- Эволюция способов коммуникации
- Хлеба и зрелищ
- Послание Бога
- Эпистолярный гуманизм
- От опыта сознания к опыту бытия
- Феноменология коммуникации
- Философия в эпоху масс медиа
Феноменологическое понятие горизонта самым тесным образом связано с представлением о пространстве, которое сформировалось на основе путешествий, завоеваний, торговли, сообщений, туризма и т.п. Таким образом его можно рассматривать как продукт развития коммуникативных техник. Например, у греков, основным средством сообщения были корабли, горизонтом, краем ойкумены был океан. Римская империя использовала метафору пути, так как имперская техника коммуникации была основана на распространении знаков, символизирующих мощь Рима, и письменных сообщений, доставляемых по великолепным мощеным дорогам, ведущим от центра в провинции. Империя - это почта.
Христианство, как трансцендентная религия, опиралась на метафору неба - края Логоса и Света. Бог создал землю и небо для человека, но сам обитает вне их. Его сообщение на Землю было доставлено самым надежным посыльным и передано верным ученикам - апостолам, от них папам, которые благодаря верным слугам церкви, распространяют его в неискаженном виде по поверхности всей Земли. Так конструируется понятие универсального горизонта, охватывающего бесконечную Вселенную, однородность которой обеспечивается христианским учением. Впервые вместо различных ареалов, связанных сложными капиллярными сетями предлагается единый универсум, в которой «нет ни эллина ни иудея». Конечно, существует Божий Мир, откуда время от времени появляются ангелы - гонцы Бога, доставляющие «приватные сообщения» тем или иным избранным святым подвижникам, а также мрачная Преисподняя, над которой властвует Дьявол, также вступающий в контакт с иными людьми, продающими ему свою душу в обмен на земные радости. Они образуют верхний и нижний горизонты мира людей.
То, что не удалось христианству, которое не только не объединило всех людей на Земле, но и само раскололось на несколько конфессий, было продолжено наукой, которая стремилась создать единый язык описания мира. На уровне повседневности эта интенция поддерживалась расширением рынка, в орбиту которого попали не только товары, но и книги. Мировая торговля привела к образованию более широкого коммуникативного пространства, в рамках которого самостоятельные и ранее враждовавшие регионы получили возможность обмена. Обмен товарами, идеями, людьми, осуществленный древними греками в средиземноморском ареале, распространился практически по всей Земле благодаря созданию нескольких торговых компаний. На этой основе расширяется почта, появляются новые средства сообщений, в том числе газеты и журналы, читателями которых стала образованная публика. Именно она стала основой тех представлений о трансцендентальном субъекте - носителе чистого разума, которые образовали ядро «метафизики присутствия».
Античное определение человека как политического животного акцентирует то обстоятельство, что человек отличается от других животных общественным строем жизни. Что означает здесь предикат «политическое»? По-видимому, он характерен не только для человеческих ассоциаций, так как Аристотель перечисляет и других животных, особенно среди насекомых, которые живут сообща. Таким образом «политическое» применимо не только к человеческим, но и животным объединениям. Итак, это предикат вовсе не нацеливает на полис и иные формы социальной жизни. Он указывает на то, что с самого начала человек живет не один, а вместе с другими и причем не только с целью продолжения рода или трудовой кооперации.
Хотя оседлость является сравнительно поздним состоянием человека, однако будучи номадом он обитал не в бесконечном универсуме, а в том, что мы сегодня называем окружающей средой, или «бытием-в-мире». Кроме того, он обитал, перемещался в своих ареалах не как изолированный автономный индивид, находившийся в конкурентных отношениях с другими индивидами, а в рамках спаянного телесными связями коллектива, который в собственном смысле и образовывал то, что можно назвать атмосферой. Сегодня атмосфера - это пространство формирования погоды, которая мыслится как своего рода власть, неподвластная нашим желаниям. Неслучайно политические новости и прогнозы погоды тесно связаны в блоке передаваемых новостей. Правительство страны и природные стихии образуют как бы две самые главные ветви власти. На самом деле атмосфера не сводится к метеорологическому ее пониманию, ибо она есть место обитания человека, наполненное знаками, образами, звуками и ароматами, издаваемыми населяющими его людьми и предметами.
В «круге первом» нашего бытия, когда мы уютно покоились в плаценте и благодаря пуповине, связывающей нас с матерью, постоянно подпитывались ее кровью, не только отсутствовало разделение на субъект и объект, но и любое другое деление: лоно матери - это и есть первоначальная коммуна, о восстановлении которой мы все время мечтаем. Выход на свет, разрезание пуповины, первый глоток воздуха и громкий плач - вот что характеризует наше рождение. Мы всю жизнь хотим оставаться сосущими младенцами, ибо оральная связь - это самая интимная связь и единство кормящей матери и ребенка - это самое прочное единство. Отношения с другими так или иначе стоятся на этой основе. Оральное единство сохраняется как пение и восприятие музыки. Здесь также трудно провести черту между субъективным и объективным, ибо мы не можем сказать, где звучит музыка - вне или внутри меня, правильнее сказать, что мы растворяемся в ней. Это желание раствориться, слиться в первоначальное единство, которым мы были связаны в эмбриональном состоянии, влечет молодых на дискотеки. Только там автономные изолированные городские индивидуалисты могут удовлетворить свою жажду контакта. Тоска по единству утоляется голосом, который напоминает нам о волшебном шепоте матери, дарующей свое молоко.
Магнетопатия завораживающих глаз другого, воздействие его взгляда также связаны с первоначальным взглядом любящей матери. Так мы можем объяснить значение лица. Какие бы социальные конструкции лица мы не брали, они должны сохранять связь с тем лицом, которое склонялось над нами, когда мы сосали материнскую грудь. Письменная культура оторвалась от почвы, на которой она произрастала. Знаки единят нас истиной и информацией. Но если сообщения перестают согревать наши души, он становятся бесполезными.
Атмосфера как особое коммуникативное пространство еще не устранена окончательно новыми медиумами, вышвыривающими человека в бесконечный космос, и сохраняется как атмосфера человеческих взаимоотношений, основанных на телесной близости и душевном доверии. На основе господствующей индивидуалистической идеологии весьма трудно представить себе этот способ единения людей. С точки зрения индивидуализма общество вторично, оно возникает как продукт общественного договора. Напротив, позиция Аристотеля о том, что люди живут обществом по природе, в корне отличается от теории Гоббса, у которого утрачена догадка о нередуцируемости человеческой общности. Теория общественного договора затеняет роль сильных взаимосвязей в антропологическом исследовании. Сегодня мы вообще не понимаем, что за «дело» заставляет индивидов жить сообща, что за априорное стремление тянет живые существа друг к другу? На этот вопрос можно отвечать как с микрологической, так и макрологической позиции. Первая опирается на анализ внутреннего тела, которое формируется в лоне матери и всегда ищет своего двойника, родного брата, которого любят преданно и безрассудно. Вторая исходит из того фундаментального факта, что на протяжении всей своей эволюции от каменного века до современности именно внутренние когерентные связи каждодневно связывали людей воедино. Имеративной формой жизни людей всегда являлся коллектив, в котором принадлежность к группе определялась именно сильными связями, гораздо более сильными, чем те, что описывает теория коммуникации, и даже романтические, коммунитаристские и организационные теории взаимодействия.
Так же как в христианской теологии единство троицы не поддерживалось никакими стенами, так же единство членов первобытной общины не нуждалось в вале или рве для своего сохранения. Городская ограда не только задерживала врагов, но и исключала бегство своих. В древности стены были не нужны, потому что никто не хотел убежать. Долгое время древние поселения не нуждались в ограде для манифестации своего радикального желания быть вместе. В то время, когда люди не огораживались стенами, каждая группа, образующая эндогенное единство, формировала ландшафт сообразно собственной форме. И без массивных архитектурных скреп каждая мы-группа закрепляла и сохраняла себя специфическим гештальтом, для которого были характерны центростремительные силы и движения, сохраняющие целостность. Все первичные культурные единства могут быть поняты как себя воспроизводящие морфогенетические процессы. Непосредственным проектом такого общества была морфологическая оболочка, обеспечивающая самосохранение: всякое конкретное «общество» - это сферо-пойэтический проект.
Из большого числа крохотных сферных проектов, которые реализовали те или иные кланы и первобытные орды, лишь немногие достигли того состояния, которое называется «народом» - единством макросферного уровня, и тем более полисной или даже имперской формы, которую вслед за Шпенглером и Тойнби можно назвать «миром». Мир - это не просто собрание всего, что есть, а именно форма, которая ставит границы. Интегративным символом такого единства может служит гомеровский образ океана, охватывающего ойкумену. Аналогичным символом у китайцев является небо, охватывающее и ограничивающее поднебесное царство. Сходство двух ойкумен состоит в том, что согласно им, манифестируемые вещи охвачены кругом божественного неочевидного порядка. Это свидетельствует о нарастании морфологичского стресса в результате роста общества, которое уже нуждается в стенах. Но даже тогда, когда уже существовали огромные империи, по Земле бродили многочисленные номадические группы, сохранявшие себя не стенами, а иными мягкими и текучими формами, которые можно назвать как сферо-солидарность, разумеется, не похожую на ту солидарность, которую пытаются культивировать в рамках современных массовых обществ, будь то солидарность рабочих или буржуа.
Основой современных философских и научных представлений о бесконечной Вселенной, просторы которой покоряют космические корабли, является новый тип коммуникации, медиумом которой являются уже не книги, а сигналы - носители информации, подлежащей расшифровке и истолкованию на основе научного метода. Информационная революция привела к созданию единого коммуникативного пространства. Особенно благодаря связи «Интернет» можно свободно пересекать границы национальных государств и практически мгновенно связаться с любым жителем Земли, если, конечно, он является владельцем персонального компьютера, подключенного к «всемирной паутине». Описанные сдвиги в эволюции коммуникативных систем можно рассматривать как основу построения тех или иных философских моделей субъективности. Если рассматривать субъект как медиум тех или иных коммуникативных машин, то можно более четко задать классификацию философских теорий субъективности, а также лучше понять причину интереса к самой проблематике трансцендентального субъекта.
Эволюция способов коммуникации
Для уточнения дискуссий о новой медиальной культуре необходимо рассмотреть эволюцию форм коммуникации в более широком горизонте, не ограниченном только письменностью. Главным при этом оказывается вопрос не об истине, а о медиумах. Удивительно при этом, что требования к ним были более или менее одинаковыми. Будь то авторы-гуманисты, священники и миссионеры, слуги короля, почтовые работники, государственные служащие, современные информационные службы - все они соблюдают особый этос служения, занимают определенное положение, имеют особые привилегии, но также ведут аскетический образ жизни. Знаки, которые они распространяют, имеют особую форму. Так еще во времена фараонов были выработаны специальные требования к качеству и формату папируса, на котором записывались государственные постановления. И сегодня государственный документ подписывается официальным лицом и подтверждается гербовой печатью. Все это говорит о том, что даже письменные документы черпают силу авторитета не от истины, а от иных свидетельств.
Основа классической медиаимперии закладывалась еще в эпоху античности, когда были введены понятия знака и значения. Греческие философы придавали центральное значение не письму, а устной речи, которую они понимали как непосредственное событие смысла. И в политическом отношении диалог и полемика свободных граждан по поводу общественных дел способствовали реализации демократии.
Субъективность в героическую эпоху формировалась речитативом мифического или эпического сказителя. Я формировалось не зеркалом, как это рисует Лакан, а распевами-обещаниями: человеческое существо осознавало себя уже благодаря детской песне, как живущее в будущем времени. Звучание тона, дифирамбический призыв вызывал порыв в душе слушающего субъекта к тому чтобы стать таким, как поется в песне. Жизнь героя - это напряженное звучание героического стиха.
Чудо устной речи состоит не в том, что она сообщает истину, говорит то, что есть на самом деле, а в ее суггестивности. Но это не первобытная магия, а, напротив, - освобождение от нее. Голос становится средством приведения человека в нормальное состояние, средством его воспитания и образования. И сегодня в узком семейно-родственном кругу такая интимная речь является формой нормализации отношений. Хотя в эпоху письма партицпативная способность устной речи отходит на второй план, она не устраняется вовсе. Например, магнетопатия - это возрождение до алфавитных и до вербальных практик близости. Пациент и врач, влюбленные, а также близкие родственники и друзья способны чувствовать боль и читать мысли друг друга. В телепатии нет ничего необычного. Каждый из нас способен угадывать настроение другого человека, хотя он о нем ничего нам не сообщает. Каждый из нас хотя бы раз в жизни был околдован другим человеком и попадал под его влияние и это происходило вовсе не потому, что он раскрыл нам какие-то яркие или глубокие истины.
Хлеба и зрелищ
Римская империя вынуждена была менять технологию власти. Огромная территория, населенная разными народами, верующими в разных богов, говорящими на разных языках уже не переживалась как «отечество». Рим стал политической фикцией и должен был придумать новую технику сборки коллективного тела. Техника идентичности (самопознания) и солидарности (воспитание государственных добродетелей граждан) оказалась нереализуемой в условиях огромного государства. Взамен демократически избранной власти Рим опирался на бюрократию и управлял массами при помощи таких зрелищ, которые кажутся настолько жестокими, что ведут к одичанию и обесчеловечиванию.
Если демократические Афины опирались на устную речь, то имперская техника власти опирается не на устно-вербальные, а на письменно-визуальные знаки. Самые ранние изображения царя отождествляют его с солнцем, которое, возвышаясь над землей, освещает ее ярким светом. Что означает устойчивость этой метафоры, почему «король-солнце» остается неизменным символом власти. Что символизируют лучи света? Несомненно, они - главные орудия силы-власти, освещающие, делающие тайное явным, испепеляющие, карающие огнем непослушных. Но не только. Само солнце-власть остается невидимым, оно являет себя посредством света, право распоряжаться которым предоставляется королю. Передавая субстанцию власти своим слугам, он остается невидимым для остальных.
