Утешительные письма

• Письма утешительные
• Сообщение другу известия о кончине отца, о наследстве после его, отлучке своей и проч.
• От одного отца к своему другу о смерти собственного сына, который во время жизни не малую причинил ему печаль
• Ответ
• Утешение жене о кончине ее мужа
• Ответ
• Утешение во всякой печали
• К одной госпоже, которой брат убит на сражении
• Уведомление о смерти дочери
• Ответ
• Надобно всегда быть готовым к смерти

Очевидно, что следование традиции — самый простой способ поведения, не требующий интеллектуальных усилий и мучительных колебаний. Более того, для значительной части общества это единственная возможность сделать оптимальный выбор в эпохи «ниспровержений», «смены вех» и «революционных потрясений» одна традиция меняется на другую, однако установка на традиционное поведение (на «новую» традицию) остается неизменной. Впрочем, [78] это касается лишь тех сфер, которые новая идеология «принимает» включает в свою систему ценностей. В противном случае она не только осуждает традицию, но и само традиционное поведение.

Так случилось с некоторыми этикетными и этическими нормами, которые оказались «лишними» в обществе, отвернувшимся от неразрешимых проблем. Одной из них стала проблема смерти, которая была почти полностью исключена из обсуждения и осмысления. Причины этого довольно очевидны: предписанный в качестве нормы мироощущения оптимизма, трансцендентный характер самого феномена смерти, связь смерти с религиозным обрядом. Результатом этого явилась утрата старых культурных форм освоения события смерти и отсутствие «новых», которые могли бы более гармонично сочетаться с особенностями современного мироощущения и образа жизни.

Молчание, ставшее отныне сопровождать смерть, сделало ее явлением более трагичным, ибо соединило Смерть и Одиночество. Культура сочувствования утрачивалась, и общество «немело», не находя слов для выражения преисполнявших его чувств. Не умели воспевать смерть героическую и оплакивать смерть мученическую, но смерть, лишенная этого флера, оказывалась за пределами общественного интереса, что породило проблемы коммуникации.

В XVIII и XIX веках в затруднительных ситуациях, связанных с общением, на помощь приходили специальные пособия — «письмовники». Они ненавязчиво советовали, как придать надлежащую форму своим эмоциям и выразить их в принятой для культуры форме. Письмовники содержали в себе образцы самых разнообразных посланий: «известительных», «совет подающих», «обличительных», «повелительных», «рекомендательных», «жалобу содержащих», «выговорных», «издевочных», «любовных», «нравоучительных», «коммерческих». Особое место занимали «утешительные» письма, которые посылали для оказания моральной поддержки люди, которые потеряли близких или переживающим какое-нибудь горе.

«Утешительные письма» отличал особый «сентиментальный» стиль, в них «сердце должно быть тронуто и говорить одно без помощи разума». В таком письме недопустим блеск интеллекта или этикетные излишества. Оно преисполнено сочувствия и желания об [79] легчить страдания ближнего. Конечно, образцы эпистолярного стиля XVIII-XIX вв. кажутся современному читателю наивными, несколько претенциозными и вряд ли могут служить для него эталоном. Знакомство с этими текстами, скорее повод задуматься о возможностях и традициях внеконфессионального утешения, настоятельная потребность в этом.

Ниже приводятся фрагменты одного из наиболее популярных изданий конца XVIII в. (Всеобщий секретарь, или новый полный письмовник. В 2-х ч. М. Тип. А. Решетникова, 1793). Тексты публикуются в соответствии с нормами современной орфографии.

В сем-то роде писем сердце должно быть тронуто и говорить одно, без помощи разума. В см случае должны мы называть себя не столько умными, сколько чувствительными. Надобно избирать выражения самые нежные и естественные и отметать все те мысли, в коих видим блеск и нечто отборное.

От всякого благопристойного приветствия можно себя уволить, кроме сего, да и нет похвалительнейшего обыкновения, как утешать друг друга в печалях. Судьба толико наносит нам несчастий, что бесчеловечно мы бы поступили, естьли бы не подавали взаимно один другому таковых облегчений. Когда особа, к которой мы пишем, с излишеством предается чувствию печали своей, то вместо того, что б вдруг удержать первые оной слезы, должны мы смешивать свои; поговорим о достоинстве друга или сородника скончавшегося, потом представим, что в его смерти нет ничего чрезвычайного. Приведем важнейшие примеры, о которых печалящийся уже слыхал. А особливо представим оставшихся еще других знаменитых его сродников, дабы тем удовлетворить его честолюбию.

