому процесс познания имеет предельно абстрактный характер. Осмысление же смерти в литературе, искусстве происходит по другим принципам, что позволяет изучать сам способ художественно-эстетической рефлексии. В этой связи в культурологическое познание смерти включено описание нескольких наиболее ярких ее образов, созданных в отечественной духовной традиции. Этим демонстрируются особенности культурной идентичности. Национальная специфика идеи смерти отражается в произведениях русской литературы, искусства и философии, создающих несколько художественно-эстетических ликов, отличающихся антитетичностью в оценке значимости личного и чужого умирания.

Наиболее распространенным образом в литературе является смерть как нелепая случайность, применимый к оценке личной смерти и смерти близкого человека. На примере произведений Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского и др. выявлены пограничные ситуации, обостряющие рефлексию человека в отношении к личному смыслу жизни. Образ смерти как нелепой случайности приводит к позиции сопротивления и нежеланию смириться с участью, к попытке найти виновного и устранить проблему.

Не менее популярным в отечественной культуре является образ смирения перед неизбежностью смерти, который выступает в качестве нравственного императива, восходящего к началам христианской морали. Принятие смерти означает глубину понимания и осознания действия в мире незыблимого закона начала и конца. В работе выявлено противоречие этого образа, демонстрирующего разные типы признания смерти. С одной стороны, это пассивное ожидание своего конца, а с другой стороны — это активизация событий, чаще всего, самоубийство, бросающее вызов природе, обществу, Богу. Анализируя русскую литературу, поэзию, философию, автор приходит к выводу, что принятие смерти как неизбежности характеризует такое ментальное проявление, как жертвенность и мессианство.

Другой позицией отношения к смерти является восприятие ее как абсолютного зла, получившее свое воплощение в «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова и встречающееся в трудах русских космистов. В литературе образ зла смерти противопоставляется добру жизни, основанному на бессмертии творчества. Убедительным представляется вывод, что этот образ сыграл позитивную роль, поскольку сформировал активную позицию человека по устранению зла из мира.

Наиболее философским по своему содержанию является образ смерти в сравнении с ценностью жизни, который получил этическую трактовку Н.А. Бердяева, антропологическое насыщение С.Л. Франка, диалогический контекст М.М. Бахтина, В.С. Библера и другие аспекты осмысления. В работе утверждается, что проблема смысла и ценности жизни на фоне смерти показательна в связи с развитием личности; она является важнейшей в контексте отечественной танатологии и служит примером своеобразия духовной рефлексии.

Анализ образа абсурда жизни, имеющей свой предел, показал, что французская экзистенциальная философия, сделавшая тему абсурда одной из центральных в антропологии ХХ в., не получила в России адекватной поддержки. В отечественной культуре сложился способ иронического преодоления абсурда (например, в произведениях Н.В. Гоголя сама смерть становится бессмысленной). Используя концептуальные положения М.М. Бахтина, автор дает комментарий образу «осмеянной» смерти в произведениях А.П. Чехова, в поэзии Серебряного века и в современной философии.

В заключении культурологического описания представлен некрореалистический образ, сложившийся в условиях синтеза (кино-, фото-) искусства, литературы, музыки, философии и науки. В диссертации показано, что это есть вариант маргинального опыта в отечественной культуре ХХ в, где предметом художественно-эстетического познания является мертвое тело. Естественность смерти тела выступает фактом удостоверения того, чтo невозможно изменить в мире. При этом формируется особая эстетика созерцания смерти, направляющая движение мысли и способствующая обретению смысла.

Проведенный анализ культурологических образов показывает, что в отечественной культуре существует уникальное восприятие смерти, связанное с противоречивыми рефлексивными рассуждениями о значении личного и чужого умирания.

В третьем параграфе «Генезис и морфология культа мертвых» доказывается, что идея смерти опосредует становление и развитие различных символических форм отношения к мертвым, наделенным сверхъестественными качествами в связи с их «маргинальным» положением в культуре. Мертвые исключены из обычных процессов социальной жизни и составляют определенный «слой» со специфическим статусом, номинально зафиксированным в культе. Понятие «культ мертвых» в социальных и гуманитарных науках, как правило, означает раннюю форму религии, связанную с поклонением духам умерших предков. Однако смысл данного понятия гораздо шире, т. к. оно включается в систему культурных универсалий, не сводимых к отдельному периоду в истории общества.

Показано, что культ мертвых выступает в качестве динамической социокультурной модели, в которой закрепляются изменения в представлениях человека о смерти и бессмертии, выраженные в различных обрядах и ритуалах. Культы имеют собственный генезис и морфологию, служащие условием их трансформации. Социокультурная динамика культов коррелирует с изменениями в представлениях человека о смерти. Разнообразие культов адекватно сущности культурной картины мира, в которой они возникают и развиваются, что дает возможность изучать цивилизационные и национальные особенности. Исследование культа мертвых является частным аспектом философской танатологии и соответствует ее культурологическим ориентирам.

В работе представлены некоторые теории, раскрывающие сущность культа, среди которых особо выделяются взгляды Н.А. Бердяева, П.С. Гуревича, П.А. Флоренского, М. Элиаде, признающих особую роль сакрализации в формировании идей жизни, смерти, бессмертия. Почитание умерших является неотъемлемым атрибутом бытия культуры, выраженным на уровне мысли и деятельности. Культ мертвых не всегда является исключительно религиозной формой поклонения и, как считает М. Элиаде, сакрализация сохраняется в светской культуре.

Сверхъестественный статус мертвых опосредован их привилегированным положением не только по причинам связи с потусторонним миром, но и в результате особой власти над живыми в качестве «бессмертных» личностей. В диссертации изучены светские культы мертвых, связанные с почитанием вождей. В исследовательской концепции культы мертвых означают различные по своей форме модели почитания, но единые по природе возникновения способы сверхъестественного отношения к мертвым. В отечественном культурогенезе они выступают в качестве динамических сущностей (духов), обожествленных ликов, бессмертных личностей, но неизменно сохраняют одно свойство — «превосходство» над живыми, благодаря чему остаются объектами поклонения и в религиозном, и в светском обществе. Отношение к мертвым и представление об их отличии от живых задают предельные границы бытия, в которых человек осмысливает свое существование.