Эффективно и успешно правит тот, кто понимает не субстанциальную, а медиальную природу власти. Поэтому неправильно считать, например, римского императора Нерона безумцем, водрузившем на голову золотую корону, построившему золотой дворец, воздвигшему гигантскую статую, изображавшую его в виде бога-солнца, а также возомнившему себя в последние годы первым актером в театре мира. Если Нерон и был безумцем, то таким, к которому поистине применимо прилагательное гениальный. Да, его ненавидел народ и он, будучи загнанным толпой в угол, покончил с собой и перед смертью репетировал различные позы, достойные мертвого императора. Возможно, ошибка Нерона состояла в нарушении равновесия вербальной и невербальной коммуникации. Возможно, он переоценил себя как избранника Бога и поэтому не слушал голоса народа. Но и в этом случае он был последователен. Если коммуникация идет от центра к краям, то он должен слушать повеления богов, а не людей. Если Рим - это политическая фикция, то задача императора состоит в том, что бы хорошо играть свою роль. Нерон, которого считали неудачным актером, растрачивал себя на пустяки и плохо играл свою главную роль императора. Но метафоры короля-солнца и короля - главного актера в театре жизни остались в истории.
Послание Бога
Западная церковь строится на иной модели коммуникации. В ней роль первичного автора выполняет Бог, который посылает свое послание на землю не через пророков, а с самым надежным посыльным, на роль которого он выбирает своего сына. Последний передает сообщение своим ученикам, которые лично вручают его преданным им последователям. Верность Христу - это личная преданность учителю. Послание передается из рук в руки без каких-либо добавлений, которые всегда расцениваются как искажения. Отсюда западная церковь более рьяно отстаивала свою независимость и даже претендовала на приоритет перед императором. Радиально-лучевая модель коммуникации, предполагающая харизму, чудо, силу и блеск, допускала, что избранником Бога был непосредственно сам император. Отсюда цезаре-папизм восточной церкви. Наоборот, западная церковь склонялась к папе-цезаризму, согласно которому непосредственным получателем божественного послания была церковь. Это настоящая религиозная революция, которая отказывалась от компромисса языческими обычаями и феодальными барьерами. Универсальная модель коммуникации строилась как сочетание харизматического централизма, основанного на инспирации, и радикально-апостольского служения. Ставилась задача реформирования католического мира как спиритуально-политической империи. Папа считался единственным представителем бога, который мог слать послания европейцам, а также обращать на путь истинной веры все народы, пребывавшие в языческих заблуждениях. Римская монополия на послания предполагала воспитание специальной апостольской группы, к представителям которой относилось требование целибата, чтобы они могли служить чистыми посредниками между папой и паствой. Таким образом папская революция привела к неожиданным последствиям. Претензия папы породила слой чистых функционеров, которые были лишены права на семью. Их сообщество, организованное как ордена, представляло собой новую экклезию, аналогом которой может служить только средневековое сообщество ученых.
С телекоммуникативной точки зрения оно выполняло задачу построения единого информационного пространства, располагавшегося по поверхности всей земли, способного доставлять послания далеким и незнакомым адресатам. Именно претензия на единое коммуникативное пространство определила значительные успехи римско-католической церкви по сравнению с восточно-византийской, пребывавшей в какой-то зимней спячке. Разумеется, не следует особо переоценивать телекоммуникативные возможности католической церкви. Даже для европейцев официальная латынь не была общепонятным языком. Еще больше сложностей было у миссионеров, которые вынуждены были учитывать культурные особенности новообращенных и использовать не только вербальные, но и образно-символические знаки. Во всех европейских империях до самого последнего для их существования господствовали древние солярные символы, поддерживающие харизму императора. Да и сама церковь их не чуждалась. Отсюда вопрос о том, что считать знаками бытия зависел от того или иного слоя, уровня, сословия или культурного пространства, в котором происходила коммуникация. Сама христосфера оказалась весьма неоднородной, и это во многом обусловило возможность мировых войн.
Эпистолярный гуманизм
Гуманистами назывались интеллектуалы, состоявшие в переписке друг с другом. Известно также, что и роман - толстая книга выросла из длинного письма. Отсюда гуманизм можно определить как дружеское общение при помощи письма. Уже во времена Цицерона гуманистами называли людей, умеющих пользоваться алфавитом, использующих язык для воздействия на людей с целью их облагораживания. Первым важным посланием была греческая литература, а ее первыми получателями и читателями были римляне. Благодаря прочтению текстов содержание греческой культуры оказалось открытым для империи и позже для всего европейского мира. Позади письменной культуры в эпоху нового времени, в эпоху становления национальных государств, возникают специальные дисциплинарные учреждения, поддерживающие письменную культуру в определенных рамках. Это, прежде всего, школы и гимназии, благодаря которым литературные стандарты согласуются с политическими. Благодаря им огранизуется на основе алфавита некая принудительная дружба, огранизованная каноном лекций в том или ином национальном пространстве.
С утверждением новой медиальной культуры (радио, телевидение и, наконец, «Интернет») сосуществование людей стало строиться на новой основе. Мы живем в пост-литературном, в пост-эпистологографическом и, стало быть, в пост-гуманистическом мире. По сравнению с классическим обществом мы достигаем идентичности некими маргинальными внеписьменными, внелитературными, внегуманистическими медиумами. Это не означает конца литературы, но она перестает быть носительницей национального духа. Национальный синтез осуществляется не на основе книги и письма. В ход пошли новые телекоммуникативные медиумы, которые отвергают старую модель гуманистической дружественности. Эра гуманизма, основанная на книге и образовании закатывается, потому что проходит одна великая иллюзия, состоявшая в том, что единство общества может достигаться исключительно литературой.
От опыта сознания к опыту бытия
Если встает задача коммуникации с бытием, то как мыслится источник и медиум его знаков. Хорошо известно, что Хайдеггер резко критиковал Декарта, в то время как Гуссерль всячески пропагандировал его метод сомнения и доказательства того, что коммуникация может осуществляться только на уровне cogito. По мнению Хайдеггера, Декарт стал родоначальником «метафизики представления», которая выражалась в постулировании субъектно-объектного различия: человек стал субъектом, нейтральным наблюдателем, а мир - объектом, рассматриваемым со стороны, исследуемым с целью выяснения возможностей его эффективного освоения и использования. Философия понимаемая как мировоззрение, как категориальное освоение бытия, благодаря которому каждый предмет получает наименование и классифицируется, является формой господства и поэтому неудивительно, что Ницше формулирует в качестве основного философского принципа «волю к власти».
Не только читатели, но даже верные ученики Гуссерля испытывали страх утраты реальности и не пошли по предложенному им пути. В частности, Хайдеггер предпринял попытку наладить коммуникацию с самим бытием, которое посылает нам знаки. Шелер то же самое проделал с биологическим и психологическим субъектом, который также был редуцирован Гуссерлем. Его дух - это жизненный порыв. Достигший в человеке высшей ступени своего развития и выражающийся в духовном творчестве. Вместе с тем он не изолирован от окружающего мира, и не только генетически связан со стремящимися к свету растениями и обладающими волей и интеллектом животными, но и сохраняет связь с окружающим миром, выражая его чистые сущности и смыслы.
Хайдеггерово понимание посылающего знаки бытия не сводится к его активному исследованию. Самым важным является то, как и насколько оно раскрывается перед нами. Сначала Хайдеггер использовал образную метафору. Он определяет истину бытия как несокрытое. Это значит, что бытие то скрывает себя, то раскрывается перед нами. Затем он стал использовать метафору звука и трактовал язык не как «сказ», а как «зов» и «призыв».
Медиумом, воспринимающим знаки бытия и пересылающим их дальше, выступает Dasein. Это центральное понятие Хайдеггера переводится как или как «здесь-бытие» или как «присутствие». При этом первое понимание ближе к замыслу Хайдеггера, который подчеркивал укорененность человека в бытие: он находится не вне бытия, а внутри его, здесь и сейчас. Второй перевод отражает основное допущение «метафизики присутствия», которая предполагает наличие сущности, смысла, истины, передачу которых и осуществляет субъект. Главным его качеством оказывается двусоставность. Хайдеггер поясняет Dasein как бытие-понимание и оно является принципиальным для медиума бытия и сознания.
Феноменология коммуникации
Человек понимается и воспитывается как наделенное сознанием, разумом, речью и т.п. способностями существо в рамках письменной культуры. Смена медиумов, переход к аудиовизуальной форме коммуникации, предполагает культивирование иных, нежели интеллектуальные, способностей человека. Это не означает конца философии, но предполагает смену формы философствования. Главным становится вопрос о том, как люди ориентируются в образах и звуках. Поиски ответа на этот вопрос и являются причиной сегодняшнего интереса к феноменологической философии. Она изначально противостояла позитивистским программам, ориентированным на обоснование теоретических высказываний эмпирическими. Ее отличительной особенностью является последовательный трансцендетальный подход, опирающийся на очевидности сознания и не прибегающий к ссылкам на трансцендентное бытие. В условиях осознания кризиса науки (релятивизм) и кризиса религии (смерть Бога) философия претендует на то, чтобы быть опорой новой коммуникативной системы. Знаки, которые в ней функционируют, черпают свое значение и силу не из опыта мира, ибо он исторически относителен, и тем более не от переживаний эмпирических субъектов, сознание которых отягощено частными интересами и предрассудками.
