Читая и слушая М.С.Кагана: методологические размышления

Преподавательская практика в вузе убедительно свидетельствует о том, как значима для становления личности исследователя принадлежность к той или иной научной школе, в которой складывается его отношение к поиску истины и процедурам ее достижения, усваиваются главные методологические идеи, способы их развертывания и обоснования. При этом позиция освоения-приятия с неизбежностью сменяется критическим осмыслением, репродукция — продуцирующим прорывом к иному видению и пониманию предмета, хотя генный (ценностный!) след школы неодолимо присутствует в стиле и качестве мышления.

Конечно, понятие научной школы не ограничено пределами аудитории, «на самом деле имеет значение тот «незримый колледж», с которым каждый из исследователей себя идентифицирует» 1.

Есть все основания говорить об особом феномене отечественной мысли второй половины ХХ века–петербургской школе философской эстетики и культурологии, и Каган, несомненно, ее основатель и ведущий теоретик.

Читая и слушая Моисея Самойловича, неизбежно поддаешься обаянию энергичной мысли, системному пафосу его построений, дивишься широте научно-библиографической эрудиции, основательности аргументации предпосланной идеи.

Понятно, что подражать Кагану невозможно, а идти вслед за ним — опасно: он проговаривает свои концепты полностью, так, что они не нуждаются в дополнительных обоснованиях, их можно только принять и применять. Но если речь идет действительно о продуцирующем дискурсе, то авторитет основоположников подлежит преодолению в практике свободного исследовательского поиска. Именно это преодоление (о чем свидетельствуют многочисленные примеры «ренегатства» учеников Кагана) и есть явственный признак жизнеспособности научной школы и — залог ее развития.

Конечно, опыт преодоления, требующий и смелости и навыка, обретается опять-таки не иначе как в школе. И в этом смысле поучительны работы и лекции М.С. Кагана, которые всегда адресно и пафосно полемичны.

Умению вдуматься в проблему, обнаружить смысл (сущность, структуру) исследуемого предмета, тщательно «промыслить» его в возможных аспектах, не спешить с выводами, бережно и ответственно работать со словом — всему этому учил другой наш теоретик — П.В. Соболев, развивая ту часть петербургской школы эстетики, которая в 60-х годах обосновалась на Мойке. Ее существование и особенности обнаружились в знаменитой полемике «природников» и «общественников». Инициатором дискуссии был, как всегда М.С. Каган, а возникла она в ситуации, которая отнюдь не способствовала какому бы то ни было мировоззренческому спору. Тогда полагалось считать, что истина одна (марксистско-ленинская), а ее ценностное (субъективное) осмысление если и возможно, то не существенно и даже мешает ее «чистой» объективности; что бытие определяет сознание, а сам этот феномен «возникает в процессе трудовой, общественно-производственной деятельности» 2 (как будто ее, эту деятельность, можно начать до сознания, в некотором бессознательном состоянии). Понятно, что голоса так называемых «природников» петербургской школы эстетики звучали приглушенно 3, ибо они полагали, что смыслы (сущности, структуры) вещей и явлений не «появляются» вместе с сознанием, формирующимся в ходе общественной практики, но «проявляются» как признак его наличия и результат его конструирующей, созидательной работы. А потому чувственное (эстетическое) отношение — суть познание мира в форме ценностей, способное к адекватному (истинному) отражению сущностных (онтологических) закономерностей бытия, его физических и ментальных форм.

Именно тогда, в 1970-х годах, в ходе дискуссии, в которой не было победителей, была сформулирована фундаментальная философско-эстетическая оппозиция по вопросу о природе ценности. Эта «биполярность» определила самую возможность существования и развития живой философской мысли. Собственно, и сегодняшний «методологический плюрализм», который мы наблюдаем на различного рода петербургских конференциях и симпозиумах, касающихся эстетической (в частности, –аксиологической) проблематики, по сути дела, лежит в пределах этой оппозиции.

Будущему историку отечественной мысли предстоит нелегкая задача — разобраться в том, что происходит на рубеже тысячелетий: сохранила ли эстетика свой собственно-философский статус, онто-гносео-аксиологическую целостность своего предмета, не сводя его ни к проблематике мерцающей субъектности, ни к социально-культурологической теории игры, ни к аналитике искусства, ни к теологической метафизике сущего, ни к прикладным частностям коммуникативистики.

Думается, что мы сегодня могли бы облегчить этому воображаемому потомку его задачу, попытавшись разобраться в собственных методологических расхождениях. Едва ли нам удасться переубедить друг друга (надо полагать, что времена битв «до победы» уже миновали или еще не наступили), но понять — просто необходимо, если действительно петербургская школа — реальность.