Структура культа мертвых на различных стадиях его трансформации представлена через описание и объяснение особенностей поклонения останкам и могиле, почитания духа и соблюдения заупокойных ритуалов. Морфологическая динамика культов показана на примере смены стереотипов понимания и отношения к жизни, смерти и бессмертию, сложившихся в определенных исторических условиях развития общества с присущими им идеальными типами почитания мертвых как значимых субъектов культуры. В данном контексте стереотип является стадией трансформации культа; с видоизменением культа сменяется и стереотип. Смена стереотипа происходит под воздействием внутренних и внешних факторов развития культуры. В культурогенезе отмечается постепенное «угасание» одних стереотипов, соответствующих им культов и «рождение» других на их основе. На примере отечественных артефактов доказано, что культ мертвых трансформируется, сохраняя при этом свои прежние образы почитания умерших, оказывающие явное или скрытое воздействие на вновь возникающие.

Таким образом, морфологические изменения культа мертвых в отечественном культурогенезе произошли на трех основных стадиях, т. е. стереотипах — традиционном, сложившемся в архаические времена, религиозном, возникшем в процессе христианизации, и светском, явившемся ответом на секуляризацию. Каждому стереотипу адекватна своя доминантная модель почитания мертвых: традиционному — культ предков, религиозному — культ святых, светскому — культ личности. Процесс морфологических изменений в культурогенезе отражает основные этапы трансформации феномена культа.

Вторая глава «Архаическая ипостась смерти в традиционной культуре» состоит из трех параграфов, в которых последовательно анализируется: анимистический образ бессмертия и представления о душе, сохранившиеся до сих пор как пережитки традиционной культуры в суевериях, народной магии и мифологии; возникновение сакрального и мирского хронотопа, определившее границы существования мира живых и мертвых; архетипические основания культа предков и его трансформация от веры в домовых духов к почитанию былинных героев. Делается вывод о характерных особенностях идеи смерти в русской традиционной культуре, необходимый для того, чтобы сформулировать исходную модель понимания смерти и отношения к мертвым, сохранившуюся в глубинных пластах ментальности современной отечественной культуры. Создание такого рода теоретической модели важно для объяснения закономерностей возникновения и развития идеи смерти в культуре.

В первом параграфе «Анимистический образ бессмертия» раскрываются особенности архаического мышления, которое отражает наиболее ранний опыт человечества в овладении окружающим миром, сложившийся на основе традиций как общественных установлений, норм поведения, ценностей, обычаев и т. д., обеспечивающих воспроизводство стереотипов деятельности, форм общения, организации быта, т. е. многообразного социального опыта, передаваемого из поколения в поколение, что характерно для России как традиционного общества.

Отношение к мертвым изучается в рамках традиционного стереотипа: в обрядах, ритуалах похорон, связанных с переходом бессмертной души из одного состояния или тела в другое. Одной из главных задач является реконструкция архаических смыслов традиционного стереотипа в отношении к мертвым и пониманию смерти, важным принципом которой является семиотический анализ мифов, сказаний и других форм мировидения, заключающих в себе исходные символы веры и знания о загробном бытии.

Исследование этих представлений начинается с объяснения особенностей архаического мышления в контексте анимистической теории Э. Тайлора, концепции динамической сущности души К. Клемена, анализа мифологического сознания Э. Кассирера и взглядов на первобытную веру Дж. Фрезера, К. Леви-Строса, Б. Малиновского. Обнаружено, что в системе архаического мышления нет самостоятельных представлений о жизни и смерти, т. к. они являются одновременными характеристиками динамической силы души. Различные изменения в формах существования души являются переходом от одного состояния, символизирующего жизнь (например, бодрствования), к другому, символизирующему смерть (например, болезнь или сон). Этот вывод согласуется с результатами этнографических и культурологических исследований по славянской древности Н.Н. Велецкой, М.С. Киселевой, В.Я. Проппа, Н.И. Толстого и С.М. Толстой, В.Н. Топорова, считающих основой архаического мышления веру в бессмертие души.

Диссертант указывает, что в науке нет единого мнения по вопросу о предпосылках веры в бессмертие: одни считают ее первичной по отношению к анимизму (Б. Малиновский), другие — производной от дуализма души и тела (Э. Тайлор, Дж. Фрезер и др.). Вследствие чего, в работе формулируется вывод: вера в посмертное существование души является результатом установки мышления на недопустимость принятия мысли о полном прекращении жизни. Мифология, магия, религия, утверждающие веру в бессмертие души, возникают на основе потребности человека в постоянстве жизни, реализация которой превращает культуру в способ преодоления смерти.

Кроме того, использован этнографический материал, систематизированный в работах А.Н. Афанасьева, Н.Н. Велецкой, Э.В. Померанцевой, М. Попова, М.Д. Чулкова и др., который указывает на то, что в представлениях древних славян смерть была неотъемлемым атрибутом жизни, не имеющей своего предела. Вера в вездесущность жизни привела к обожествлению природных стихий и поклонению предметам, сосредоточивающим в себе жизненный дух.

Уместен вывод, что отношения к мертвым строились на основе убеждения в их «жизненной» силе, которая заключалась в способности умерших быть частью мира живых и продолжать свое существование в качестве бестелесных духов. Специфической чертой русской традиционной культуры является поклонение духам предков как добрым покровителям рода и семьи, что означает, по мнению Б.А. Рыбакова, развитие позитивных установок в культе.

Во втором параграфе «Сакральное и мирское в хронотопе» объясняются причины и предпосылки удвоения мира (потусторонний и посюсторонний), имеющего свой хронотоп измерения жизни и смерти и определяющего сакральный и мирской статусы субъектов культуры.

Используя концептуальные положения А.Я. Гуревича, диссертант описывает картину древнеславянского мира, представляющую действительность разделенной на две ипостаси — сакральную (загробное бытие) и мирскую (посюсторонняя реальность). Онтологическое удвоение мира способствовало сакрализации границ, разделяющих бытие, служащих реальным ориентиром отличия сакрального и мирского хронотопа. Сакральный мир состоял из «невидимых», потусторонних существ, как правило, духов умерших, способных проникать в мирской порядок бытия и оказывать воздействие на живых. К числу таких маргинальных существ относятся домовые, лешие, упыри и прочие представители «нечистой силы», ведущие свое происхождение от мертвых и заселяющие часть территории, не освоенной культурой, т. е. мирским бытием. В этой связи представления о загробном царстве связываются с его расположением на «краю мира», т. е. в той части пространства, которая не была заселена человеком. Загробный мир является символом реальности, которая не принадлежит человеку, живущему в ином хронотопе. Повседневная жизнь человека протекала в мирском хронотопе, постепенно расширяющем свои границы за счет сакрального. При помощи магии и волшебства «этот» мир противопоставлялся «тому». Поэтому обряды и ритуалы были частью мирского хронотопа, но символизировали границы перехода в сакральное измерение. Анализ сакрального и мирского демонстрирует архаическую модель иерархии бытия, его упорядочение посредством установления пределов и границ.

