Социальный кризис и проблемы теории действия

[178]

1. Повседневные социальные практики упорядочены посредством совокупности признанных норм и ценностей, правил [179] и ролей и т.п. Отношения, устанавливаемые действием, могут поддерживать этот символический фон, актуализируя установленные системы ориентаций, или могут вступать с ними в противоречие. Фоновое согласие, обеспечивающее рутинное нормативное регулирование жизненного мира, определяется системой приобретенных диспозиций действия, являющейся, с одной стороны, продуктом исторических условий, а с другой — интернализированной сознанием действующих лиц («хабитус» по терминологии П. Бурдье). Нормативно оформленному жизненному миру соответствует репродуктивный тип знания, определяемый в поздних работах Л. Витгенштейна как способность продолжать действие в контекстах различных форм жизни.

2. Социальный кризис, связанный с проблематизацией перскриптивного содержания норм, приводит к необходимости постановки под вопрос практических очевидностей с точки зрения тематизирующе-рефлексивной установки, ориентированной на трансцендирование жизненных контекстов (то есть, на справедливое — не искаженное партикуляризмом — решение конфликта интересов) и на дискурсивное формирование воли при неограниченном использовании аргументативного разума. Хотя фактически любое действие имеет сложную структуру отнесения, методологическим следует считать действие, осуществляющееся на фоне позитивного (в гегелевском смысле — как фактически наличного, не проясненного свободным применением разума) порядка, задающего практически достаточную рациональность данной жизненной формы, от предельного случая кризисного социального действия, направленного на поиск и анализ новых целей и на достижение согласия по поводу нормативных границ.

3. Подход к решению эпистемологических и практических проблем с позиции человеческой речи предполагает введение понятия диалогической мета-рациональности, значимого для любого символического мира и любого типа действия. Это понятие определяется в терминах универсальных прагматических условий дискурса, в котором осуществляется разрыв с повседневным контекстом взаимодействий и попытка прийти к рационально мотивированному согласию по поводу проблематизированных характеристик социальной реальности. Тем самым проводится различие между культурно детерминированными рациональностями социальных групп, [180] представляющими собой системы правил, регулирующих целесообразную деятельность в пределах различных форм жизни, и мета — рациональностями как совокупностью условий для самой возможности диалога. Эти универсалии диалога не связаны с контингентными особенностями партикулярных действий и институтов, предоставляя участникам коммуникации пространство для не обусловленной контекстуально публичной рефлексии.

4. Интерсубъективные интересы, направляющие рефлексию, сохраняют более или менее опосредованную связь теоретического и практического разума с системами действия. Практическое вопрошание предполагает истину в расширенном смысле слова; нормативное соответствие, так же как и истина, подлежит аргументированному оправданию. В интерактивном использовании речи предполагаемые отношения и их нормативное подкрепление артикулируются в регулятивных речевых актах. В повседневном контексте действия проблемы нормативного соответствия могут быть решены посредством указания на релевантные нормы, прояснения непонимания в отношении принятых конвенций, оправдания действия в существующих нормативных границах. Однако, в том случае если в кризисной ситуации под вопросом оказывается легитимность самих норм, возникает необходимость критической дискуссии, направляемой идеей рационального согласия (это единственная разумная альтернатива использованию внекоммуникативных, насильственных средств).

5. На исходном уровне вопрос о правильности действия решается апелляцией к общей норме или принципу действия, устанавливающих связь между предложенными основаниями и проблематизированным действием. Переход на следующий уровень радикализации осуществляется тогда, когда фактическая признанность норм перестает быть значимой, принимая гипотетический характер. Проблематизация норм в кризисных ситуациях имеет отношение к проблеме удовлетворения общезначимых потребностей. Как интерсубъективно закрепленные взаимные ожидания действия, нормы регулируют легитимные возможности удовлетворения потребностей. Таким образом, предметом согласия в практическом дискурсе является оправдание предлагаемых способов регуляции таких возможностей. Очевидно, что отношение между дескриптивными предложениями о последствиях принятия норм для сферы действия [181] и нормативными предложениями не может быть дедуктивным, поскольку здесь мы имеем дело с прагматической модальностью убедительности, а не с логической модальностью необходимости. Опосредующую функцию выполняет принцип универсализации, согласно которому приемлемы только те нормы, которые могут найти общее признание в сфере их применения (Ю. Хабермас). Аргументированное достижение согласия есть ни что иное как процедура осуществления универсализации.

6. Для критиков этики дискурса принадлежность к субстанции социокультурных форм жизни является основанием для сомнения в рациональности аргументированного процесса (то есть, в достижении с его помощью критически-рефлекторного движения смысла, которое принципиально отличалось бы от риторического убеждения и, следовательно, для отрицания возможности абстрагироваться от ситуации конкретно-исторического сообщества, базовые правила жизни которого представляют собой результат исторически случайного процесса. Однако, апелляция к «глубоко осевшей» достоверности повседневного жизненного мира как к горизонту не рационализированных стереотипов понимания и действия, который, как предполагается, лишает силы критическую рефлексию, направленную на справедливое (не ограниченное случайными предрасположениями) разрешение конфликтов, может быть отклонена в виду того обстоятельства, что принципы аргументативного разума имеют значение не только для критических дискуссий. Но и для любых человеческих действий и речевых актов, которые содержат притязания на рациональную приемлемость (что является необходимым условием их интеллигибельности) и могут, следовательно, рассматриваться как потенциальные аргументы. Иначе говоря, в любых своих действиях и речевых актах личности являются потенциальными участниками свободного диалога. Это означает, что моральные принципы этики дискурса как программы ненасильственного достижения согласия в кризисных ситуациях не релятивизируются на фоне достоверностей жизни конкретно-исторических сообществ. На наиболее радикальном уровне практической рефлексии обнаруживается связь между теоретическим и практическим разумом: в то время как критика знаний требует тематизации квази-трансцендентальной роли социальных интересов, критика практического сознания [182] прослеживает зависимость направления воли от интерсубъективных структур рациональности. Следовательно, можно сказать, что теоретический и практический разум являются моментами единой аргументативной мета-рациональности, функционирование которой в коммуникативном сообществе обеспечивает развитие рациональной воли и разрешение кризисных ситуаций.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий