Нечто преамбулоподобное. Начать, пожалуй, следовало бы с очевидного — с того, что живут на Земле люди очень несхожих мироощущений. Едва ли не острей всего контрасты выявляются в сфере религиозных установок, и именно в наши дни (начало третьего тысячелетия!) мы видим, как утверждение религиозных смыслов ведёт в абсурд войны. Конечно, конфликты подспудных интересов, переплетение страстей, инерция животного начала — всё в человеческом мире гораздо сложней, нежели представлялось когда-то гуманистам-просветителям, но заявлять, будто человек абсолютно иррациональное существо, было бы глубочайшей несправедливостью даже по отношению к мудрости природы. Вдобавок энергетика на- [101]
силия нынче столь устрашающа, что всякая попытка смягчить мировоззренческие распри (пусть и репликой типа: «Ребята, давайте жить дружно!») безусловно, вправе рассчитывать на внимание. Итак, материалом к теперешним размышлениям стали, прежде всего, занятия, которые на протяжении ряда лет я провожу со студентами Российского Государственного Педагогического университета.
Часть основная. Современная культура, и этот факт вынуждены констатировать самые ярые противники религии, пронизана токами религиозности. Среди свидетельств этого — летучие фразеологизмы родом из Библии, многие наши обычаи, представления, надежды, страхи, наконец имена. Часто ли мы, русские задумываемся над тем, что Иван да Марья — не что иное как ветхозаветные Иоанн и Мариам? Или о том, что наречие «спасибо» равнозначно выражениям «спаси Бог», «награди тебя Бог»? В подобных условиях жить по-атеистически-неосмысленно, гоня от себя мысли о религии, примерно то же, что жить в чужой стране и не знать её языка. Это может позволить себе лишь тот, кто принимает на себя роль изгоя или оккупанта. И то, и другое не только малосимпатично, но и малоконструктивно. Вопрос не в том, чтобы обратить всех в ту или иную веру, а в том, как верующим и неверующим понять друг друга. Для начала — как неверующим отыскать в религии те мысли, с которыми они готовы солидаризироваться. Отправными моментами для подобного уважительного всматривания естественно было бы избрать самые ключевые, «программные» тексты, наподобие Заповедей Моисея и Нагорной проповеди Христа.
Если кратко пересказать смысл Десяти заповедей, то он будет выглядеть примерно так: «Веруй в единого Бога. Не сотвори себе кумира. Не упоминай имени Бога всуе. Соблюдай день субботний. Почитай отца и мать. Не убивай. Не нарушай супружеской верности. Не воруй. Не оговаривай близкого. Не завидуй».
Общим местом стало признание того, что первые четыре заповеди носят вне нравственный характер, подчиняют человека Богу. А стало быть, какой смысл говорить о них с неверующим человеком? Он изначально скажет: «Оставьте меня в покое. Не втравливайте в свои заблуждения». Хорошо ещё, если не более резко выскажется. Но не будем торопиться с выводами. Вдумаемся в каждую из приведённых заповедей поочерёдно. Так, если присмотреться к тому значению, которое имела заповедь №1 для современников Моисея, оказывается, [102]
она заменяла многобожие, скрыто таящее в себе зёрна разноголосицы, почитанием единого божества. Если мы припомним более точную формулировку первой заповеди, то там есть слова: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли египетской, из дома рабства». Стало быть, речь в заповеди идёт о том, что этот единственный настоящий Бог реально показал свою силу. Вместо многочисленных, рассоривающих божеств Моисей выдвинул идею единого, мощного всесовершенного божества. Кто мешает нам признать, что аналогично объединяющей миссии предложенного Моисеем Бога может выступать любая реально значимая объединяющая ценность, идея? На худой конец это может быть идея общей угрозы (сибирской язвы, СПИДа, наркомафии, мирового терроризма, инопланетной интервенции). Заповедь №2 запрещает поклоняться кумирам. Понятно, что по Моисею речь шла исключительно о языческих идолах-божках. Но разве не напрашивается тут очевидная параллель — поклоняясь своим эстрадным, политическим и тому подобным кумирам, люди нередко теряют голову, тогда как при первом разочаровании готовы обратить любовь в ненависть. Логика богословская вполне вяжется с внерелигиозной логикой. Поклонение — дикость. Не зря Платон рассуждения о том, будто нужно «угождать людям достойным» (выделено мною — А.З.), приписал в «Пире» вовсе не Сократу, а персонажу второстепенному, куда более наивному — Павсанию. Поклонение, угодливость, раболепие могут приносить радость лишь мелким душонкам, но не Богу и не Человеку.
Третья заповедь «Не произноси имени Господа, Бога твоего напрасно» — у Моисея звучит вкупе с грозным предупреждением: «ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно». Попробуем отвлечься от аргументации, адресованной конкретным людям конкретного времени (какой ещё язык, кроме угроз, был бы воспринят полудикими представителями древнего народа, измученного тяжкими испытаниями!). Попробуем отвлечься и от внутрирелигиозных предположений, что Бог обидится на частое упоминание или что когда один человек зовёт Его по какому-то пустячному поводу, тем временем кто-то другой реально нуждающийся останется без Божьей помощи. Если Бог, всесильный Бог существует, то у Него хватит и терпения, и внимания на всех, в том числе не очень умных, людишек. Вопрос в другом. Даже неверующий человек легко поймёт, что есть такие вещи, ценности, мечты, о которых не [103]
принято распространяться, кричать на всех углах. Когда заветное перестаёт быть заветным, разрушению подвергается сам человек.
Четвёртая заповедь, призывает соблюдать специальный молитвенный день (мы помним, что у древних седьмым днём считалась суббота, у христиан её функцию взяло воскресенье, а мусульмане таким днём сделали пятницу). Опять-таки речь не о собственно молитвенном наполнении дня, а о возможности для неверующего найти в этой заповеди нечто созвучное. Я часто ссылаюсь на такое простенькое наблюдение. Когда обычная гусеница ползёт по листочку, она время от времени приподымает головку и «озирается», пытаясь на свой манер «осмысленно» вписаться в мир. Человеку уж тем более пристало иногда «останавливаться», озираться, вдумываться в то, чем он живёт, куда стремится, с кем и как общается. И если молитвенный смысл субботы разделяется, утверждается далеко не всеми даже верующими людьми, то совет жить не только по инерции (по привычкам, побуждениям или слепому подражанию) — такой совет наверняка дойдёт до ушей и язычника и атеиста.
Заповеди с пятой по десятую трактуют обязанности человека по отношению к себе подобным. Вряд ли имеет смысл дискутировать относительно необходимости заботиться о родителях, подаривших нам жизнь — даже драматичные исключения (безжалостные и беспечные предки, лишаемые законом родительских прав, разочарованные неудачники, готовые обижаться на тех, кто их призвал к жизни) не могут поколебать общего принципа. И, кстати, аргументация для верующих и неверующих здесь сегодня требуется несколько иная, не как во времена Моисея. Там было сказано: «Почитай отца твоего и мать твою, [чтобы тебе было хорошо и] чтобы продлились дни твои на земле». То есть верующим предлагалось заботиться о родителях за награду. Однажды на занятии во время обсуждения заповедей, когда мы дошли до пятой, от одной из студенток я услышал пронзительное: «Андрей Евгеньевич, мне неловко об этом говорить — я глубоко верующий человек — но Моисей говорит с нами языком шантажа!». Действительно, современные люди способны рассуждать на эту тему в совершенно ином ключе — с точки зрения благодарности, признательности, заботы, сострадания. А не только ради накопленного родителями опыта или в расчёте на небесную награду.
Наша жизнь несопоставимо сложней, чем жизнь современников Моисея, и тем не менее запрет на убийство (заповедь №6) воспринимается достаточно однозначно — его правоту принимают даже [104]
профессиональные убийцы, запрашивающие за своё жестокое ремесло всё более высокие цены.
Заповеди седьмая и восьмая, сколь бы свободных нравов ни придерживались их истолкователи, явно указывают на необходимость уважать чужую семью и чужую собственность. А девятая — на необходимость уважать чужое достоинство. Как-то само собой предполагается, что свою семью, своё имущество и своё имя человек естественно уважает. Пожалуй, здесь мы сталкиваемся со своего рода нравственными аксиомами.