Артефактами, подтверждающими справедливость разграничения мира на потусторонний и посюсторонний, являются древнеславянские погребения, выполненные в виде курганных насыпей или площадок с сосудами, наполненными прахом умерших. Погребение располагалось в хронотопе на пересечении двух миров и выступало сакральным символом границы. Почитание могил было не только демонстрацией заботы об умерших, но и ритуалом установления символической черты, отделяющей мир живых и мертвых. Заупокойные культы для древнего человека выполняли помимо сакральных функций еще и социальные, устанавливающие статусные роли субъектов культуры.

Особую роль играют жертвоприношения, используемые в процессе обрядов и ритуалов «перехода», в качестве обмена «дарами» двух миров. Культурологическая оценка жертвоприношений Р. Жирара, Э. Кассирера объясняет причину такого «узаконенного насилия», связанную с необходимостью сохранения постоянства жизни. Жертва, предназначенная сакральным целям, выполняла мирскую миссию поддержания благополучия живых. Приводимые в диссертации археологические свидетельства жертвоприношений на местах древнеславянских погребений демонстрируют их непосредственную связь с культом мертвых и верой в загробное существование души.

Анализ этнографического и археологического материала показал, что у древних славян не было единого представления о загробном мире. Фактически использовались несколько типов погребений — ингумация и кремация. Сохранение останков, свойственное ингумации, возникло на основе веры в загробный мир «под землей». Сожжение тела, характерное для кремации, означало высвобождение души и переход ее в небесную обитель. Из приводимого в работе описания различий в захоронениях делается вывод о том, что обрядово-ритуальные типы похорон и погребений являются свидетельством нескольких видов представлений о смерти, душе и ее загробном существовании, которые восходят к двум основным архетипам — Земле и Небу — в древнеславянских культах.

Третий параграф «Архетипичность культа предков» посвящен изучению динамики и морфологии культа мертвых в русской традиционной культуре в контексте анализа архетипов. Используея теорию коллективного бессознательного К.Г. Юнга для объяснения символов веры в древнеславянских культах, доказывается наличие в них архетипов Земли-матери и Небесного отца при помощи семиотической реконструкции текстов устной народной прозы, изучения праздничных обрядов и ритуалов, типов погребения. В этом же контексте рассматривается концепция Э. Нойманна об архетипах и символах в древних культах, где выявляются глубинные смыслы ритуалов, жертвоприношений, похорон, поминаний, связанные с верой в связь человека с земной и небесной стихиями.

Уместно считать, что архетип женского начала — Земли-матери — у древних славян сформировал убеждение в смерти как возвращении с последующим возрождением, т. к. смысл этого символа — преображение и плодородие; он встречается в мифических сказаниях о происхождении человека из земли и его последующем возвращении обратно, как в чрево матери. Поэтому обряд захоронения тела означал родовую связь человека с Землей-матерью.

Архетип мужского начала — Небесного Отца, — имеющий смысл космического единения души человека после смерти был характерен для обрядов сожжения тела, означающих восхождение души к небу через очищение огнем. Распространенная у славянских народов солярная символика встречается на многих предметах, сопровождающих культ мертвых. Мифические представления о супружеском союзе Земли и Неба также нашли свое воплощение в древнеславянском мировоззрении и вере в способность души к перерождению.

Выявляя древнерусскую специфичность обрядов и ритуалов погребения, автор приходит к выводу, что они показывают связь человека с Родом и Рожаницами, т. е. обожествленными первопредками, что впоследствии привело к развитию культа предков. Как показано в исследовании, культ предков у древних славян был достаточно разнообразен, к нему относится и почитание домовых духов, и поклонение духам природных стихий, и возвеличивание мифических былинных героев-богатырей. В этнографических исследованиях культа, например, Н.Н. Велецкой, утверждается, что мертвые были преимущественно символом доброй, покровительственной силы. Культ мертвых в форме культа предков в Древней Руси составляет архетипическое ядро мировоззрения, возникшего на основе веры в бессмертие души.

В заключительной части параграфа автор делает вывод о том, что анимистические представления о посмертном существовании души, стихийная вера в духов предков, почитание могил с соответствующими обрядами и ритуалами вошли в структуру традиционного понимания смерти и отношения к мертвым, элементы которого сохранились в латентном виде до сих пор.

Третья глава «Преодоление смерти в христианской культуре» состоит из трех параграфов, в которых рассматривается религиозный стереотип понимания смерти как перехода к вечной жизни, обусловленного соблюдением важнейших христианских таинств с целью последующего воскрешения и обретения бессмертия; представлены причины и предпосылки смены стереотипов, изменившие представления о сущности смерти и статусе мертвых, выстроен генетически связанный морфологический ряд христианских культов, сложившихся на основе архаических культов предков.

В первом параграфе «Идея личной смерти и персонификация души» сосредоточено внимание на социокультурном прецеденте становления личностного самосознания в христианстве, основой которого выступила идея индивидуального спасения, позволившая человеку осмыслить свою жизнь и смерть в сравнении с другими и сделать выбор в пользу вечной жизни; дана характеристика религиозному стереотипу в христианской культуре России с ярко выраженным православным основанием духовности; раскрыты закономерности перехода в понимании сущности человека от целостного анимистического образа к трехчастному феномену души, духа и плоти, уравновешенных самосознанием, атрибутированным в «Я»; показаны изменения в представлениях о смерти тела и бессмертии духа, способствующие формированию смысла вечной жизни.

Развивая мысли И. Дамаскина, К. Туровского о душе и теле человека отмечено, что в христианской культуре были представлены две, дополняющие друг друга, идеи смерти — телесная и духовная. Телесная смерть означала прекращение физического существования, начиная с потери чувств, сознания и заканчивая разложением плоти. Такая смерть являлась естественной участью людей, обладающих греховной плотью, унаследованной от прародителей — Адама и Евы. Телесная смерть необходима, чтобы высвободить душу из «плена». Духовная смерть означала лишение человека поддержки Бога за его личные грехи, совершенные при жизни. Такая смерть наступала вслед за телесной и означала невозможность в перспективе жить вечно, т. е. душа человека утрачивала связь с Духом, ее животворящим. По мнению М.С. Киселевой, Т.В. Чумаковой, христиане боялись именно духовной смерти, а не телесной, к которой они имели весьма благоприятное отношение, поскольку она означала избавление от тягот и невзгод жизни.

В параграфе представлены этические аспекты толкования души и нравственные ориентиры развития личности, воплощенные в идеалах святых и в самом Иисусе Христе, отмеченные в работах Н.А. Бердяева, А.Ф. Лосева, Г.П. Федотова и др. Возникновение в культуре образов совершенных людей, достойных подражания, способствовало их превращению в объект сверхъестественного почитания. В культурологическом комментарии образа Иисуса Христа особое внимание обращается на символическое истолкование его смерти и воскрешения, составляющих суть религиозного догмата о вечной жизни, рассматриваются исторический и мифологический подходы к интерпретации его личности, выявленные и описанные М.Э. Посновым. Христологическая и тринитарная проблемы раскрыты в контексте традиций русской религиозной философии, которая придала этим вопросам метафизический смысл.

Итак, вера в идеал Христа является имманентным признаком личности с соответствующим религиозным типом самосознания, что обусловливает ее идентификационные особенности. Идеалы христианской нравственности претворялись в жизнь святыми, которые служили образцами для подражания и почитались за свои особые заслуги перед Богом. Христиане не только создали оригинальную модель смерти, но и изменили сакральный статус мертвых, определили иные принципы перехода из «этого» мира в «тот», которые регулировались каноном в соблюдении таинств веры.

Второй параграф «Смерть и “умирание” в свете православных таинств» посвящен анализу православных обрядов и ритуалов, сакральное предназначение которых заключается в перерождении, преображении человека и подготовке его к смерти. С точки зрения светской литературы, таинства являются обрядово-ритуальным комплексом, сопровождающим культ и выражающим основные догматы веры. Христианские таинства складывались в процессе формирования религиозной организации сотни лет; они изменялись и дополнялись под воздействием перемен в социальных условиях жизни и в итоге составили семь: крещение, причащение, покаяние, миропомазание, брак, елеосвящение, посвящение, которые в рамках темы исследования рассматриваются как символы смерти-перерождения, сопутствующие дифференциации людей на «живых» и «мертвых» в буквальном и духовном смысле. Символичность умирания означает, что оно наступает в духовном смысле каждый раз, когда верующий совершает обряды «преображения» вплоть до последнего момента жизни, которое также понимается в значении «отсроченной» смерти до суда Божьего. В задачи данного раздела исследования входит описание православных обрядов и ритуалов с целью понимания символичности актов умирания и объяснения фундаментальной христианской идеи смерти-воскрешения. Данная идея рассматривается в рамках постулата об освобождении от греха и спасении души, переходящей в жизнь вечную.

Прежде всего рассматривается таинство крещения, являющееся разновидностью символической смерти, в результате которой человек «умирает» как греховное существо и возрождается в духе; вместе с тем он заявляет о своей готовности служить Богу и быть преданным своей вере. С точки зрения Церкви, некрещеный человек «мертв», его не существует для Бога, поэтому права воскрешения он не имеет. Крещение, по сути, выступает актом сакрального рождения, что закрепляется в получении имени в честь святого-покровителя и обретении духовных родителей-наставников. В культурологическом комментарии сказано, что обряд крещения имеет архаические корни и восходит к священнодействию инициации, означающему смерть с последующим возрождением.

Символичность умирания видится в таинствах миропомазания и елеосвящения (соборования), которые служат подготовке тела к будущему воскрешению, а также означают, что данный человек «отмечен» Святым Духом и находится под покровительством Бога. Кроме того, в работе отмечено, что соборование имеет важный для отечественной культуры метафизический смысл, заключенный в идеале «соборности», раскрытый на примере взглядов о всеединстве человечества Н. Лосского, П. Флоренского и др.

Таинство покаяния, оказавшее значительное влияние на развитие канонов христианской нравственности на Руси, предполагает символическое умирание («умерщвление») плоти ради высвобождения и спасения духа, т. е. служит подготовке человека к будущей смерти-воскрешению. Обращается внимание на отличие покаяния от обычного раскаяния, возникающего в отдельные моменты критического отношения человека к себе. Идеал покаяния — полного смирения перед Богом, — достигаемый в результате целостного изменения личности, в отечественной культуре связан с благочестивой жизнью святых. Поэтому приводимые в тексте примеры физического усмирения плоти и чувственного ограничения относятся к характеристике отдельного круга лиц, всецело посвятивших себя служению вере. Кроме того, ссылаясь на работы М.С. Уварова о значении таинства покаяния и исповеди в формировании национального самосознания, автор выявляет противоречия индивидуального и коллективного начала в личности.

Таинство причастия или Святой Евхаристии заключает в себе веру в искупительную жертву Христа, святость его тела и крови, которые воплощены в символах хлеба и вина. Толкование этих символов неоднозначно и противоречиво с точки зрения святоотеческой и религиоведческой, т. к. первая придерживается реалистического понимания, вторая — семиотического. Аналогично объяснение смерти и умирания в этом обряде. Для священников вкушение хлеба и вина является буквальным причащением к бессмертной плоти и крови, а для специалиста — действие символическое.

Символичность умирания обнаружена и в таинстве брака, означающем соединение двух индивидуальных начал (мужа и жены) в одно, которое образуется путем «смерти» частей и «рождения» нерасторжимого целого. Последнее таинство — посвящение — означает «умирание» для тех, кто получает духовный чин и провозглашает свою «смерть» для мира, в особенности это относится к монашествующему духовенству, так называемому «черному». В культурологическом комментарии этого священнодействия доказана его связь с западноевропейской идеей «помнить о смерти» — «memento mori» и показано, что цель посвящения сравнима с жертвоприношением, в ходе которого совершается символический обмен «смерти» на дар жизни: «святая жертва — жертва телом ради духа».

