Игрушки-для-катастрофы

[217]

Возможно, в стратегиях философствования, которые принято обозначать как «постмодернистские», термин «катастрофа» мог бы быть расшифрован как разрушение «магическим танцем-стихотворением» (ката-строфа). Более традиционный стиль рассуждения нуждается в ином определении. При катастрофе развитие деструктивных изменений в системе преодолевает предел адаптивности системы, и восстановление гомеостазиса оказывается невозможным. При кризисе порог адаптивности не перейден, поэтому гомеостазис системы восстановим, но уже как новое состояние, не равное предкризисному.

Мальчишка, который упросил родителей купить ему игрушечную железную дорогу, и с увлечением изучает на практике все возможные способы составления путей и движения поездов, сначала испробует варианты, предложенные изготовителями игры, а затем, если еще не считает, что на игрушки нужно только смотреть, и не боится раздражения родителей по поводу испорченной «железной дороги», попытается устроить крушение состава. Возможно, что это повторится не один раз. Можно утверждать, что ребенок демонстрирует естественное для человека стремление к кризису — в той мере, в какой кризис предполагает новизну.

Видимо, такой способ обращения с игрушкой действительно естествен, хотя бы потому, что не только игрушечные паровозы терпят бедствие — малыши частенько разбирают на части и «технические игрушки» (телефоны, машинки, и так далее), и антропоморфные (куклы и зверюшки лишаются конечностей, «внутренностей», глаз, ушей и т.д.). Некоторые родители и детские психологи склонны интерпретировать это поведение как реализацию скрытой в глубинах психики агрессии, но далеко не всегда подобная интерпретация справедлива. Как нам представляется, чаще это желание узнать, как устроена игрушка внутри и нет ли у нее неизвестных способов применения — закономерное проявление познавательного инстинкта, а вовсе не вандализм. Совершенно необязательно после «причинения увечья» игрушка оказывается ненужной — срабатывает «установка», [218] описанная Агнией Барто: «Все равно его не брошу, / Потому что он хороший!»

Очевидно, что крушение игрушечного поезда представляет собой модель настоящей катастрофы. Но событие, которое оценивается как катастрофа с точки зрения так или иначе связанных с настоящим поездом людей, для игрушечной железной дороги, если владелец не доламывает ее целенаправленно и основательно, для игрушки как таковой — оказывается кризисом. Можно снова соединить игрушечные рельсы, собрать состав и включить электропитание. С другой стороны, если ребенок в порыве любопытства открутил голову у Барби, приделать эту деталь обратно значительно сложнее, как и восстановить прежний вид выпотрошенного плюшевого звереныша, проще купить новую (нового). Р. Барт в статье «Игрушки» еще полвека назад отметил, что такие игрушки «быстро погибают и после своей смерти уже не обладают для ребенка никакой жизнью» 1. Для игрушки это скорее катастрофа, чем кризис.

Соблазн объяснить относительность понятий «катастрофа» и «кризис» антропоморфностью / техноморфностью игрушки исчезает при чтении хрестоматийного 2 рассказа Н. Носова «Телефон», где понятие катастрофы (а не кризиса) применимо к печальному финалу игры в разбирание игрушечного телефона. Игрушечный телефон нельзя отремонтировать, восстановить, поэтому он, как и Барби без головы, может быть назван «катастрофической» игрушкой, или игрушкой-«катастрофой» (по аналогии с фильмом-катастрофой), в отличие от «кризисной» игрушки — железной дороги. Интересно, что к «катастрофическим» можно отнести большинство тех современных серийных игрушек, которые штампуются из пластика (и, значит, действительно легче и выгоднее купить новую «такую же», но не восстанавливать прежнюю 3), а к «кризисным» — креативные игрушки, такие, например, как конструкторы.
[219]

Очевидно, что с нравоучительно-педагогической точки зрения «кризисные» игрушки оказываются более полезными, чем «катастрофические», потому что ребенок может выстраивать с ними разнообразные, а не однозначно заданные отношения. «Кризисные» игрушки, позволяющие многократно моделировать и модифицировать «катастрофические» ситуации, могут работать как психотерапевтическое средство, причем не только в конкретных методиках, разработанных, например, в аналитической психологии. Свойственная социальной системе в целом «система игрушек» отражает действительные ценности, следовательно, изменения в мире детских игрушек серьезно влияют на развитие социума. К сожалению, современные серийные детские игрушки изготовлены так, чтобы сделать из ребенка «маленького хозяйственного домоседа, которому даже незачем разбираться, почему в мире взрослых происходит то-то и то-то: все причины он получает в готовом виде, его дело — пользоваться…» (Р. Барт) 4. Преобладание «игрушек-катастроф», видимо, специфично для крайне «невротизированного» социума, близкого к состоянию стагнации. Культивирование «игрушек-для-кризиса», предназначенных для «детей-творцов», а не «детей-пользователей» (Р. Барт), способно повлиять на продвижение к социальной катастрофе.