В гуманитарных науках конца ХХ века язык, искусство, наука, философия считаются формами символического бытия. По мере исторического развития человечество расширяло границы своей символической деятельности, которая стала как бы его второй природой. Сначала в творчестве немецких романтиков, а затем в философии Э. Кассирера понятия символ, символическая форма приобрели философский смысл.
Важнейшим элементом символического мира является язык. Ричард Рорти выделяет в истории философии 3 периода: античность, когда философы объясняли вещи и отношения между вещами, Новое время- оперирование идеями, и современность, когда вещи и идеи сменились словами. Вместо поиска истины, проникновения в сущность занятием философии стал обмен мнениями, нескончаемый дискурс.
«Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек», — говорит О. Марквард. Язык — всеобъемлющая форма человеческого опыта. Задача [83] гуманитарного мышления заключается в обобщении и расшифровке этого опыта. Рорти трактует философию как голос в разговоре человечества, картину всеобщей связи, посредницу во взаимопонимании людей. Человек реализует себя в языке и творит себя как некий текст. Герменевтическая традиция в современной философии утверждает зависимость интерпретаций текста любого культурного феномена от позиции толкователя или от социокультурной ситуации (контекста).
В современном искусстве «цитатность» является общепринятым явлением. Произведение может быть соткано из фрагментов самых разнообразных стилей, кусков старинных и современных, материала утонченно-элитарного и массового, фольклорного-единственное требование: эта компиляция должна быть талантлива, оригинальна, «под яичницей должен гореть огонь». То же относится и к научным дисциплинам: их контуры размыты, отсутствует системность. Слова М. Бахтина о том, что культура рождается на границах, как нельзя лучше характеризуют ситуацию конца ХХ века.
Возможно, период «слов» в истории философии и искусства стал необходим для переосмысления накопленного интеллектуального и художественного богатства. Идеи и образы материализовались в стереотипы и шлифуются в постоянном дискурсе. Искусство — осознанный выбор стереотипов, как любят повторять защитники и изготовители кича, приемы которого выйдя за рамки масссовой культуры, приобретают статус искусства.
Очевидно, требуется какой-то период узаконенной компиляции, для того, чтобы обширное поле, исхоженное вдоль и поперек, оказалось способным рождать принципиально новое. Видимо, тайный смысл всеобщей цитатности заключен в стремлении проинвентаризировать, переосмыслить и даже скорректировать ценности.
Вавилонское смешение языков создает ситуацию антинормативности, (как когда-то романтики страстно выступали против ретроградов классицизма). В этом тоже виден некий эвристический смысл нашей парадоксальной эпохи. Отказ от рационализма, догматизма, отрицание авторитета оживляют восприятие, получающее новый импульс от бессознательного. Затертые уже идеи психоанализа о проявлении подавленных эмоций находят некое подтверждение.
Противоречия, всегда считавшиеся неразрешимыми (в том числе социальные, конфессиональные, межэтнические), приобретая новое имя, имеют надежду на разрешение. Если продолжить аналогию с инициацией, то острые проблемы, «проклятые» вопросы, накопленные цивилизацией, подвергаясь переименованию, входят в иное состояние, утрачивают привычный фетишизм. Возникает то, что американцы одобрительно называют «свежий взгляд на вещи».
[84]
Жесткая альтернативность — свойство подростков, переходя во взрослое состояние, т.е. пройдя инициацию, человек обретает терпимость, новый взгляд на мир. Если когда-то ницшеанская переоценка ценностей (как ее понимали его «последователи») имела в виду изменение языка, т.е. требовала «нового порядка», то теперь смешение языков, отказ от привычных догм должно привести к смягчению противоречий или даже к их разрешению.
Отвечая своим оппонентам, Франсуа Лиотар утверждает, что истина плюралистична. Стремление к целостности, свойственное эпохе Просвещения (или модерна), устраняет случайность, важнейшую жизненную характеристику. Самые высокие человеческие порывы: в науке, в искусстве, в общении — непредсказуемы и подчиняются принципу вероятности. Вероятность — мера превращения возможности в действительность. Определение или вычисление этой меры ведет к остановке в развитии или к разрушению.
Интеллектуальный опыт философов конца ХХ века можно оценивать по-разному. Однако утверждение многоязычия, многоголосия в мире, оставляет надежду на будущий выбор, на поиск нового языка в системе культурных форм.
Комментарии
О многоязычии в искусстве и философии
текст ужасен, хуже ещё не было
Добавить комментарий