Отдельно анализируется обряд погребения, который причислен к особым литургическим действиям и устанавливает правила отношения к мертвым в соответствии с церковным каноном и эсхатологическим воззрением. В работе представлен генезис учения о загробном воздаянии и Страшном суде, на основе святоотеческого предания, богословской литературы и научных исследований, в которых идея спасения души преломляется через обрядово-ритуальный канон погребения. Выявляются стадии сакрализации тела умершего и места его захоронения, отмечающие основные вехи в «преображении» мертвого; приводятся отличительные черты православного учения о загробном существовании и воскрешении из мертвых, воплотившиеся в обряде поминовения усопших; описываются народные суеверия, связанные с неканонической верой в духов мертвых, например, чёрта, образ которого представлен в трудах Э.В. Померанцевой.

В заключение параграфа выявляются причины возникновения кладбищ как своеобразных культурных центров, что соответствует западноевропейской тенденции развития погребений типа «ad sanctos» («у святых»), о которой писал Ф. Арьес. Опираясь на фундаментальные разработки последнего, целесообразно сделать выводы относительно отечественной христианской культуры, создавшей систему семи таинств и установившей канон погребения с целью преодоления смерти и достижения вечной жизни, которые и вскрывают предпосылки образования феномена святости.

Третий параграф «Феномен святости и культ святых» раскрывает особенности становления и развития культа святых, доминирующего в религиозном стереотипе и возникшего путем трансформации прежних архаических культов под воздействием новых представлений о сущности смерти и путях ее преодоления.

Центральной категорией анализа является «святость» как национальный, нравственный императив, сформировавший образ идеальной личности, посвятившей свою жизнь служению вере, добровольно принимающей страдания и мученическую смерть во имя спасения себя и ближних. При сравнении понятий «святость» и «священство» обнаружено, что они имеют разный смысл и значение, кроме того, образ святого, в отличие от служителя Церкви, более популярен среди народа, для которого агиография — сказание о святых — имеет подлинную каноническую силу. Как показано на примере исследований Е.Е. Голубинского, Г.П. Федотова и др., в народной культуре святой воплощал собой символ гармонии человеческого ума, души и тела; он был примером благочестия и праведного служения в вере, за что получал в дар бессмертие. Бессмертие в таком ключе является духовной ценностью, актуализированной в святом служении.

Образ святого и святости в тексте раскрывается через идеи русской религиозной философии Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, В.В. Зеньковского, Н.Н. Страхова с учетом современных исследований С.Д. Домникова, А.Ф. Замалеева, Е. Романенко, Ю.К. Субботина. Нельзя не отметить особый статус и роль святых в отечественной культуре, их близость с сакральными покровителями в образе оберегающих духов, причины и предпосылки возвеличивания святых.

В работе доказано, что культ святых трансформируется в генезисе культа мертвых. При этом последовательно рассматривается взаимосвязь культа святых с культом предков, былинных героев, семейных и родовых покровителей. Общим объектом поклонения является умерший человек, наделенный сверхъестественными свойствами и качествами, которые противопоставляют его живым. Изучение культа святых включает в себя описание процедуры канонизации, установление иерархии с выделением различных чинов святости. Сакральная иерархия начинается от Христа, Богородицы, Троицы Живоначальной, святых Апостолов веры и заканчивается пророками, угодниками, мучениками и др., каждому из которых в тексте дается комментарий в связи с их отношением к культу мертвых. Далее приводится описание и дается семиотический анализ наиболее распространенных в православии культов святого Георгия, святого Николая, преподобного Феодосия Печерского, преподобного Сергия Радонежского, жития которых легли в основу представлений о праведной жизни, дарующей вечность; рассматривается такой вид сказаний святых о потустороннем мире, как мытарства, представляющий интерес в контексте эсхатологии и учении о загробном мире.

В качестве составных элементов культа святых можно выделить чудеса — деяния, совершенные человеком в результате воздействия на него сверхъестественной силы, способной излечивать болезни, оживлять мертвых, управлять событиями в природе и обществе и мн. др. Интерес представляют особенности почитания мощей, могил, мест мучений и смерти святых, чудотворных икон, сущность которых в связи с идеей смерти и бессмертия раскрывается по отдельности.

Особая роль отводится иконопочитанию в отечественной культуре. Истолкование данного феномена может быть двух видов — каноническое, обозначающее сакральные свойства святого образа как «перехода» в иной мир и неканоническое, представляющее собой интерпретацию знаковой системы образа, описанную в трудах М.В. Алпатова, А.Ю. Афанасьева, Б.В. Раушенбаха, Е.Н. Трубецкого, П.Л. Флоренского. Утверждается, что ряд сюжетов русской иконописи на тему Страшного суда, загробных мучений, сцен ада соответствует западноевропейским тенденциям в искусстве macabre, а синтез искусства, литературы и философии, отраженный, например, в «стихах покаянных», ознаменовывает отечественный вариант artes moriendi.

Таким образом, религиозный стереотип мировосприятия, смерти и вечной жизни, идеалов нравственности святых сформировал культ человека, наделенного сверхъестественной силой и даром бессмертия. Культ Христа, Богоматери, святых Апостолов веры и святых угодников заключал в себе широкие регулятивные функции и влиял на становление личного смысла жизни в достижении совершенства. Древний человек готовил себя к смерти накануне умирания, а христианин отводил этому всю жизнь, тем самым организуя ее смысловое начало. Почитая и соблюдая таинства веры, он следовал принципу memento mori. Если в архаике предки, прежде всего, выполняли роль защитников и посредников, что сохранилось в христианстве, то святые были еще инспираторами личного саморазвития, представляли собой образец подражания. Благодаря культу святых изменился статус мертвых, а смерть подверглась критической оценке морали и нравственности.

Четвертая глава «Рациональность смерти и сегрегация мертвых в светской культуре» состоит из трех параграфов. В первом — анализируются причины и предпосылки возникновения секуляризации в отечественной культуре, повлиявшие на рациональное осмысление смерти в научном дискурсе, постепенно сменившем ориентиры ее понимания от естественнонаучного к социогуманитарному. Во втором — исследуется феномен сегрегации мертвых, связанный с элиминацией прежнего сакрального статуса субъектов культуры и утверждением их социального заместителя в памяти, что повлекло за собой трансформацию культа. В завершении главы выявляется культ, характерный для светского стереотипа понимания смерти и отношения к мертвым, в основе которого лежит поклонение личности умершего, оказавшего значительное влияние на живых и ставшего бессмертным в социальной памяти поколений.

