Исповедь как ступень самопознания человека

Исповедь — определенный вид творчества на границе между философией и искусством, когда объектом рефлексии становится не человек вообще, а личность самого пишущего. Жанры исповедальной словесности широки: от исповеди в собственном смысле слова до автобиографической прозы и философской литературы, в которой вселенское выражается через личное: беседы, размышления, письма. Можно без большой ошибки сказать, что в творчестве почти каждого писателя, поэта или мыслителя можно найти произведения, относящиеся к исповедальному жанру. Мы остановимся здесь на исповеди, в которой показаны не столько значительные вехи во внешней жизни человека, сколько коренные переломы в его внутреннем мире, которые можно назвать рождением души или, вернее, её пробуждением от духовного забвения. Классическим примером такого текста является, как известно, «Исповедь» бл. Августина.

Написание исповеди есть свидетельство и результат важных изменений в жизни человека, в явном виде осознающего то, что предчувствовалось в глубинах его сознания. Всякое творчество есть организация в целое накопленного материала, и каждый согласится с тем, что исповедь пишут для того, чтобы подвести итог прожитому, то есть в многообразии встреч, мыслей и чувствований увидеть смысл пройденного этапа жизни. Эмпирический материал накопленного опыта, организованный в единство творческой волей, позволяет наглядно усмотреть, что жизнь не есть хаотический поток различных состояний, а целенаправленное движение. Написание исповеди есть одновременно и осознание, что направленность и цель жизни задает нечто, лежащее в ее глубине. За внешними проявлениями человек прозревает безмолвно смотрящего Наблюдателя; переставая отождествлять себя с потоком, он становится центром, то есть рождается как временное Существо.

Исповедь — анализ самого себя, попытка увидеть себя со стороны, увидеть же себя со стороны можно лишь заняв место в центре, в недвижимости. Всякий, воплощающий мир в слове, пишущий не для забавы и славы, непременно в конце концов постигает такое естественное и простое, но скрытое от поверхностного взгляда разделение: один — тот, кто наблюдает, другой — тот, кто совершает акты писания, познания, деяния. Об этом и говорили истинные философы и основатели религий: человек внешний есть проявление человека внутреннего, духовного. Поэтому акт написания исповеди может явится и актом воспоминания: ты есть То вневременное и непространственное Я. Кто этого не обнаруживает, всерьез еще не думал о глубинном смысле пути, он находится на поверхности жизни, не пришло его время или не хватило мужества — нырнуть в глубину.

Исповеди пишутся обычно в середине жизни, когда не только накоплен достаточный опыт, но главное — он изжит. Все, что раньше удовлетворяло человека, теперь его тяготит, он не находит на земле того, чего так ждал, и прорывается за пределы земного к миру горнему. Осмысление прошлого есть горькое осознание своих заблуждений и слепоты, ибо сколько раз вместо движения по заданному направлению, человек уходил в сторону, заглушая тихий внутренний голос суетой. Уход в сторону всегда заканчивался безысходным тупиком и страданием, однако с новой силой побуждал искать истинные дороги. Уроки, которые человек учит на земле, это ступени, по которым он восходит. Но самые надежные ступени, как ни парадоксально складываются из ошибок, которые он совершает. Может быть, благодаря своим падениям, человек и приобретает то, что невозможно потерять, за все заплачено сполна.

Осмысление прошлого — это разрыв с ним, отбрасывание не только ошибок, всего тягостного и темного, но и расставание со всем светлым и радостным, так как только оторвавшись от прошлого, можно получить будущее. Исповедь есть катарсис, очищение сознания освобождение пространства для новых накоплений. Поставить точку в конце — начать новый путь и больше не оглядываться назад, чтобы соляным столбом не остаться посередине пылающей земли. Пишущий исповедь остро чувствует проблему времени. Он постепенно осознает, что есть «сейчас», есть настоящее, данный акт написания, например, то есть и прошлое, и будущее, есть всегда, сразу, и ищущий имеет туда ходы. Различие прошлого и будущего состоит в том, что прошлое входит в сознание многообразием наглядно воплощенных картин и оформленных мыслей; будущее содержит еще не проявление мысли и события. Жить во времени — являя потенциально существующее, и жить в вечности — наблюдая эти проявления и сохраняя их в памяти…

Где сохраняется прошлое, где находится будущее? В сознании, но выходящем за границы личного воплощенного «я», в Божественной Монаде человека, которая собирает опыт земных странствий, раскрывая тем самым свое содержание. Человек не просто прохожий, блуждающий в сумрачном лесу, но Путник Великого Пути, приходящий в мир для собирания опыта.