Со всей отчетливостью коммуникативная цель философии сформулирована в «Кризисе наук» Э. Гуссерля. Серьезную угрозу европейскому человечеству составляет разрыв с первоначальными греческими посланиями. Несмотря на работу персонала, обслуживающего бесперебойную работу пересылки греческих посланий к их далеким потомкам, как показал «кризис Европы», где-то произошел сбой коммуникативной системы. При этом нет сомнений, что логики, грамматики и филологи хорошо выполняли свои обязанности. Сбой произошел на уровне понимания смыслов, очевидная ясность которых оказалась утраченной в силу изменения форм жизни. Гуссерль возлагает вину на философов, которые отказались от «жизни в теории» и ушли в мир. Вместо того, чтобы учить как жить, они сами стали учиться у жизни и оказались в зависимости от «прекрасного и яростного мира» страстей, интересов, желаний, словом всего того, что Ницше называл «волей к власти».
Гуссерль отмечает искажения основных понятий греческой философии, произошедшие в результате прагматического использования науки, и пытается их преодолеть. Он указывает на первоначальное значение слова «теория» и показывает, что она является условием возможности правильной политической и технической практики. Вместе с тем, отыскивая первоначальные, теперь утраченные идеи философии, Гуссерль приходит к парадоксальному выводу о том, что ранние греческие мыслители не знали смысла введенных ими понятий. Этим он отличался от Хайдеггера, который в своей «деструкции онтологии» пытался вернуться к истокам и оттуда прослеживал отклонения пути развития европейской философии. Гуссерль, хотя и говорил об искажениях первоначальной греческой идеи науки, однако допускал историческое развитие этого идеала и говорил об ответственности современных философов за его сохранение.
Хорошим введением в философию коммуникации являются и «Картезианские размышления», где Гуссерль также начинает с поиска исходных идей, сообщением о которых является философия. При этом он следует методу сомнения Декарта. В вопросе о том, сообщением о чем является философия, он перебирает различные установки. Начиная с критики «естественной установки», он редуцирует, «выносит за скобки» реальность. Философские утверждения не являются знаками объективно существующего, физического бытия. Таким образом философ не является посыльным бытия и не может утверждать о мире как свидетель. Остается еще Бог, который послал через посредство своего сына послание людям. Но и в отношении веры, можно допустить, что коварный злой демон обманывает нас. Декарт «сдирает» с человека слой убеждений, обусловленных национальной, культурной, социальной принадлежностью и оставляет его в одиночестве перед выбором исходного пункта философствования. Началом его служит знаменитое «cogito ergo sum», означающее, что я существую в акте мысли, даже если это сомнение относительно возможных обманов и заблуждений.
Гусерлева феноменология также является философией самосознания, однако выбирает в качестве носителя истинных сообщений не индивидуального, а трансцендентального субъекта. Человек не знает самого себя и сомневается, является ли он действительным посланником, несущим правильное сообщение. Поэтому вместе с эмпирическим субъектом должен быть редуцирован мир внутренних психологических состояний и переживаний. Гуссерль писал о том, что я уже не являюсь тем человеком, который в естественном опыте самопознания преднаходит себя как человека: «я редуцирую свое естественное человеческое Я и свою душевную жизнь - царство моего опыта психологического самопознания - к моему трансцендентально-феноменологическому Я, к царству опыта трансцендентально-феноменологического самопознания» 1.
Что же собой представляет трансцендентальный субъект феноменологии? К его характеристике относится то, что он не является частью мира и мир в форме чувственных данных не является его частью. «Получается, - отмечает Я.А. Слинин, - что познающий субъект синонимичен сознанию, а познаваемый объект - вещи, существующие независимо от него» 2. Мир трансцендентен и не может быть частью сознания. Источник информации Гуссерль обнаружил в самом сознании, которое полагает себя основанием и критерием значимости любых сообщений.
Итак, трансцендентальный субъект становится новым идеальным медиумом коммуникативной системы. Приписываемые ему свойства как раз и обусловлены требованиями ее бесперебойного функционирования для доставки сообщений. Если трактовка субъекта как идеального медиума не вызывает возражений (в конце концов человек всегда кому-либо или чему-либо служит), то допущение о том, что источник информации, которая циркулирует по ее сетям, продуцируется внутри ее самой, вызывает самое серьезное опасение. В этом случае прерывается связь медиума с бытием и вопрос о коммуникации, как кажется, повисает в воздухе. Собственно, это обстоятельство и вызывало страх у последователей Гуссерля, и даже его наиболее талантливые ученики осуществили поворот от опыта сознания к опыту бытия. Однако Гуссерль стремился развеять опасения от того, что философские послания исходят не от объективного бытия. Наша коммуникативная система, основанная на устных речах и письменных сообщениях все равно не пригодна для транспортировки каких-либо «вещественных» свидетельств. Знаки, при помощи которых мы коммуницируем, конечно, являются материальными вещами, однако их главная функция состоит в том, чтобы быть носителями идеальных значений и смыслов. Представление о том, что знаки как бы пропитаны энергией самого бытия и воздействуют на поведение людей этой своей радиально-лучевой магической силой, как в теории эманации, является, по мнению Гуссерля, предрассудком. Эффективными медиумами современной информационной машины являются те, кто обладает искусством чтения, интерпретации и понимания значения знаков, а не магнетопаты или верующие фанатики, которые хотя и выдают себя за подлинных посланников, однако остаются лжепророками, которым не должно быть места в цивилизованном обществе.
