«Аргументом к смерти» можно назвать такую идеоречевую конструкцию, одним из элементов (оснований) которой является имплицитная или эксплицитная апелляция к биологическому или (и) социальному пределу человеческого существования. Несмотря на то, что использование аргумента к смерти и не является редкостью в повседневной человеческой коммуникации, осмысление его аргументационной мощи до сих пор находится в зачаточном состоянии. Вопрос в том, как влияет использование аргумента к смерти на человеческую коммуникацию, обычно не рассматривается специально ни логиками, ни риториками, ни диалектиками. С этой точки зрения попытка осмыслить роль и место данного аргумента в человеческой коммуникации представляется интересной в нескольких отношениях.
Каждый когда-либо изучавший формальную логику хорошо помнит знаменитый силлогизм, в котором устанавливается валидная связь между утверждениями: «все люди смертны», «Сократ — человек» с помощью суждения: «следовательно, Сократ смертен». В этом аргументе можно видеть не только формально-логическое доказательство смертности Сократа, но и иллюстрацию на его примере обязательности и принудительности известных структур (форм) человеческого дискурса. Таких форм, которые не позволяют приходить от истинных посылок к ложным заключениям. Можно спросить: случайно ли то, что, иллюстрируя аргументационную мощь логических форм, представители формальной логики апеллируют к феномену смерти? Не доказывает ли данный аргумент бесспорный, очевидный всякому здравомыслящему индивиду обязательный характер данных форм, который при использовании других типов аргументов не является столь же очевидным? Более того, можно было спросить: не совпадает ли логическая форма в случае использования аргумента к смерти в рассмотренном нами силлогизме с каким-то совершенно особым коммуникативным содержанием, что вообще-то и могло бы обусловливать наилучший характер иллюстрации на примере аргумента к смерти. О том, что это предположение имеет под со- [11] бой серьезные основания, говорит также практика риторического применения аргумента к смерти. Представим себе такую ситуацию, отнюдь не вымышленную, когда мать напутствует ребенка, отправляющегося на пляж, следующими словами: «Если ты утонешь, домой не приходи!». С логической точки зрения данное высказывание не является аргументом в силу нарушения в нем правил формальной логики. Оно может даже показаться просто бессмысленным. Однако как, мать, так и ребенок, к которому адресуются это высказывание, понимают его смысл. Скажу больше, именно имплицитная апелляция к смерти, по мысли матери, должна придать ее совету и пожеланию о том, как вести себя на воде высшую степень убедительности.
Случайно ли это? Рассмотрим другой пример использования аргумента к смерти с риторическими целями. Вообразим себе молодую, одинокую женщину, которая пытается решить какие-то важные для себя проблемы, используя следующий тип высказывания: «Если Вы не сделаете «X» (с помощью этой переменной может обозначаться, например, следующее: «не отпустите меня в командировку», «не переизберете меня по конкурсу», «не дадите квартиру» и.т.п.), то я покончу жизнь самоубийством». Понятно, что риторический аргумент к смерти будет убедительным в зависимости от той аудитории, к которой он адресуется. В аудитории взрослых, здоровых психически людей, для которых не только собственная, но и чужая жизнь является высшей ценностью, риторическое применение аргумента к смерти, как свидетельствует опыт, обычно достигает своей цели. Следует заметить, что психически здоровый человек, применяющий аргумент к смерти, при этом не рассматривает свою аудиторию в качестве одинакового с собой по статусу партнера коммуникации, видит в аудитории не разумного субъекта, а объект манипуляции.
Несмотря на то, что аргумент к смерти используется, хотя и с разными целями, в логическом и риторическом дискурсе, его роль и место в человеческой коммуникации в рамках логико-риторических схем анализа и оценки аргументов не раскрывается. В этом можно убедиться, рассмотрев, например, спор двух людей по любому вопросу, в котором одна из сторон вдруг использует такой оборот: о чем тут спорить, ведь все мы смертны и конечны. [12] После этих или аналогичных им слов любой спор обычно заходит в тупик, он либо прекращается, либо переводится в другую плоскость. В приведенном примере уже видна та действительная роль, которую аргумент к смерти играет в человеческой коммуникации, а именно то, что применение данного аргумента блокирует вербальное взаимодействие спорящих или заставляет их перейти из одной онтологии человеческого существования в другую. Может даже показаться, что совершаемый скачок человеческого дискурса из сферы, например, реального в сферу трансреального и т.п. является простым продолжением человеческой коммуникации в других формах, позволяющих преодолеть «стоп-характер» аргумента к смерти. Это и так и не так, ибо в сфере трансреального, положим, религиозного опыта человека имеются свои разновидности аргумента к смерти, которые также блокируют человеческую коммуникацию, но уже в ее религиозной сути. Отношения верующего к еретику, богохульнику, в принципе не отличаются от отношений носителя высокого морального сознания к человеку аморальному. Коммуникации между ними обычно не бывает. Таким образом, аргумент к смерти может являться как хорошей иллюстрацией валидности некоторой логической формы, так и последним аргументом в споре; как риторический прием, повышающим степень убедительности некоторой просьбы, пожелания и т.п., используемым с риторическими целями, так и средством, блокирующим саму возможность человеческой коммуникации.
Добавить комментарий