В десятой заповеди Моисеем перечислены конкретные объекты, способные распалить нездоровые чувства завистливого человека: дом, жена, [поле], раб, рабыня, вол, осёл, — в наши дни к ним можно было бы прибавить дачу, машину, телевизор… Но главная мысль очевидна и убедительна как для верующего, так и для неверующего: зависть способна довести и до воровства, и до прелюбодеяния, и до убийства. Это очень опасное состояние, и лишь в строго ограниченных законом рамках и окультуренных формах оно способно служить человеку и человечеству.
Таким образом, в тексте, возникшем более трёх тысяч лет тому назад, современные люди религиозной и иррелигиозной ориентации вполне могут отыскать объединяющие смыслы.
Теперь обратимся к текстам, исторически более близким, чем Десятословие. К Нагорной проповеди. Вовсе не претендуя на всесторонность и глубину, не мешало бы и здесь обозначить хоть некоторые узловые моменты, где точки зрения верующих и неверующих не могут не совпасть.
Во время устраиваемых на занятиях обсуждений я стараюсь не сталкивать верующих с неверующими, а предлагаю (разделив группу на маленькие коллективчики) обсудить 5 — 7 главы Евангелия от Матфея и отыскать там семь самых убедительных мыслей (в правоте которых верующим легче всего будет убедить неверующих или правоту которых готовы легче всего признать неверующие). Кроме того я прошу найти семь самых утопичных, далёких от нашей жизни призывов. Иногда мы обсуждаем также найденные студентами 7 самых спорных, сомнительных высказываний Христа.
Любопытно, что среди самых бесспорных высказываний, выдвигаемых одним творческим коллективом, нередко оказываются те мысли, которые другими студентами отнесены к сомнительным или [105]
утопичным. Интересно наблюдать, как суждения студентов постепенно становятся всё обдуманней и как комментарий к очередному стиху становится всё взвешенней и разноплановей. Прочтение текста становится всё менее буквальным. В кратком тексте невозможно всесторонне описать проблемы и находки, присущие работе студентов над этой темой. Упомянем лишь некоторые из ключевых мыслей Нагорной проповеди.
Хотя и с оговорками (далеко не всегда «отворят» в наше сложное время), но студенты соглашаются, что «под лежачий камень вода не течёт».
Здесь студенты, как правило, говорят: нет комментариев — и так всё ясно. К этой мысли, впрочем, мы ещё вернёмся особо.
[106]
Как правило, в разряд утопичных попадает пара стихов: 5:38 — 5:39. Вы слышали, что сказано: «око за око, и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую.
После дополнительных расспросов (Как вы считаете, в те времена левшей было больше, чем теперь? То есть, удар в правую щёку — это не просто удар, а удар-оскорбление. Так на что же рассчитывал Христос? Почему люди, окружавшие Его, в этом месте проповеди не замахали руками и не разошлись? Слышали ли вы, что в среде хищников борьба, как правило, не доходит до убийства, а в переломный момент схватки слабый принимает «позу покорности», и сильный — тормозит, не приканчивает его. Неужели люди хуже, слабее хищников?) — точка зрения сдвигается. Призыв уже не воспринимается как абсурдный, а напротив, выглядит единственно точным советом, как избежать взаимо истребления. Фактически каждый стих Нагорной проповеди достоин углублённого разбора, и часто вызывает оживлённые споры. Но вряд ли будет серьёзным преувеличением сказать, что каждую фразу, даже если в ней упоминается Бог, можно прочесть таким образом, что смысл её не будет сталкивать лбами верующих и неверующих. Например, 5:48. Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный. Буквоедски читая эту фразу, легче всего сразу заявить: никто на свете не может быть совершенным, тем более — совершенным, как Бог. Но такая банальная констатация нисколько не колеблет нашей общей уверенности, что совершенствоваться — надо. То есть искомый объединительный смысл и в этом случае оказывается найден.