Задача нашего конкретного воплощения актуализировать потенции духовного «Я», то есть воплотить в формах то, что бесформенным семенем лежит в мире причин. Писатель делает это дважды: в мире феноменальном, проживая события в реальности, и в мире мысли, отражая события в слове. Всякий пишущий задает себе мучительный вопрос — зачем писать, зачем жить дважды, пока не понимает, что писательство есть великое делание, ибо слово есть воплощение смысла, а верное, точное слово — воплощение Истины. Оформление опыта в словах и есть его истинное проживание его, ибо мир мысли более реален, чем мир плотный. В последнем все течет и проходит, записанное же сохраняется навсегда. Недаром своей прекрасной исповеди «Жизнь Арсеньева» И. Бунин предпослал слова: «Вещи и дела. аще не написании бывают, тьмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написании же яко одушевлении». При написании теряется полнота мира чувственного, но приобретается прочность и четкость мира ментального. Сущее увековечить, сущее вочеловечить — задача человека на земле, и писатель делает то в словесном материале. Человек становится таким, каким он мыслит себя, какие идеалы себе полагает.

Часто обсуждают вопрос, искренен ли автор исповеди, не возвеличивает ли он себя, не умаляет ли? Ho кто может сравнить, каким был Августин и таким ли он предстает в своей «Исповеди»? Не за тем ли и писал он, чтобы истинного себя узнать, чтобы за хаосом личностных переживаний и множественных однодневных мыслей увидеть внутреннее, непреходящее, найти то, кем он может когда-нибудь стать, завершая свой трудный путь восхождения. Чужие исповеди интересны именно тогда, когда за эмпирической личиной видна высшая Индивидуальность, когда автор выражает всеобщее, волнующее и другого человека, будущего читателя.

Путник великого Пути идет не просто по горизонтали — бессмысленно, зачеркивается само понятие пути, он поднимается вверх, восходит. При восхождении необходима иерархия целей-ценностей. Жизнь имеет смысл, но он различен на каждом отрезке пути. Кроме иерархии ценностей, необходима и высшая цель, нужна не просто руководящая идея, она заложена в Монаде, но воплощенный в образ Идеал. Открывая Себя как Бессмертную сущность, раздвигая границы своего существования, человек неизбежно приходит к идее Божественного и к идеалу Высшего Учителя. Идея Бога воплощает в себе идею Единства всего сущего, Великого Непроявленного и Непостижимого Источника, откуда Монада исходит и в котором имеет свое бытие. Идеал же Учителя воплощается в Личности, завершившей путь земного совершенствования и приходящей на землю ради помощи другим. Спасители, Учителя Мудрости, Они ходили по земле, жили среди нас, несли подвиг Носителей Света в пустыне земной — им благодарение возносится, ибо без Их незримого присутствия, помощи и сострадания не пробуждаются Души Людей!

Исповедь — это воспоминание Людей об Учителе, Небесном Отце, который ведет Душу в ее трудных испытаниях. Блудный сын начинает путь возврата, ибо он вспоминает Дом Отчий и знает, что его там любят и ждут. Отец встретит любого сына, но нужно вернуться победителем, чтобы быть достойным Его любви и надежды. Обретение Бессмертия и Дома в мире ином — вот результат самопознания. Не одинокий бродяга человек на земле, заброшенный в абсурдный мир непонятно зачем, а Сын Божий, уходящий в путешествие. Исповедь — выражение любви к Учителю. Как ярко это у Августина! Многочисленные слова о любви, это не «припадки восхваления бога», как «глубокомысленно» выразился автор учебника по истории древней и средневековой философии, а страстное желание и невозможность земными словами выразить всю безмерность и сокровенность этого чувства. Исповедь — ведь это желание поделиться улучшим, что у тебя есть, а что может быть выше переживания божественной любви?!

