Трактат Апулея «Об истолковании» — первое дошедшее до нас сочинение на латинском языке, посвященное непосредственно логике Аристотеля. Римские мыслители эллинистической эпохи имели по большей части греческое образование и многие из них читали Аристотеля в оригинале. Это - одна из основных причин , из-за которой мысли Стагирита так долго не находили латинского воплощения. Списки его логических трудов попали в Рим приблизительно в 86 г. до н. э., а в 50-40 гг. до н. э. были изданы Андроником Родосским. Цицерон (106-43 гг. до н. э.), современник Андроника Родосского, имел у себя логические труды Аристотеля и под непосредственным впечатлением от его «Топики» написал трактат под тем же названием (см.: Топика // Цицерон. Эстетика. Трактаты. Письма. М., 1994). Это — небольшого объема труд, в котором, конечно, не могли найти отражение основные открытия Аристотеля в области логики. Цицерон рассмотрел логические операции деления и определения в аспекте их использования для составления речей. Обращает внимание то, что многие логические термины, которые Цицерон перевел с греческого на латынь, взяты у стоиков и эпикурейцев, но не у перипатетиков. Из логики стоиков он заимствует 5 аксиом и добавляет к ним еще два модуса. Один из них, на который обратил наше внимание Я.А. Слинин, не является правильным. Это следующий модус: «ложно, что первое и второе, но не первое, значит, второе» (там же. С. 69). Источник этого заимствования неизвестен. По-видимому, Цицерон не занимался переводом основных логических трактатов Аристотеля. Зато он, в отличие от многих своих современников, сумел по достоинству оценить Аристотеля и поставить его в ряд самых выдающихся мыслителей
Современник и друг Цицерона Варрон (116-27 гг. до н. э.) также сделал очень многое для латинской обработки греческой философии, в том числе перевел известные греческие учебники по диалектике стоиков, однако это сочинение Варрона утрачено. Не исключено, что существовали и другие логические сочинения на латыни, не дошедшие до нас. Сочинению, о котором пойдет у нас речь, в этом смысле на редкость повезло, и не удивительно, что его подлинность до сих пор подвергается сомнению.
Апулей из Мадавры (124-180 гг. н. э.), известный автор романа «Метаморфозы» (Августин Блаженный переименовал его в «Золотого осла») , родился в римской провинции Африка, а образование получил в столице этой провинции — в Карфагене. Апулей продолжил свое изучение философии в Афинах, где примкнул к школе платоников. Из Афин он отправился в Рим, где, в совершенстве овладев латинским языком, стал ораторствовать в суде. Однако средств его на жизнь в Риме не хватало, и вскоре он покинул вечный город и провел большую часть жизни в Карфагене. По словам Апулея он писал и по-гречески, и по-латыни, однако до нас дошли только латинские сочинения Апулея, среди которых для нас наибольший интерес представляют его философские трактаты. Ценность философских сочинений автора знаменитого «Золотого осла» признавалась исследователями весьма незначительной (см., например: Грабарь-Пассек М.Е. Апулей // Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. М., 1959. С. 361).
Изящную латынь «Метаморфоз» оценило большинство образованных людей, в том числе и А.С. Пушкин. Многие из нас помнят его строки из «Евгения Онегина»: «В те дни, когда в садах Лицея / Я безмятежно расцветал, / Читал охотно Апулея, / А Цицерона не читал…»
По сравнению с изящными «Метаморфозами» философские трактаты Апулея не считаются чем-то выдающимся. Такая оценка вряд ли может считаться окончательной. Дело в том, что среди философских произведений Апулея обычно не упоминают его логический трактат «Об истолковании», где излагается учение Аристотеля (рукопись под заглавием «Periermeniae Apulei expliciunt in quibus continentur categorici syllogismi»). Это сочинение, имеющееся во многих старинных рукописях, некоторые исследователи до сих пор считают написанным не Апулеем. В издание философских сочинений Апулея (Apuleius Lucius. Opuscules philosophiques et Fragments. Paris, 1973) этот трактат не включен, причем без обсуждения проблемы его подлинности. Некоторые авторы (например: Gibson М. Boethius. His Life, Thought and Influence. Oxford, 1981. Р. 450) не признают вклад Апулея в развитие логической техники и терминологии, относя эти результаты к логике Боэция.