Близким образом ведётся со студентами и анализ текста «Домостроя». Когда начинается занятие, слушатели (ознакомившиеся дома с книгой) горят желанием оспорить жестокие советы Сильвестра, защи- [107]
тить бесправную женщину, заступиться за детей, слуг, ограничить в правах самодержца-папашу. Но тут я поручаю группам вжиться в роли: кому родителей, кому детей, кому-то мужа, кому-то жены, господина или слуги. А затем, после кратких групповых самохарактеристик — что надо было делать, чего нельзя было делать представителям каждой роли, — мы не только спрашиваем о несогласиях с книгой, но и выясняем аргументы, которыми Сильвестр подкреплял свои рекомендации. Так, выходит, что отец был вовсе не самодур, а великий труженик, на котором весь дом держался. Родители действительно несли полную ответственность за детей — перед совестью, перед молвой, перед Богом. Детей учили всему, что умели-знали сами. Да и все дела слуг были им хорошо знакомы. И скорее не к детям отношение было, как к слугам, а напротив, к слугам господа относились, как к детям. «Господин» не лежал на печи, а сам подавал пример трудолюбия, рачительности.
В конце занятия я обычно прошу студентов составить краткие (7 качеств) портреты выделенных во время обсуждения ролей, а также обобщённый портрет тогдашнего русского человека (безотносительно к полу, возрасту, социальному положению). И тут опять забываются различия между верующими и неверующими. Все дружно называют трудолюбие, бережливость, уважительность, набожность, скромность, строгость, честность, доброту, аккуратность, рассудительность и тому подобное. Тем бесспорней оказывается вывод о том, что Сильвестр призывал не к жестокости, не к самолюбованию, а к в высшей степени благородным культурным ценностям. И о том, что нам есть чем гордиться и чему учиться, читая древних.
Послесловие. Обещанное возвращение к стиху 7:12 (Мф) В этом стихе приводится один из вариантов формулировки так называемого «золотого правила морали». Наиболее обобщённый вариант этого правила звучит, как повелось с середины первого тысячелетия до нашей эры, так: «(Не) поступай по отношению к другим так, как ты (не) хотел бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе». Не только студенты считают, что эта формула не нуждается в комментариях. В авторитетном издании, написанном А.А. Гусейновым и Р.Г. Апресяном и рекомендованном в качестве учебника для вузов (Этика. М.: Гардарика,1998), это правило преподносится как высший пик, на который сумела взойти человеческая мораль. Хотелось бы высказать свои суждения по данному поводу. Действительно, в то время, когда Золотое правило возникло, оно означало решительный прорыв из дикости, от жиз-- [108]
ни родовой, толпóвой (~ вендетта, когда за проступки одного расплачивается община, род) — к персональной ответственности человека за свои дела. Ключевое слово в этом великом правиле — «поступай», то есть неси ответственность за свой выбор. Не жди, что тебя прикроют родичи-соседи. Но не наивно ли полагать, что призыв к тому, как надо себя вести в человеческом сообществе, должен и спустя две с лишним тысячи лет сохраняться в неизменном виде! Разве мы не изменились по сравнению с соплеменниками Моисея или с современниками Христа! Наверное, не обязательно нужно учиться в вузе, чтобы понимать: описываемое правило основывается на принципе взаимности и на механизме психологической проекции. Но часто ли в нашей жизни ожидания мои и соседа (соседки, родственника, родственницы, незнакомого встречного человека) совпадают?! Вправе ли человек экстраполировать свои установки на других людей? Своим студентам я иногда предлагаю осмыслить такую ситуацию: идёт по улице обворожительная барышня. А навстречу ей тип наподобие меня. И вот ему в голову приходит мысль: «Как бы хорошо, если б эта незнакомка меня поцеловала!» И ведь что он должен делать, следуя золотому правилу? — подойти к незнакомке и чмокнуть её в щёку! Но разве каждая незнакомка будет рада этаким действиям!…
Надо уметь не просто отвечать за себя или уравнивать себя с другими. Нужно предугадывать то, чего ОНИ ждут от тебя. Словом, рискну предложить уточнённую формулу золотого правила морали, которая, конечно же не может быть панацеей и не в силах избавить нас от дураков, циников, фанатиков и прочих несимпатичных субъектов. Но уж вектор гуманности она обозначает лучше, нежели выше цитированный вариант. Итак: «Совершенствуй себя заботься о близких, считайся с окружающими».
Добавить комментарий