Во времена Гуссерля на роль медиумов претендовали не столько мистики и визионеры, и даже не представители церквей, а ученые. Именно с ними за место под солнцем и боролись представители трансцендентальной феноменологии. Конечно, вынося объективный мир, реальность за скобки, Гуссерль не собирался отбрасывать науку. Он только хотел показать, что ее основанием является не «действительность, как она существует сама по себе», выступающая окончательным критерием истинности любых сообщений, а данности трансцендентального опыта. Наукой об этом опыте и выступает феноменология. Окрыленный новыми возможностями философии Гуссерль писал: «В поле нашего зрения вступает беспримерно своеобразная наука - наука о конкретной трансцендентальной субъективности, данной в действительном и возможном трансцендентальном опыте, наука, образующая крайнюю противоположность по отношению к наукам в прежнем смысле слова, к объективным наукам… речь идет, можно сказать, об абсолютно субъективной науке, науке, предмет которой в своем бытии не зависит от решения вопроса о бытии или небытии мира. И более того, кажется, что как первым, так и единственным ее предметом будет, и только и может быть мое трансцендентальное ego, трансцендентальное ego философствующего» 3.
Известно, что феноменология опирается на очевидность, в то время как альтернативная ей универсальная философская программа, развиваемая в русле аналитической философии, работает с достоверностью. В этом можно видеть след различия трансценденции и эманации. Но все-таки теория Гуссерля не связана напрямую с эманационизмом. «Образы» Гуссерля в отличие от «образов» Флоренского не оказывают никакого магнетопатиченского воздействия, а сильны предъявлением истины.
Трансцендентальные ego - это монады без окон и тем не менее они образуют некое сообщество, в котором все друг друга знают. Как же осуществляется коммуникация между ними? Лейбниц, как известно, допускал существование предустановленной гармонии, благодаря которой монады не только понимают, но и могут повторять опыт друг друга. Гуссерль считал идею Бога сомнительной и предпринял попытку обоснования интерсубъективности на основе аналогизирующей апперцепции. Благодаря ей и происходит взаимное признание монад как представителей трансцендендентального ego.
Гуссерль понимал, что предложенный им проект есть чистая эгология, приговаривающая нас к солипсизму хотя и трансцендентального толка. Поэтому он считал последовательным перейти к развертыванию трансцендентальной интерсубъективности, в рамках которой осуществляется коммуникация между другими трансцендентальными ego. Я.А. Слинин интерпретирует рассуждения Гуссерля таким образом: «Так как моя психофизическая структура представляет собой своеобразную «проекцию» моего трансцендентального субъекта на мир феноменов, то я при помощи аналогизирующей апперцепции, своеобразной аппрезентации, усматриваю, что за другими психофизическими структурами тоже «стоят» другие трансцендентальные субъекты, действующие независимо от него» 4. Субъекты мыслятся Гуссерлем наподобие монад Лейбница и не могут непосредственно общаться друг с другом. Сообщество монад организуется благодаря языку. Собственно людьми Гуссерль считает таких субъектов, которые общаются на основе языка. Таким образом очевидно, что построение субъекта Гуссерль осуществляет с точки зрения требований коммуникативной системы. Внешний мир у него - это не физическая реальность и не природа, а система интенциональных объектов, феноменов, сообщениями о которых является язык. Все то, что может быть названо другим по отношению к моему индивидуальному сознанию, - мир, природа, другие Я - все оказывается внутри сознания. Его центр Гуссерль называет субъектным полюсом. На периферии располагаются интенциональные объекты. Они образуют горизонт сознания. Точно также концентрически выстраивается и сообщество монад: в центре находится мой трансцендентальный субъект, а на периферии - монады других. Коммуникация между ними понимается как обмен сообщениями о доступных им феноменам при помощи языка. Каков же механизм расшифровки знаков? Что дает уверенность, что другие правильно понимают мои сообщения и действия? По мнению Я.А. Слинина, «я имею возможность судить о том, что при этом переживают другие люди по аналогии с соответствующим собственным имманентным опытом» 5.