Однако сам Боэций, а ранее Капелла Марциан и Марий Викторин используют это сочинение в качестве неназванного источника.
Исследователи философского творчества Апулея Раймонд Клибанский и Франк Реген в книге «Рукописи философских произведений Апулея» (Klibansky R., Frank R. Die Handschriften der philosophischen Werke des Apuleius. Ein Beitrag zur Ueberlieferungsgeschichte. Gottingen, 1993) обосновывают несостоятельность аргументов, которые приводятся против авторства Апулея. Один из аргументов состоит в том, что Апулей был платоником, а не перипатетиком, и не мог так досконально знать учение Аристотеля. Но ведь, как известно, платоновской логики не существовало, и даже неоплатоник Порфирий, написавший знаменитое «Введение» к «Категориям» Аристотеля, отдает в области логики первенство Аристотелю. Апулей неоднократно обращался к Аристотелю, в частности, в трактате «О мире» (De mundo), стремясь сделать все области греческой философии доступными латинскому миру. Поэтому не удивительно, что Апулей обращается к перипатетической логике. Опираясь на Аристотеля и Теофраста, Апулей добавляет элементы стоической логики, при этом считает возможным сохранение антистоической тенденции. О его способности разбирать и излагать логические сочинения свидетельствует также то, что он перевел «Введение в учение о числах» Никомаха из Герасы (1-я половина II века н. э.), в чем у историков нет сомнений. Сам Апулей в своих сочинениях указывает, что в Афинах он изучал, кроме геометрии и музыки, также и диалектику (логику).
Приведем некоторые исторические свидетельства, относящиеся к Апулею. Августин Аврелий называет своего земляка Апулея выдающимся писателем, благородным платоником (Platonicus nobilis), и ставит его в один ряд с Плотином, Ямвлихом и Порфирием, выделяя как единственного латиниста, прекрасно владеющего как греческим, так и латинским языком.
Исследователь M.W. Sullivan (Apuleian Logic. The Nature, Sources and Influence of Apuleius`s Peri Hermeneias. Amsterdam, 1967. Р. 170, 192) указывает на Марциана Капеллу, как на непосредственный источник знаний об Апулее и его логическом трактате. Действительно, в популярном трактате Марциана «Брак Филологии и Меркурия» (Martianus Capella. De nuptiis Philologiae et Mercurii. Liber 4. De arte Dialectica // Ed. James Willis.BSB B.G. Teubner Verlagsgesellschaft. Leipzig, 1983. S. 105-147) глава «Диалектика» содержит большие фрагменты апулеевского труда. Имеется там и логический квадрат, но отношения между суждениями описаны с помощью других латинских терминов, кроме того, добавляется и анализируется отношение подчинения.
Современник Боэция, Кассиодор (477-570), в своих «Установлениях» (Cassiodori Senatoris Institutiones. Edited from the Manuscripts by R.A.B. Mynors. Oxford, 1937. Institutiones 2, 11. Р. 114,19 f) пишет о том, как трудно понять трактат Аристотеля «Об истолковании», и как на вспомогательное средство он указывает на учение Апулея о категорическом силлогизме: «Кто желает полнее знать эти формулы категорических силлогизмов, пусть читает книгу, которая озаглавлена «Об истолковании» Апулея, и узнает изложенное тоньше» («has formulas categoricorum syllogismorum qui plene nosse desiderat, librum legat qui inscribitur perihermenias Apulei , et quae subtilius sunt tractata cоgnoscit»).
Это указание на Апулея в следующем веке буквально перенял Исидор Севильский(560-636), а вслед за ним и другие. Поскольку издавать собрания сочинений не было в традициях средневековья, логический трактат Апулея привычно включался в компендиумы по логике.
Так, в Каролингскую эпоху друг Алкуина, с 798 г. епископ Орлеана Теодульф (Teodulf) использовал логический трактат Апулея и применял его положения для решения теологических проблем (см.: Klibansky R., Frank R. Die Handschriften der philosophischen Werke des Apuleius. Ein Beitrag zur Ueberlieferungsgeschichte. Gottingen, 1993. S. 43). Небольшой же труд самого Алкуина по диалектике не позволяет заключить, пользовался ли он рукописью Апулея или был знаком с ней опосредованно через трактаты Марциана и др.
Из дальнейших источников представляет интерес рукопись аббата Аббо, средневекового грамматика и логика. Эта рукопись содержит наряду с логическим трактатом Апулея собственное сочинение Аббо о категорическом и гипотетическом заключениях, в котором он сравнивает Аристотеля и Апулея. Аббо подробно излагает учение Апулея о категорическом и гипотетическом силлогизмах и заключает: «Все же давайте сначала распределим, что привел в порядок Апулей, а что перевел Боэций» («Jam vero prius disponamus ut Apuleius ordinavit, deinde ut Boethius transtulito»). (Syllogismorum categoricorum enodatio. Van de Vyver, Brugge, 1966. S. 51 f.) Аббо стремится в своем изложении соединить трактаты Апулея и Боэция, например, использует апулеевский термин coniugationes (соединения) и добавляет эквивалентный термин Боэция complexiones (сочетания). Аббо завершает свое исследование такими словами: «Прочитана книга «Об Истолковании» Аристотеля, на темноту которой большой свет проливает не только изложение в двух частях Боэция, но также искусная книжка Апулея Мадаврийского» («explicit liber Periermeniarum Aristotelis cuius obscuritati maxsimam lucem infundit non solum duplex commentum Boethii sed etiam peritulis libellus Apuleii Medaurensis»).
Попробуем кратко изложить содержание апулеевского трактата.
Подобно стоикам, Апулей делит учение о мудрости, философию, на три части: натуральную, моральную и рациональную. Последняя содержит в себе искусство рассуждения. Но виды речей многообразны, и лишь одна их них покорна истине и лжи. Греки называли такую речь — протасис, Варрон — proloquium, Цицерон — enuntiatum, Апулей же выбирает латинское слово propositio. Мы же в соответствии с традицией назовем такую речь высказыванием. Высказывания автор делит на простые и сложные. Простые называются также предикативными («Тот, кто правит, счастлив»). Сложные (substitutiva или condicionalis) названы условными («Если мудр тот, кто правит, то он счастлив»). Предикативные по природе первые и являются элементами условных. Далее дается деление предикативных высказываний по количеству: общие (universales) — «Все дышущие живут», частные (particulares) — «Некоторые живые существа не дышат», неопределенные (indefinitae) — «Живое существо дышит». Деление по качеству: утвердительные (dedicativae) — «Добродетель — благо», отрицательные (abdicativae) — «Удовольствие не благо». Этого же деления, указывает автор трактата, придерживаются и стоики. А согласно «Теэтету» Платона, высказывание состоит из имени и глагола. Например, в высказывании «Апулей рассуждает (Apuleius disserit)», которое либо истинно, либо ложно, «Апулей» — подставленная часть (subdita), а «рассуждает» — объясняющая часть (declarativa). Первая часть меньше, вторая больше, потому что не один Апулей рассуждает. Это всегда так, кроме случая, когда высказывается собственный признак, например, «то, что является лошадью, ржет», так как для лошади собственный признак — ржать. Здесь обе части равны, и поэтому можно поменять их местами: «то, что ржет, есть лошадь». Но не так с неравными частями, ибо неверно, что если все люди — живые существа, то все живые существа - люди, потому что быть живым существом не собственный признак человека, а принадлежит и другому живому. Но обратить это высказывание можно, зная что объясняющая часть охватывает большее, чем подставленная. В случае же собственного признака эти части можно отличить, зная, что собственный признак определяется глаголом, а не именем. После анализа операции обращения Апулей предлагает рассмотреть отношения между четырьмя видами высказываний, расположив их в виде «квадратной формулы(quadrata formula)». Обратим внимание на термины, обозначающие отношения между высказываниями. Они еще не носят логического характера. Верхняя линия соотносит в утверждении и в отрицании общие высказывания. Они — incongruae. Это слово можно перевести как неследующие. О них говорится, что они никогда не бывают вместе истинными. Нижняя линия соотносит частные утвердительное и отрицательное высказывания, они — subpares, почти равные. По диагонали — высказывания, которые между собой в отношении alterutrae — какое-либо из двух.