Путь самопознания, таким образом, предстает перед нами как путь познания Божественного, когда человек, начиная с интуиции своей беспредельности, переходит к осознанию существования Высшего Мира и Высшего начала в себе, Божественной Монады или Индивидуальности. Бессмертный Дух не восходит и не меняется, Он вечно пребывает как Источник жизни и Тем, что связывает человека с Непостижимым Источником всего сущего. Восходит и меняется Индивидуальность, проявление Духа, которая для раскрытия Его содержания надевает земную личину — личность. И неизбежно приходит убеждение, что одной жизни на земле недостаточно, чтобы развить в себе все потенции Духа и достичь определенной ступени развития на бесконечной лестнице бытия. Как часто смерть прерывает творчество человека на той точке, когда многое не завершено и велики планы на будущее: жизнь была бы абсурдом, если бы мы не могли продолжать прерванное смертью. В надземном мире человек может продолжать свое творчество, но важный опыт по претворению своих идей он получает на земле, при их воплощении в материю плотного существования. Августин отрицает закон перевоплощения, вместо него вносится идея о предсуществовании души, так и неразработанная в позднем христианстве с достаточной ясностью. Однако мы знаем, что об этом законе говорили многие древние мудрецы, он был известен и ранним христианам, и лишь много позже был отменен решением Вселенского Собора. Но основы Вселенной, к счастью, не зависят от изменчивой воли людей.

Исповедь — это диалог, который ведет автор с самим собой. Мы теперь можем выразить эту мысль так: достоинства и недостатки личности осознаются в свете Высшего «Я», Индивидуальности. Отрицается все ложное и преходящее, связанное с эгоизмом личности, все прекрасное и истинное откладывается в чаще накоплений. Но как часто в культуре мы встречаем диалоги через века; например, Данте воскрешает Вергилия и берет его в качестве водителя по иным мирам. Вся проблема понимания, так хорошо ныне обсуждаемая, сводится в общем-то к одному вопросу, почему в чей-то духовный мир человек может войти, другие миры для него закрыты, он их даже не замечает? Почему одна культура или эпоха близки и созвучны человеку, другие нет? Наверное, существуют родственные души, имеющие в своем основании общие корни; души — братья, воплощающие близкие идеи и находящие друг друга в земных пребываниях. А может быть, в каких-то случаях мы обнаруживаем воплощение одной Индивидуальности, и личности, разделенные столетиями, «узнают» друг друга, пусть пока неявно для дневного сознания, интуитивно, и продолжают прерванное дело своего предшественника.

Как известно, Августин не раз отмечает влияние, которое на него оказал Цицерон. В «Исповеди» он особо выделяет произведение Цицерона «Гортензий», значительно изменившее его внутренний мир 1. У поэта и мыслителя эпохи Возрождения Петрарки мы обнаруживаем увлечение тем же Цицероном. Именно он находит неизвестные письма римского оратора и философа, после их прочтения он пишет ответное письмо великой тени. Там есть такие слова: «Я скорблю о твоей судьбе, мне стыдно за тебя, и я сожалею о твоих ошибках.» Это письмо вызвало возмущение в литературном мире: как смел Петрарка брюзжать на величайшего писателя античности. Исследователь творчества Петрарки, почувствовав близость двух личностей, добавляет от себя, что никто из негодующих судей не подумал, как тяжело достались эти слова самому автору 2. Почему так трудно, и так близко была воспринята личность Цицерона Петраркой, не встретился ли со своим далеким прошлом и не узнал ли внутренним зрением и памятью себя самого в другой личине?!

Но самое удивительное мы находим дальше: на судьбу Петрарки оказывал влияние Августин. С его «Исповедью» поэт не расставался с юности, а в автобиографической книге «Моя тайна» именно Августина берет в качестве собеседника и наставника 3. Что это — простые совпадения или здесь раскрывается тайна одной Индивидуальности, бывшей на земле в личинах Цицерона, Августина и Петрарки? Тем более, если мы пристальнее вглядимся в их жизни, увидим черты характера, стремления, проанализируем «болевые» точки творчества, мы получим большой материал для размышления. Быть может, в данном случае мы имеем возможность прочитать не одну, а несколько страниц в великой книге жизней одной Индивидуальности? И если человек начнет осознавать, что все его встречи и влечения не случайны, что таланты и творческие способности он приносит из прошлого и они есть результат его предшествующих трудов, он обнаружит многое, на что пока не обращает внимания.

Диоген Лаэртский рассказывал о Пифагоре следующее: «Гермес предложил ему на выбор любой дар, кроме бессмертия, а он попросил оставить ему живому и мертвому память о том, что с ним было 4. Но что есть бессмертие, если не память о странствиях души в мирах земных и надземных, и не раскрывается ли она как дар Богов в награду за творческую смелость и дерзание?!