Конференция, задуманная Моисеем Самойловичем Каганом в мае этого года, будет посвящена проблемам методологии гуманитарного знания. Этот замысел вновь свидетельствует о поразительном умении нашего мэтра чувствовать нерв ситуации, об атакующей энергии его таланта.

Действительно, сегодня, когда Россия входит в мировое информационное пространство, когда речь идет о становлении информационного общества (информационной культуры, информационной цивилизации), когда масс-медиа и компьютерные технологии 4 интенсивно проникают во все сферы российской жизни, овладевают производством, бытом, общением, становятся атрибутом мысли и посредником между мыслью и словом, гуманитарное знание и его носители активно и решительно оттесняются на периферию науки и общественной практики. Спор «физиков» и «лириков» 60-х на рубеже тысячелетий обернулся прогнозом: «автоматизация всех людей, плюс гуманизация всех компьютеров»; причем реализация его второй части — весьма проблематична.

Гуманитарное знание, с его особым предметом, способами получения, кодирования, хранения и передачи, принципиально не подлежит формализации, а если и формализуется (в байтах), то с невосполнимыми потерями. В этой ситуации идея Единой науки, и в первую очередь, — гуманитарной, становится альтернативой цивилизационного кризиса, приобретает значимость общей цели, организующей усилия научного сообщества гуманитариев в направлении поиска методологического консенсуса.

Этот поиск тем более актуален для эстетики, — науки о способах познания структурных закономерностей бытия, явленных в формах, — поскольку ее состоянием, качеством предлагаемых ею теоретических решений, в конечном счете, определяется методологическая обоснованность, достоверность культурологической, социальной и художественной аналитики 5.

В качестве одного из возможных направлений развития дискуссии можно предложить попытку поиска общности существующих сегодня подходов к пониманию природы эстетического отношения, «начать все сначала» или хотя бы вернуться к полемике тридцатилетней давности, к тому моменту, где разошлись наши пути. И если внимательно присмотреться к сегодняшнему «методологическому плюрализму» эстетиков петербургской школы, то можно обнаружить два источника этого многообразия и классифицировать спектр в зависимости от «фактуальности» или «эйдетичности» оснований понимания природы эстетического.

Пользуясь терминами Э. Гуссерля, которые он использовал для обозначения наук, оперирующих фактами в процедурах их классификации, и наук, исследующих сущности вещей и явлений, можно идентифицировать подходы к определению предмета эстетики в разногласиях «общественников» и «природников». Если эстетическое «появляется» в операциях исторически становящегося сознания, то остается только исследовать факты его культурного существования: отсюда рождение и интенсивное развитие культурологии в последнем десятилетии (а в ее границах — теории игры, аналитики текста, локализации эстетической проблематики в пределах художественного и т.д.). Напротив, если эстетическое отношение суть прорыв сквозь форму к сущности, к структурным основаниям бытия, которые «проявляются» интеллектуально-чувственной интуицией сознания, тогда работа исследователя сосредоточена на поиске онтологических объяснений 6 двух взаимодействующих феноменов — сознания и мира (на этой почве произрастают и психологические, и метафизические, и теологические концепции эстетического).

При этом современная эстетика (впрочем, это относится ко всему корпусу философского знания), будучи наукой о том, «что» (что есть структурная закономерность формообразования, явленная в объекте, и что есть способность сознания к интеллектуально-чувственной интуиции ее «схватывания»), выстраивая свой образовательный модус, с неизбежностью должна ответить и на вопрос «как», то есть восполнить собственную «эйдетичность» «фактуальностью» опыта культуры. Сегодня эта задача существенно усложняется актуальностью и прямотой вопроса из аудитории — «зачем»: каким образом применимо это знание, в чем его духовно-практическая ценность. Иными словами, методология эстетического, коль скоро она претендует на целостность, системность и достоверность, будет развиваться на путях конвергенции, поиска оснований для интеграции существующих сегодня подходов к определению предмета эстетики.

И в этой связи наиболее продуктивным, как свидетельствует преподавательская практика, оказывается путь «от субъекта»: сущностная экзистенциальная потребность (определяющая феномен сознания) в понимании, то есть в целостном, непротиворечивом, соразмерном человеку эстетическом образе мира, развертывается в процессах существования как освоение (понимание, именование, присвоение, конструирование) культурного опыта поколений, в процедурах репродуцирования и воспроизводства. При этом концепт целостности образа мира (пространственно-временной, свето-цветовой, ритмо-звуковой, линеарно-пластической) оказывается инструментом культурологической (в частности, художественной) аналитики и, – что особенно важно сегодня, – инструментом культурной самоидентификации личности. Наличие в сознании человека становящегося, развивающегося, непрерывно обогащаемого и корректируемого образа мира — суть характеристика его образованности, обеспечивающей защищенность и способность к адекватной ориентации в нарастающем многообразии информационного космоса современности.