Сочинения позднего Гуссерля были посвящены глобальному проекту солидарности, которую он основывал на духе. При этом каждый человек, каждое сообщество людей или животных составляют множество замкнутых, изолированных монад, каждая из которых каким-то образом может общаться с другими и познавать их. Было бы слишком поспешно интерпретировать феноменологию Гуссерля как философский проект, открывающий условия возможности глобальной коммуникации на основе истины, которая могла бы объединить, как заявлял Гуссерль, «людей, ангелов и чудовищ», а не только представителей разных рас, этносов и наций. На самом деле Гуссерлю был чужд универсализм: каждый субъект представляет собой замкнутую монаду и как таковой сохраняет свою уникальность и независимость. Понимание мира, как совокупности различных самостоятельных сфер, является более перспективным, чем видение его как одной большой сферы. Наличие стен, конечно, создает препятствие для коммуникации, но они же дают некоторую гарантию неприкосновенности и самосохранения. Большая сфера весьма уязвима с синергетической точки зрения, так как в случае катастрофы, она приведет к глобальным последствиям.
Философия в эпоху масс медиа
Платон притязал на то, что философия, как постижение истины, должна быть опорой государственной власти. Между тем у нее оказались серьезные конкуренты: во-первых, традиционные формы коммуникации, сложившиеся в повседневной жизни людей; во-вторых, технологии государственной власти; в-третьих, христианская медиаимперия, управлявшая людьми на основе божественного логоса. Философия была широко распространена по причине ставки на методы рационального воздействия общества на человека. Сегодня речь идет о закате книжной культуры вообще, следствием которого станет падение интеллектуальных технологий гуманизации человека. Процесс распада книжной культуры охватывает не только политику и масс-медиа, но и повседневные формы жизни. В связи со сменой медиумов философствование радикально меняет свою форму. То, на что ориентируется профессиональная философия: создание толстых книг, фундаментальных учебников, дискуссии в центральных журналах, защиты диссертаций, доклады на симпозиумах, а также чтение лекций студентам - все это становится совершенно неэффективным, перестает выполнять важную общественную функцию, ради которой вообщем-то и культивировалась философия как составная часть государственного образования и эффективная форма воздействия на умы людей. Уважение к ней со стороны общества базируется не столько на верноподданических чувствах, сколько на вере в решающую роль слова в деле цивилизации и облагораживания людей. Таким образом можно предположить, что философия играет роль «указчика места» там и тогда, где и когда возникает книжная культура.
Вместе с тем в последние десятилетия все чаще ведутся разговоры о радикальной трансформации метафизики, даже раздаются призывы к ее преодолению; некоторые, несколько преждевременно, заявляют о ее смерти. Поскольку проблемы возникают с завидным постоянством, но не получают эффективного решения, постольку необходимо спросить, не нуждаются ли они в уточнении и переформулировании. В спектакулярном обществе, где люди представляют себя на сцене жизни, где политика становится театром, меняются и формы цивилизации образа жизни людей. Слова воздействуют на поведение людей не смыслом и значением, не тем, что они «зацепляют вещи», то есть соответствуют им, а как магические знаки в ритуальных практиках. В словах и образах становится важным не внутренний смысл, который растолковывают профессора, а внешние блеск и звук, завораживающие слушателя, наподобие пения сирен.
Вопрос о переориентации в философии следует связывать не только с саморефлексией, но и с формой самого процесса коммуникации. Во всяком случае следует помнить, что он не всегда протекал в привычной для нас форме чтения книг, слушания лекций, участия в дискуссиях и т.п. Словесно-книжная форма коммуникации - продукт цивилизационного процесса. Ей предшествовали иные способы общения с бытием, в которых знаки имели магико-символический характер и воздействовали на поведение людей минуя размышления. Такая культура была подчеркнуто недемократичной, ибо бытие посылало знаки только избранным, и они распоряжались ими не без пользы для себя. Но и профессорская форма коммуникации наследует тезис о доступности значения только дипломированным специалистам, а кроме того в скрытом виде содержит также практику посвящения, то есть некоторого неинтеллигибельного механизма передачи истины.
Новые масс медиа влияют на поведение людей принципиально иным способом, нежели идеологии. Кино, реклама, комиксы, видеоклиппы, разного рода телешоу - по отношению к ним бессмысленно искать предмет, реальность или идею, которую они отображают. Если видеознаки не соответствуют реальности, то почему люди повинуются им? Экраны наших «ТВ» напоминают миф о Медузе Горгоне. Но чем и почему она завораживала людей? Видеознаки - это не обычные знаки семиотики, соотносимые со значениями. Они сами и есть реальность, точнее по своей яркости и степени воздействия на реципиента - они гиперреальность. Массовое искусство ничего не выражает и не отражает, оно творит новые миры. Но видеть в этом свободу было бы не дальновидно. Поэтому перед нами стоит вопрос о том, как философия может работать с такой гиперреальностью?
Добавить комментарий