Ежели пишем к особам, отличившим себя в мужестве и просвещении, то можно изъясняться гораздо отважнее, и представим им, что они не поддерживают своего характера, печаляся столь [80] неумеренно. Можно показать, что не праведно было требовать от закона, определившего всех на смерть, в угодность кому какого-нибудь исключения, которого и самые сильнейшие в свете не удостоились.

В сем-то роде писем можно употребить черты нравоучения и благочестивых чувствований, смотря по возрасту, нравам и состоянию пишущего, к кому пишут. Но когда мы пишем к таким особам, кои должны более радоваться, нежели печалится о чьей-то смерти, то лучше оставить столь живые представления. Признаюсь, что не позволено приноравливаться к тайным чувствованиям их сердца откровенным образом: благопристойность это запрещает; благоразумие требует в таковых случаях и распространятся и оставлять великие соболезнования. В других случаях можно пространнее говорить о бедствиях, неразделенных с человеческим состоянием. Вообще сказать: всяк из нас каких несчастий не претерпевает в жизни сей? Неимущество заставляет трудиться от утра до вечера; богатство ввергает в крайние мучения и беспокойство всех хотящих собрать и сохранить оное. И нет ничего обыкновеннее, как видеть лиющиеся слезы о смерти сродника или приятеля <…>

Друг мой!
Есльли не оскудение вашего ко мне благоприятства причиною толь долговременного молчания, то, конечно, крайняя недосужность и хлопоты по делу… Жаль мне чрезмерно, что не скоро с вами увижусь. Я полетел бы к вам в сию минуту, но судьбе угодно было назначить мне путь в Н… для оплакивания кончины отца моего и получения наследства. — Не оставьте утешить меня письмом своим, и буде возможно приезжайте поскорее сюда для большей и чувствительной моей отрады, а я надеюсь возвратиться непременно в половине будущего месяца. Впрочем, желая вам всех благ, соединенных с исполнением ваших желаний, остаюсь навсегда,
вашим верным другом и усердным слугою. <…>
[81]

Друг мой!
Я лишился сына, коего дурное поведение столь часто принуждало меня жаловаться и печалиться. Однако, с самого того времени, как мне отписано, что он убит, столько печалюсь, что не могу утешиться. Столько-то несчастна моя участь! В жизни своей наносил он мне печаль, да и по смерти не менее
Друг твой

Ответ

Друг мой!

Отец есть всегда отец, он не может избавить себя он чувствий природы: и когда мы лишаемся детей, коих по-видимому не любили, то смерть доказывает, что действительно любим их. И были бы достойны сожаления, естьли б у вас никого не осталось, но у вас есть и другие, гораздо разумнейшие, в оких всегда можете находить утешение. Я с истинным почтением пребуду навсегда.
Друг твой <…>

Государыня моя!

Не для того, чтобы унять вас от вашего сетования, имею честь писать к вам письмо сие, ибо печаль ваша весьма правильна, но чтоб предложить вам мои услуги, и все то, что от меня зависит, или лучше сказать, чтоб обще с вами оплакивать кончину любезного супруга вашего. Он мне был друг и доказал дружбу свою бесчисленными благодеяниями. Рассудите ж, государыня, не имею ли причины жалеть об нем и приобщить слезы мои к слезам вашим общей нашей печали. Ничто не может утешить мою прискорбность кроме совершенной покорности Божией воле. Одобряет же меня и христианская его кончина, уверяя о блаженстве души его, а благочестие ваше подает мне надежду, что и вы будете моего мне- [82] ния. И хотя ваше с тем разлучение жестоко, однако надлежит утешаться небесным его благополучием и предпочитать оное здешнему своему маловременному удовольствию. Почтите его вечным содержанием в памяти вашей, воображая его достоинства и любовь, которую он имел к вам в своей жизни. Веселите себя воспитанием детей ваших, в коих вы его ожившего видите.
Естьли ж иногда и слезу по нем пролить случится, то верьте, что и я вместе с вами об нем плачу, да и все честные люди жалость свою с вашею сообщают, между которыми он приобрел себе любовь и почтение, так что он в памяти их никогда не умрет, а наипаче в моей; потому что я с особливым усердием и почтением,
государыня моя!
ваш.

Ответ

Государь мой!
Счастлив, кто может получить утешение в такой печали, какова моя; должно считать то за великое добро, а особливо от тех великодушных, кои берут участие в напасти. Вы меня много одолжили вашим писанием, и я начинаю усматривать, что я не совсем всего лишилась, лишилась своего мужа, потому что остались у меня еще столь сильные человеколюбивые милостивцы, как вы, государь мой! Я почитаю за знак особливой благожелательности обещанные вспоможения ваши; бедная вдова, как я, уже необходимо имеет нужду в защищении и помощи. Прошу всепокорно продолжать ваше наставление и поверить, что я буду стараться заслужить оные и с моим почтением доказать вам, что я,
государь мой!
ваша.[/i]

Государь мой!

