«Сдвигология» Кручёных, свёрстанная ко времени появления из накопившихся декларативных объяснений в зауми, предваряется искусно деланым изумлением: «Как это ни странно, — заявляет Кручёных, — футуристам, разрушителям по преимуществу, приходится быть на страже стихотворного ремесла и поэтической техники!». Словечко «странно» в устах Кручёных звучит признанием в приёме остранения — в технике имманентной новой литературе критики — и с необходимостью свидетельствует о неизбежности «случая» футуризма.
Согласно Ф. де Соссюру, язык — норма всех проявлений речевой деятельности. Язык синхроничен. Он работает как слаженный механизм трансляции смыслов. Разнясь с языком, речь по своей сути путана. Речь диахронически насыщена — полна «тёмных мест», провалов, ненормативностей. С позиций структурной лингвистики, она существенна только в перспективе выявления структурных элементов-знаков. Однако, эффективно транслирующий означенные смыслы язык не продуктивен. Именно поэтическая речь с её диахронической насыщенностью продуцирует смыслы. Согласно Р. Якобсону, в случае приращения смысла мы имеем уже не только сообщение на языке, но и сообщение о языке, сообщение, в котором интерес переносится на сам язык.
«Заумная Гнига» Кручёных и Алягрова (Якобсона) обескураживает: на неровно резаных листах обойной бумаги разнокалиберные буквы, зачастую не попадающие в разъезжающиеся строки, двоящиеся-троящиеся карточные короли и дамы (иллюстрации О. Розановой). Оставаясь рукодельем — камень резали сами авторы, — Гнига — литографически тиражированное издание, и, как таковое, канон: такие книги не исправляются и не переписываются, ведь всякая неисправность в них — от умения ошибаться, а переписать их можно только перерисовав («Понятно, не обязательно, чтобы речар был бы и писцом книги саморунной, пожалуй, лучше, если бы сей поручил это художнику», — Хлебников и Кручёных, манифест «Буква как таковая»). Разрушение канонов сочетается с канонизацией приёмов разрушения — таково непреложное правило кубистической живописи и футуристической поэтики. Техники деформации обнажаются и включаются в художественное произведение, составляя его содержание.
Гнига расправляется с каноном книги как произведения печатно-графического ремесла. Кручёных фиксирует вновь образуемый канон графически (сдвиг в графической композиции слов), Якобсон же останавливается на экспериментации с языком: «мзглыбжвую йихъяньдрью…». Язык Гниги — сдвиговой язык, заумь: «в нём части искрошенных миров» (Кручёных). Сдвиг крошит мир, заставляя слова порывать с устоявшимися значениями: слово перестаёт «значить» тот или иной предмет. Тем самым оно само распредмечивается. Слово как таковое — это слово, сдвинутое в своём предназначении. Оно более не предназначено для ранее означенного, равно [26] как и для предмета вообще. Слово назначено слову, и никто не может распоряжаться словами, но лишь принадлежать происходящему в претворённом и свершающемся языке.
Согласно Якобсону, футуризм определяется усложнённым восприятием произведения: »восприятия, множась, механизируются, предметы, не воспринимаясь, принимаются на веру«, — что означает распредмечивание произведения искусства и втягивание самого экспериментатора в существо эксперимента. Чем изощрённее техника языковой экспериментации, тем полнее речар-заумник оказывается сращён с машиной зауми. «Где, казалось, проскок сознания — там вскрывается сдвиг, тайная творческая работа, выдающая подчас многие секреты авторов» (Кручёных). Однако, речь идёт не столько об обнажении «авторских приёмов», сколько о деформации самих «авторов», Заумный язык с его техникой визуального и фонетического распредмечивания ставит футуриста в зависимость от его голоса, слуха и зрения, предельно их обостряя, а настойчиво декларируемая «моментальность» («заумь — самое краткое искусство…», — речёт Кручёных в «Декларации заумного языка») рушит все пороги восприятия, и заумник отдаётся во власть бесконечно продуктивной машины аффектов. Фактура слова — его лёгкость и тяжесть, грубость и гладкость, резкость и плавность, замедленность и ускоренность, его графическая форма, размер, цвет и т.д. — сплавленная с техникой выделки слов зау, интенсифицирует аффективное тело.
«Заумь — самое всеобщее искусство…» (Кручёных). Публичные выступления — »завершение и разврат поэзии«. Поэт-заумник изменяет музе с толпой и делается оратором. Он речетворец и ритор, его дело — декламация деклараций. Декларации Кручёных — интенсивная языковая патология, заряды пафоса, доставляемые средствами зауми. «Взорваль!» — и в топке скандала плавятся прежние формы, мелькают тела-аффекты, точнее — единое тело-аффект: оно безлично. Футурист Кручёных речёт декларации. Он также публикует их листовками. — Дело Гутенберга служит делу аффектации масс. Печатный станок оказывается только одним из устройств языковой машинерии, — факт, уже не мыслимый без совращения языка футуристической заумью Гниги.
Добавить комментарий