В первом параграфе «От естественно-научного к социально-гуманитарному дискурсу» выделяются особенности светского стереотипа понимания смерти и отношения к мертвым, заключенного в высвобождении культуры от религиозных идеалов и ценностей, от веры в загробный мир и посмертное существование человека. Кроме того, отмечено, что светский стереотип, в отличие от традиционного и религиозного, представляет смерть как явление объективной реальности, связанное с процессами изменения, движения и развития материи. Мировоззренческой основой светского стереотипа выступает научная рациональность, которая открывает законы и обнаруживает закономерности в природной и социальной среде. Эти особенности предопределили усиление виталистической тематики в естественных науках, что привело к доминированию ценности жизни, к стремлению преодолеть смерть вплоть до ее полного устранения, в социально-гуманитарной среде они выразились в тенденции вытеснения и сегрегации мертвых как полноправных субъектов культуры.

В параграфе показана динамика идеи смерти, получившая свое начало в биологии как пример закона развития жизни любого организма, сформулированного И.И. Шмальгаузеном, и закрепленная в отечественной медицинской танатологии Г.В. Шором на уровне теории смерти и экспериментов по продлению жизни. На основе биологического понимания смерти возникла идея психического состояния умирания, связанного с угасанием работы мозга, изменениями в деятельности сознания, поддержанная А. Вейсманом, В.А. Неговским, З. Фрейдом др. Научный статус проблем смерти повлек за собой их правовую легализацию, установление критериев «клинического» и «биологического» процесса прекращения жизнедеятельности организма.

Дальнейшее развитие идеи смерти связано с комплексом социально-гуманитарных вопросов, касающихся ценности жизни, здоровья и благополучия. Автор демонстрирует, что правовой аспект понимания ценности жизни и причин смерти в советском государстве, стремящемся к построению гражданского общества, укладывается в рамки принципа достоинства личности, обладающей правом на жизнь. В контексте работ А.С. Ахиезера, П. Элена и др. анализируются особенности этих принципов в условиях тоталитарного и авторитарного режимов, оправдывающих насилие и террор сверхполитическими задачами общества.

Значительное внимание уделено концепции символического обмена Ж. Бодрийяра, раскрывающей особенности светского истолкования смерти в категориях политической экономии и выявляющей феномен сегрегации мертвых в современной цивилизации. Объясняется позиция Ж. Бодрийяра о смерти как «антиобщественном» и «отклоняющемся» поведении, свидетельствующем о слабости человеческого разума тем, что экономический уклад общества и его движение к прогрессу обладают смыслом для жизни как «накопления», не имеющего конца, а смерть обесценивает «вложения» в человека, который не способен на полноценную отдачу, т. е. в мертвого, эквивалентного в труде «отработанному материалу». На этом основании культура стремится к избавлению и выдворению мертвых на окраины своего бытия как неполноценных и лишних «предметов».

Продолжая мысль Бодрийяра, следует констатировать, что, исключив мертвых из мира живых, а смерть — из повседневности, культура идет по пути производства «симулякров» — нетождественных по своему содержанию копий. Живые утрачивают свою идентичность как живые, поскольку им ничто не противопоставляется для сравнения и установления отличий. На месте мертвых появляются симулякры тех, кто имитирует присутствие в себе «жизни» посредством сервиса ритуальных услуг. Резюмируя сказанное, отметим, что современная цивилизация отказывает живым и мертвым в праве быть тем, кем они являются по своему культурному статусу, но чтобы восстановить позиции, необходимо признать смерть включенной в процесс насущного бытия человека и сформировать позитивную оценку ее значимости.

В завершении параграфа приводится доказательство о том, что исключение человека из символического обмена с мертвыми, коммерциализация ритуалов похорон и другие формы личностной негации смерти возникли в условиях светской культуры, ориентированной на жизнь и эксплуатирующей чувство страха смерти.

Второй параграф «Мертвые как “живые”» концептуализирует феномен мертвых как «живых», характерный для современной цивилизации, и вскрывает причины метаморфоз жизни и смерти. Изучив предшествующие стадии трансформации культа, следует перейти к анализу ситуации, актуальной для нашего времени, и доказать непрерывность генезиса и преемственность идей смерти в отношении к мертвым. В светском стереотипе, сформировавшемся под воздействием научных парадигм о смерти как полном прекращении жизни, мертвые утратили особую функциональную значимость, поскольку вообще считались несуществующими. В действительности «отсутствие» мертвых среди живых восполнялось благодаря социальной памяти о них, которая превратилась в способ идеального замещения.

Замечено, что в условиях светской культуры мертвые наделяются качествами социального бессмертия, они продолжают «жить» в идеальном образе памяти. Такой способ социально-символического бытия является достаточным условием, чтобы мертвые заняли свое место в структуре мира, не выполняя особых сакральных функций. В отличие от архаической и религиозной ипостаси бестелесных духов, в светской культуре мертвые приобретают свойство «опредмеченных» в своих прижизненных делах символов за счет того, что уподобляются «живым».

Феномен мертвых как «живых» выявляется на основе результатов клинического исследования особенностей восприятия смерти современным человеком в состоянии острого горя, проведенного Ф.Е. Василюком. Он считает, что сознание обычно сопротивляется принятию факта смерти близкого человека. В пограничной ситуации, продолжающейся некоторое время, умерший воспринимается как «живой», что является результатом самозащиты сознания от разрушения его целостности. В философских теориях личности, сформулированных в работах Б.Г. Ананьева, М.С. Кагана, Л.П. Станкевича и др., утверждается мысль о том, что человек строит свои отношения с окружающим миром посредством других людей, следовательно, в случае их смерти испытывает трудности в восполнении утраченных связей. Поэтому смерть другого часто воспринимается более трагично, чем личная; соответствующие аргументы находим в работе Ф. Арьеса, видившего в современной культуре рождение нового типа чувствительности человека. Обобщив различные данные о понимании значения смерти другого, диссертант находит подтверждение им в артефактах отечественной светской культуры.