В доступных нам источниках это первое изображение логического квадрата. Хотя употребляемые здесь термины еще не носят логического характера, однако, размещение видов высказываний вполне привычное. Отношение подчинения Апулей не анализирует, оно, как известно, не отмечено и Аристотелем.
Таким образом, на странице 195 изданного апулеевского трактата мы встречаем так называемый логический квадрат (см.: Apuleius. De philosophia Libri. Edidit M.Moreschini. Stvtgardiae et Lipsiae. 1991. Peri ermeneias. Соl. 189-215.). Дается не просто иллюстрация, но и подробный анализ отношений между суждениями. Между тем во многих справочных изданиях можно прочесть, что изобретение логического квадрата принадлежит логику XI века Михаилу Пселлу. Уже один этот факт указывает на важность решения вопроса о подлинности апулеевской работы.
Пока нет достаточных оснований называть Апулея изобретателем упомянутого логического квадрата. К рисунку, взятому нами из указанного издания, достопочтенные издатели делают на той же 195 странице следующее примечание: упомянутые в тексте линии не встречаются ни в каких рукописях, однако, издатели вслед за другими издателями принимают «квадратную формулу» и вставляют изображение квадрата, так как считают труд приводить тексты 600 раз переписанных рукописей подобным Геркулесову труду.
Мы полагаем, что даже если Апулей и не рисовал квадрат, он имел его в своем воображении, когда рассматривал отношения между высказываниями. Можно предположить также, что и Апулей взял «квадратную формулу» из работ своих предшественников, например, перипатетиков. Но об этом у нас пока нет никаких данных. Зато с большой долей уверенности можно сказать, что и Марциан, и Боэций, изображая в своих трактатах логический квадрат, использовали работу Апулея. В трактате Марциана Капеллы («Брак Филологии и Меркурия», написанном около 470 г. (Martianus Capella. De nuptiis Philologiae et Mercurii. Liber 4. De arte Dialectica. Ed.James Willis. BSB B.G. Teubner Verlagsgesellschaft. Leipzig, 1983. Col. 105-147) на странице 136 мы встречаем уже более подробный анализ отношений между высказываниями, в том числе и отношение подчинения, однако термины для обозначения видов высказываний взяты у Апулея, как и многие фрагменты этого компендиума Марциана. У Боэция логический квадрат встречается в нескольких местах, в частности, и в работе, переведенной и опубликованной на русском языке (см.: Введение в категорические силлогизмы А.М.Т.С. Боэция / Пер. А.В. Апполонова // Вопросы философии. 1999. № 1.С. 136-144). Боэций вводит новые термины, а также буквы для обозначения четырех видов высказываний, которыми мы пользуемся до сих пор.
Не меньший интерес в работе Апулея представляет теория категорических силлогизмов Аристотеля. Он рассматривает ее наряду с логикой стоиков и перипатетиков. Нововведения последних он оценивает критически. Во-первых, считает он, не следует добавлять силлогизмы из неопределенных посылок, так как они дают неопределенное заключение.
Поскольку Апулей, как и Аристотель, не фиксирует порядок посылок, его анализ отличается от традиционного. Местами он труден для понимания, так как текст не всегда связный, но длинный из-за отсутствия буквенных обозначений.