Ваша печаль мне так чувствительна, что я неспособным себя вижу утешить вас; я сам в ней людского утешения требую, и сетую вместе с вами, как лишенный всякого способа преодолеть ее: одна только помощь Божия остается на утешения оные, которого
[83]
я прошу, чтоб вас избавил и бал возможность сносить ее жестокость. Что ж касается до дружбы моей и верности, то никто с такой точностию ее к вам не хранит как
ваш покорный слуга.

Государыня моя!
Я не сомневаюсь, чтоб печаль ваша была не всеобщая в вашем месте, и что вы, конечно, прослезили весь народ. Ваше сетование так прилипчиво, что и каменносердечный принужден будет плакать, увидя ваши слезы; и хотя б кто не был участником в вашем огорчении. Так жалостные ваши речи всякого сердца тронут; что ж до меня касается, то я лишился лучшего моего друга в вашем брате, и по тому не имею нужды, чтоб вы жалостию своею в слезы меня приводили, которых и без того по любви моей к нему у меня много. Но естьли вы знаете, чем бы наилучше можно почитать любезную мне его память, покорнейше прошу приказать мне, я ничего не пощажу в сем случае, до и буду рад, что я вам послушание сделаю в деле, которого благочестие требует, и могу засвидетельствовать, что я ,
государыня моя!
ваш <…>

Государь мой!

Простите меня, что я долго к вам не отзывался. Несчастие мое тому причиною. Я лишился первородной дочери, оставлявшей самое драгоценнейшее и единственное мое утешение, и с бытием ее исчезли и все мои силы. Я не чувствую более в себе ни к чему способности, и едва могу перенести столь жестокий удар. Живу теперь в деревне и не слышу в стенаниях своих ниоткуда гласа отрады.

Мне надлежит вовсе удалиться от мест, напоминающих то благо, которое некогда исполняло дух мой. Каждый час становится болезнь моя чувствительнее, и я ничего не желаю, как ви- [84] деть скорее ее конец. Я стараюсь успокоить мятущийся свой дух, но не обретаю в себе к тому средств. — Слабость здоровья моего подвергает опасности все мое семейство, и я нахожу принужденным оставить службу, и все сопряженные сонной выгоды за совершенным оскудением нужной к отправлению оной бодрости, и для возобновления сколько можно изнуренных сил моих; почему всепокорнейше прошу В… поручить должность мою другому, а меня от оной уволить.
Естьли я возвращу когда-нибудь ослабевшие свои силы, то за первое удовольствие и непременный долг поставлю искать случая доказать вновь трудами своими ту преданность, на которую так и на бесконечную мою к вам благодарность В…имеет столь великое право, пребывая с истинным высокопочитание и совершенной преданностью,
государь мой!
ваш всепокорнейший

Ответ

Государь мой!

Известясь о кончине вашей дочери и о сетовании, которому вы себя предали, весьма сожалею. Я рад бы подать вам утешение, но не знаю, примите ли вы оное, будучи обременены горестию и опасаюсь, притом, что б не уподобиться тем худым врачам, которые хвалятся искусством своим для чужих болезней, а сами себя исцелить нее могут. Итак, почитаю за нужное только напомнить вам, что нет ни единой скорби, которой бы не смягчало и не измалило время. Я и многие другие были свидетелями равнодушия вашего в счастии, которое доставила вам великую похвалу; докажите же теперь, что вы и злополучие великодушно сносить умеете, дабы товарищи ваши и другие не подумали, что между прочими добродетелями не достает в вас сей одной. Я же с своей стороны, услыша о успокоении вашего духа, не примину уведомить вас обо все до вас принадлежащим, и постараюсь удовлетворить желанию вашему, советуя между тем подумать прилежно, выгоднее ли для вас будет жить в отставке, которая сопровождается нередко большим гораздо беспокойством, нежели служба и подвергать зависимости многих начальств, вместо одного, где способности
[85]
и ревностные труды награждаются с признанием не только почестями, но и личным уважением, каковое сохраняя я к вам, пребуду всегда
вашим усердным и верным слугой…..

Любезный друг!
Поздно нам желать того, чего мы желали; мое вящее попечение, что до меня касается, в том состоит, как бы извлечь себя из страстей своих. — Один день занимает меня вместо всех прочих дней. — Я не почитаю его за последний, однако ж можно чаять, что он таким днем быть может. — Я живу для того, что я не сокрушаюсь как расстаться с жизнию, а помышляю только, как бы умереть честно, то есть умереть без сожаления. Впрочем, я с моею искренностью
ваш…