Метаморфозы жизни и смерти происходят на нескольких стадиях отношения к мертвым, которые следует квалифицировать с точки зрения культурных идеалов. Первая стадия заключается в эстетике похорон, когда выставление «живого» тела происходит таким образом, чтобы оно имитировало состояние покоя наподобие сна, т. е. сохраняло бы в себе признаки «жизни». Дальнейшие заупокойные обряды посвящаются воспоминанию о прижизненных заслугах покойного и утверждают его место в обществе. Затем наступает период символического восполнения: на месте умершего появляется его последователь, чья деятельность ведется «во имя» покойного. Такой культурный идеал бесспорно продлевает «жизнь» умершего, что справедливо, с точки зрения К. Ламонта, в плане обретения личностью социального бессмертия.

Конкретные примеры, приведенные в параграфе, свидетельствуют о продлении «жизни» мертвых героев и легендарных личностей в культуре. Рассматривается такое специфическое для современной цивилизации явление, как эпатаж насилия и смерти в экранной культуре в контексте символического замещения реальности умирания.

В третьем параграфе «Культ личности: интеграционный момент» подводится итог построению морфологического ряда культов, последовательно изученных ранее. Раздел посвящен изучению культа личности, доминирующему в светском стереотипе, и анализу возникновения, развития, типологии, причин упадка культа личности вождей в отечественной культуре XX века.

Выявляется связь культа личности вождей с недемократическим политическим режимом, идеология которого в эпоху секуляризации приобретает религиоподобные черты. Так, А. Игнатов в критике коммунистического атеизма заявляет, что в СССР произошла подмена собственно религиозного учения христианства на «подобную» ему по силе сакрального воздействия марксистско-ленинскую доктрину, имеющую свой канон, принятый как единственно правильный взгляд на сущность явлений, символы веры в непогрешимость лидера (вождя) и его святость, эсхатологию и представления о грядущем всеобщем благоденствии, дихотомию добра и зла, своих мучеников за правду и справедливость, комплекс обрядов, ритуалов и др.

Из этого следует, что превращение политической идеологии атеизма в эрзац-религию привело к сохранению предпосылок для культового почитания и возникновению прецедентов поклонения отдельным личностям (Марксу, Ленину, Сталину и пр.), наделенным сверхъестественными качествами. Об этом же писал и Б.В. Вышеславцев. В.К. Кантор видит в культе личности политических вождей СССР глубокую ментальную связь с верой народа в Антихриста. Диссертант же доказывает, что в отечественной культуре в эпоху секуляризации проявились многовековые традиции культового почитания, изменившие свою форму подстать новой идее смерти.

В параграфе рассмотрены причины возникновения культа личности и его различные функции. Показано, что данная проблема является актуальной и находит свое отражение в исследованиях историков, политологов, социологов, психологов. Р. Такер и Ф. Помпер выделяют в качестве основной причины возвеличивания личности вождя его психический склад, стиль мышления и бессознательные импульсы, приводящие к развитию способности внушения и психического воздействия, что выражено в теории харизматических личностей М. Вебера, Э. Фромма, Б. Энкера и др. Сторонники социалистической идеологии (например, З.И. Файнбург) относят явление культа личности к разновидности социального извращения, случайному отклонению в развитии демократии. Культурологическую оценку этому явлению дает О.В. Великанова, которая признает культ элементом гражданской религии и выделяет религиоподобные функции советских вождей.

Особенности феномена культа личности следует искать в трансформациях культа мертвых от наиболее ранних (предков, героев, святых) до существующих в настоящее время. Особенно заметна связь культа личности с культом святого в период сближения религиозной и политической идеологий в СССР.

В основном содержании параграфа приводится характеристика культов Ленина и Сталина, являющихся символами эпохи атеизма и установления авторитарного режима власти в Советском Союзе. По данным историков, политологов и социологов культ Ленина сформировался в 30-е гг. ХХ в. и вплоть до 80-х гг. существовал наряду с «извращенным» сталинизмом, а к концу 90-х гг. окончательно утратил свое значение в массовой культуре. Большинство исследователей считает, что Ленин — личность харизматическая, обладающая способностью манипулировать сознанием народа, человек, попавший в особую историческую ситуацию, выдвинувшую его на первый план. Все это и некоторые другие обстоятельства закономерно привели к возникновению культа вождя.

Феномен культа Ленина осмысливается в контексте образа «вечно живого», чему способствовали: социальная память как разновидность бессмертия, актуализированная в мемориалах и памятниках; повышенная чувствительность к мертвому и ощущение острого горя от утраты; нарушение пространственно-временных координаций; эстетизация тела с эффектом имитации «жизни» путем бальзамирования; следование стратегии продолжения великих дел. В итоге развилось оригинальное отношение к «живому» телу вождя, и в сознании нескольких поколений его манифестированный облик превратился в симулякр «живой» личности. Таким образом, выявляются предпосылки для сакрализации мертвого в светской культуре и дальнейшей трансформации культа.

Аналогично описан и культ Сталина, в поклонении которому нашло отражение почитание государственной власти, сосредоточенной в одном лице, что усилило факторы, влияющие на развитие его культа. Подчеркнем, что в отличие от культа Ленина культ Сталина возник в условиях страха, снизившего критичность мышления, подавившего волю и личностное начало в людях. Это привело к кризису идентичности: вождь заменил собою весь народ, стал выразителем коллективного «Я». Поэтому его смерть была воспринята особенно трагично. Потребность в культовом почитании Сталина была настолько велика, что «развенчание культа» на XX съезде партии практически не принесло должного эффекта. Вплоть до 90-х гг. он просуществовал вместе с культом Ленина.

В заключение сформулированы выводы, относящиеся к особенностям генезиса культа на стадиях становления, развития и упадка: в период становления культа личности происходит возвеличивание одного человека, сосредоточивающего власть, подчиняющего волю, мысли и действия других людей для достижения указанной им цели; в период расцвета культа самосознание людей растворяется в коллективном образе «Я», выразителем которого является вождь, а его смерть расценивается как угроза всеобщему существованию (на месте мертвой личности возникает бессмертный лик); девальвация ценности культа происходит со сменой поколений, окончательный же упадок наступает в результате смены мировоззрения, системы ценностей и рассматривается как временное явление, продолжающееся до момента возвеличивания другого или как процесс, означающий смену стереотипов и ведущий к новым трансформациям.

В заключении диссертации подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и определяются перспективы дальнейшей работы.