Апулей указывает, что в 1-й фигуре («формуле» по Апулею) имеется 9 модусов («модулей») и 6 сочетаний посылок. Во 2-й — 4 модуса и 3 сочетания. В 3-й — 6 модусов и 5 сочетаний. Рассмотрим для примера 1-ю фигуру.
Первый модус: «Все справедливое — нравственно, все нравственное — благо, следовательно, все справедливое — благо». Если обратить заключение, то к 4-м аристотелевским модусам добавляется, указывает Апулей, пятый. (В традиционной логике это модусы Barbara 1-й фигуры и Bramantip 4 -й фигуры.)
Второй модус: «Все справедливое — нравственно, ничто нравственное не позорно, следовательно, ничто справедливое не позорно». Если обратить заключение, то получается 6-й модус (это, соответственно, модусы Celarent 1-й и Camenes 4-й фигур).
Третий модус: «Некоторое справедливое — нравственно, все нравственное — полезно, следовательно, некоторое справедливое — полезно». Обращением заключения получаем 7-й модус (это, соответственно, Darii 1-й и Dimaris 4-й фигур).
Четвертый модус: «Некоторое справедливое — нравственно, ничто нравственное — не позорно, следовательно, некоторое справедливое — не позорно». 8-й и 9-й модусы сохраняют это заключение, поскольку оно не обращается. Они получаются обращением посылок в самом сочетании, причем первым следует оставить отрицательное высказывание (таким образом, из Ferio 1-й фигуры получаются Fesapo и Fresison 4-й фигуры).
Восьмой модус: «Ничто позорное не является нравственным, все нравственное — справедливо, следовательно, некоторое справедливое не является позорным». Девятый модус: «Ничто позорное не является нравственным, некоторое нравственное — справедливо, следовательно, некоторое справедливое — не позорно».
Почему же только 4-й модус порождает два новых, остальные — по одному? Потому что, если в первом модусе обратить обе посылки, получится неправильное сочетание из двух частных высказываний, а если обратить одну из них, то получится либо 2-я фигура, либо 3-я. Если у второго модуса обратить, то получится 9-е сочетание (то есть EI), которое мы уже получили из 4-го модуса, если же обратить только одну посылку, то получим либо 2-ю,либо 3-ю фигуры.
Таким образом, из 1-й фигуры получится 9 модусов, из которых только первые четыре называются недоказуемыми, но не потому что не могут доказываться подобно квадратуре круга, а потому что слишком просты и очевидны, чтобы нуждаться в доказательстве. Они сами порождают прочие и уделяют им свою достоверность.
Во 2-й фигуре Апулей рассматривает 4 модуса и всего 3 сочетания посылок, в 3-й — 6 модусов и 5 сочетаний посылок. Итого получаются 19 модусов и 14 сочетаний посылок. Далее Апулей отмечает, что по обычаю перипатетиков оставляют недоказуемым только первый модус: А обо всех В, В обо всех Г, следовательно, А обо всех Г. Стоики же, используя вместо букв числа, считают недоказуемым такой модус: «Если первое, то второе, первое, следовательно, второе». Однако добавляет Апулей, Аристотель открыл 4 недоказуемых модуса, а Теофраст и прочие причислили 5. Апулей отклоняет добавления перипатетиков. Доказываются, считает он, только 14 сочетаний посылок из 48 возможных, и число их не может быть увеличено. Действительно, если не фиксировать порядок посылок, а иметь ввиду только отношение крайних терминов к среднему, то таких сочетаний получится 48 (по 16 в каждой из трех фигур), но правильными будут только 14 (поскольку во 2-й и 3-й фигуре такие сочетания как, скажем, ЕА и АЕ составляют одно и то же сочетание посылок).
Наше исследование носит обзорный характер. Мы полагаем, что трактат Апулея достоин более тщательного исторического и логического анализа.
Добавить комментарий