Анализ отечественного культурогенеза в контексте исследования идеи смерти и отношения к умершим выявил особенности трансформации культа мертвых от архаики до современности, представленные несколькими стереотипами: традиционным, религиозным и светским, которые сохраняются в качестве устойчивых образов мысли и форм деятельности.

Исследование различных аспектов понимания смерти в культурологическом измерении значительно расширяет предметную область танатологии, способствует выдвижению новых ориентиров в осмыслении и разрешении актуальных социально-гуманитарных проблем.

Основные положения диссертационного исследования отражены в публикациях автора общим объемом более 39,3 п. л.

Монографии


  1. Идея смерти в культурфилософской ретроспективе. Таганрог: Изд-во ТИУиЭ, 2002. С. 120. — 7,5 п. л.
  2. Идея смерти в культе мертвых. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2003. С. 282. — 17,7 п. л.

Статьи в центральных журналах по профилю


  1. Человек в поисках бессмертия: философские и культурологические аспекты // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Ростов н/Д. 2001. №4. — 1,5 п. л.
  2. Основные идеи диалогики В.С. Библера // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. Ростов н/Д. 2003. №4 (5). — 1,0 п. л.
  3. Культ мертвых в Древней Руси // Человек. 2004. №1. — 1 п. л.

Статьи и тезисы


  1. Права человека и деструктивные культы в России // Юридический вестник. №1(09). 1999. — 0,5 п. л.
  2. Эвтаназия и юридическая ответственность // Юридическая ответственность в правовом регулировании общественных отношений: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Омск, 1999. — 0,3 п. л.
  3. Политическая культура масс в России создана некрофилами? // Материалы I Международной научно-практической конференции: Проблемы регионального управления и образования. Таганрог, 1999. — 0,3 п. л.
  4. «Синдром отторжения» в науке: ментальные предпосылки // Материалы I Международной научно-практической конференции: Проблемы регионального управления и образования. Таганрог, 1999. — 0,3 п. л.
  5. Культура как способ отчуждения смерти // Материалы Всероссийской научной конференции: «Бренное и вечное: Ценности и отчуждение в культурно-цивилизационных процессах». Вел. Новгород, 1999. — 0,2 п. л.
  6. Отношение к смерти как критерий толерантности культур // Материалы IV Международного философского симпозиума «Диалог цивилизаций: Восток-Запад». М., 2000. — 0,2 п. л.
  7. Принципы гуманизации смерти в паллиативной медицине // Материалы Всероссийской научной конференции «Медицина XXI век: междисциплинарные аспекты» Таганрог, 2000. — 0,3/0,2 п. л. [Соавтор — Чирина Л.В.]
  8. Архетип «смерти-наказания» в культуре // Межвуз. сб. науч. ст.: Проблемы экономики и права в социально-историческом аспекте. Ростов н/Д, 2000. — 0,8 п. л.
  9. Идея бессмертия как логический закон // Материалы VI Общероссийской научной конференции: Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. СПб, 2000. — 0,3 п. л.
  10. Актуальные проблемы философской танатологии // Сб. науч. тр. преподавателей: Проблемы регионального управления и образования. Таганрог, 2000. — 1 п. л.
  11. Поиск оснований некрокультуры // Материалы Всероссийской конференции: «Бренное и вечное». Вел. Новгород, 2000. — 0,3 п. л.
  12. Homo humanus в современной философии // Межвуз. сб. науч. ст.: Гуманитарная культура специалиста. Таганрог, 2001. — 0,5 п. л.
  13. Язык — conexio бытия и сознания // Смирновские чтения. III Международная конференция. М., 2001. — 0,1 п. л.
  14. Язык смерти: культурные и диалогические основания // The language of death: cultural and dialogical grounds. Онтология диалога как основная ценность культурного и религиозного опыта. СПб., 2001. — 0,8/0,6 п. л. [Соавтор — Васильев А.В.]
  15. Идея смерти в Средние века: движение дискурса в профанной и сакральной истории // Альманах: «Философский век». Вып. 18. История идей как методология гуманитарных исследований. СПб., 2001. — 0,8 п. л.
  16. Transgression ist die neue Methode der Interpretation der Labyrinthe von G.W. Leibniz // Nihil sine ratione. Mensch, Natur und Technik im Wirken von G.W. Leibniz, Berlin, 2001. — 0,5 п. л.
  17. Смерть в пространстве культуры: опыт философского осмысления проблемы // Педагогика личности / Под ред. В.С. Кукушина. Ростов н/Д, 2002. — 0,1 п. л.
  18. Натюрморт языка философии // Языки культур: Взаимодействия. М., 2002. — 0,5 п. л.
  19. «Смерти нет» — сказал мудрец (опыт логического разбора) // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке: Материалы VII Общероссийской научной конференции. СПб, 2002. — 0,3 п. л.
  20. Грани культуры постмодернизма: опыт метафизики смерти // Сб. науч. тр.: Человек. Язык. Культура. Таганрог, 2002. — 1,5 п. л.
  21. Культурный текст в теории и философии культуры // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: Материалы Третьего Российского Философского конгресса: В 3 т. Ростов н/Д. 2002. Т. 2. — 0,1 п. л.
  22. Методологические основания культурологии: философские аспекты постановки проблемы // Современная философия науки: состояние и перспективы развития. М., 2003. — 0,2 п. л.
  23. Философия Танатоса в науках о человеке и пути преодоления кризиса культуры // Сб. матер. V Международной конференции: Наука и образование. Кемерово, 2003. — 0,3 п. л.
  24. Философская танатология в социально-гуманитарном знании // Материалы III Международной научно-практической конференции: Проблемы регионального управления и образования. Таганрог, 2003. — 0,3 п. л.
  25. Тема «кризиса личности» в философском контексте ответственности поступка жизни и смерти // Материалы Международной научно-практической конференции: Философские и психолого-педагогические проблемы нравственной жизни личности. Воронеж, 2003. — 0,4 п. л.

Похожие тексты: 

Идея смерти в культурфилософской ретроспективе
Мёртвое и живое
Энигма кризиса и «Двойные массы» Э. Канетти
Образ человека в культуре Древней Руси: опыт опыт философско-антропологического анализа
Понимание «святости» в контексте народного ислама на примере аулийа Астраханской области
Живое и мертвое в экологическом дискурсе
Ориентация к-смерти
Гармония жизни и смерти
Философская антропология
Маргинальная антропология

Добавить комментарий